В течение целой недели на борту «Сохара» не отыскалось бы даже относительно сухого места. В такой сырости была одна радость — полчища тараканов, делившие с нами кров с начала плавания, были тоже не в восторге от «мокрого» Южно-Китайского моря. После нескольких дней шквалов внизу скопилось много воды, а тараканы отнюдь не одобряли того обстоятельства, что их пища промокла. Когда «Сохар» шел галсом к порту, вода собралась по одному борту, а тараканы толпились по другому. Когда мы меняли галсы, вода перемещалась, и сердитые насекомые с неохотой покидали свое пристанище и переходили на правую сторону, на относительно сухое место.

25 июня, пройдя под «сводовым шквалом», мы вышли к проходу между Парасельскими островами и Банкой Маклсфильд в Тонкинском заливе. Это было всего в 500 километрах от устья Жемчужной реки, ведущей к нашей цели, порту Гуанчжоу. В этих водах промышляло до 15 тысяч пиратов, которые нападают на гражданские суда. 26 июня, пополудни, показалось, что и нам потребуются ружья и газовые гранаты из арсенала вооруженных сил султана.

После полудня небольшая моторная лодка оказалась в двух-трех километрах от нас, и в бинокль я заметил, что на борту ее находятся только мужчины. Мы были слишком далеко от берега, возле которого плавали рыболовецкие суда. Я вспомнил, как описывали типичных пиратов Южно-Китайского моря, — это были шайки хорошо вооруженных людей, которые брали на абордаж и грабили небольшие суда, иногда убивая и весь экипаж. У Сингапура пираты нападали даже на танкеры. Поскольку моторка продолжала приближаться к «Сохару», я приказал своей команде достать оружие.

Но, как оказалось, лодка была не с пиратами, а с их потенциальными жертвами — это были так называемые «морские вьетнамцы». Среди них было семь мужчин, четыре женщины и семеро детей. Они пытались добраться до Тайваня и испытывали недостаток в пресной воде, пище, одежде и других необходимых вещах. Когда за несколько километров они заметили необычный силуэт «Сохара», то решили попросить помощи, при этом приняв меры предосторожности и спрятав женщин и детей под палубу.

Мы сделали для них все, что смогли, снабдив их пресной водой, мешковиной и коробками с едой, а также одеждой и лекарствами. Наш доктор Ник Холлис осмотрел беженцев и нашел их состояние удовлетворительным, приняв во внимание, что они провели в открытом море уже больше недели и начинали страдать от солнца и непогоды.

Через два дня показался китайский берег, на котором у устья Жемчужной реки возвышался пик Дауаншан. Столетиями эта вершина служила арабам маяком на их пути к этому большому речному порту, известному ныне как Гуанчжоу, но раньше называемый арабами Ханфу. Арабы и другие чужестранцы прибывали сюда за фарфором и шелком в таком количестве, что китайцы вынуждены были для присмотра за ними назначать специальных таможенных чиновников.

Устье Жемчужной реки (Сицзян) было широким и необычайно пустынным. Когда мы прокладывали курс по широкому эстуарию, казалось, за нами следит своим мрачным единственным глазом радиолокационная установка на вершине Дауаншана, напоминающая шар для игры в гольф. На ночь мы бросили якорь в нескольких километрах от какого-то острова. Две джонки стали рядом, но рыбаки нас не заметили, и мы были окружены тишиной, полной призраков.

Во второй половине следующего дня произошла и встреча с властями. Когда мы продвигались вверх по реке, вниз по течению устремилась канонерка и стала подавать нам знаки сигнальным фонарем. Не будучи в состоянии расшифровать это послание, в знак своих доброжелательных намерений мы просто подняли китайский флаг и бросили якорь. Очевидно, удовлетворенные этим, люди на канонерке поспешно двинулись вверх по реке.

На следующее утро появилось огромное буксирное судно и по радио сквозь треск послышалась превосходная английская речь:

— Как вы себя чувствуете? Я — мистер Лиу из Министерства иностранных дел Китая и прибыл из Гуанчжоу, чтобы встретить вас.

Справившись с охватившим меня волнением, я ответил вежливо:

— Меня зовут Тим Северин, я и моя команда прибыли из Омана, чтобы приветствовать вас.

После этого нас взяли на буксир и доставили в Гуанчжоу на пышную встречу. Мы опередили первый тайфун этого сезона всего лишь на 48 часов.

Доброта наших китайских хозяев была незабываемой. В Гуанчжоу они кормили нас так, словно мы вообще ничего не ели за все время плавания. Нам потребовалось семь с половиной месяцев, чтобы одолеть почти десять тысяч километров, и время, проведенное в Гуанчжоу, показалось нескончаемым банкетом.

Прежде всего китайцы оценили судно, сделанное нашими руками, — известно, что они вообще высоко ставят ручную работу. А еще они были благодарны нам за возрождение древних исторических связей Китая с Арабским миром — тех связей, которые отразились в путешествиях Синдбада.

«Сохар» выполнил предназначенную ему миссию. Вскоре его отвезут в Маскат, и он будет установлен на выставке. Путешествие Синдбада стало возможным благодаря щедрости и великодушию султана Омана и оманского народа, а также упорству тех людей, кто строил «Сохар» и плыл на нем. Теперь наше плавание, как и семь путешествий Синдбада, станет еще одной морской историей. Не бесславной.

То была настоящая мировая война — Восток шел против Запада. Два сверхмощных державных союза сошлись в смертельной схватке за земли на трех континентах и морях. То была Священная война, жестокая битва за веру. Армии Оттоманского султана, по прозвищу Меч Ислама, прошли от Турции, нанесли удар в самое сердце христианской Европы — по Белграду, Будапешту и оказались у ворот Вены. Христиане и мусульмане сталкивались в Индийском океане, Персидском заливе, Красном море, а Средиземноморье стало ареной нескончаемых сражений…

В это же время Колумб отправился на запад в поисках Индий, да Гама двинулся вокруг Африки, а Магеллан своим плаванием вокруг света связал Восток с Западом. В это время появился порох, и оттоманские пушки превратились в страшное разрушительное оружие, перед которым укрепленные замки становились живописными, но жалкими декорациями, а простой крестьянин с мушкетом мог сразить рыцаря, горделиво восседающего на породистой лошади.

Владыки мира, как звезды первой величины, сияли на небосклоне XVI столетия. Карл V, из испанской династии Габсбургов, император Священной Римской империи, предводитель крестоносцев и давний борец с исламом. Его извечный соперник Франциск I, «самый христианский король» Франции, который со временем продал душу дьяволу и туркам за обладание Миланом. Мартин Лютер, саксонский реформатор, непреднамеренно разбивший единство церкви, которую был призван защищать Карл. Английский король Генрих VIII, попеременно то союзник, то враг всех вышеперечисленных, защитник веры и папы, но порвавший затем с Римом, чтобы иметь право на развод с тетушкой Карла. Иван Грозный, заложивший основы государства Московия…

В центре этой мировой арены был один человек, стоявший выше всех остальных: Сулейман, предводитель верующих, тень Бога на земле, защитник священных городов Мекки, Медины и Иерусалима, господин всех господ мира, Востока и Запада… Почитаемый людьми как Кануни, создатель законов, вызывающий боязнь и восхищение Запада, Великий Сулейман привел Оттоманскую империю к наивысшему расцвету, управляя ею из города, «самым наилучшим образом подходящего для мирового господства» — Стамбула, прославленного Константинополя, основанного Константином Великим за двенадцать столетий до того на пересечении путей Европы и Азии.

«Я не знаю государства, которое было бы более счастливым, чем это, — писал венецианский посол в 1525 году, — оно обладает всеми небесными дарами, регулирует войны и мир; богато золотом, людьми, кораблями и отличается послушанием своих подданных; ни одно государство не может с ним сравниться. Пусть Бог хранит его как можно дольше».

Удивительно долго правил Сулейман — 46 из 72 лет своей жизни, полной триумфов и отягощенной трагедиями. Долг обязал его казнить своего самого близкого друга. Во время величайшего поражения уже в конце своего правления он все же сумел повести себя по-рыцарски, Околдованный, как говорили некоторые, женщиной-рабыней, он приказал казнить своего любимого сына и престолонаследника. Его задушили в присутствии отца тетивой от лука.