Сперва им предстояло пройти по землям соседних племен. И их пропустили: все Акимики-теру знали и уважали Мудрейшего, и если бы у Лесных людей был Верховный шаман, как это заведено у степных племен Хантагу-теру — людей Ветра, так непременно он бы им давным-давно стал…

Старые люди говорили, что раньше, в молодости, когда Мудрейший был простым охотником, девушка, которую он любил, ушла в лес собирать съедобные коренья и не вернулась назад. Безутешный, он несколько дней разыскивал ее, пока не нашел — грудь ее была разорвана, она умерла уже давно, но звери не тронули тело. Ведь ни одно животное не может даже приблизиться к трупу того, кого казнил Великий Бог Айтумайран, и на нем не бывает никаких признаков разложения. Охотник, как и все люди, до этого времени строго соблюдал табу и почитал духов, видимых и невидимых, но теперь он не смог принять с чистым сердцем того, что случилось. За какие проступки Айтумайран казнил его любимую, он не знал, да и не хотел знать, ибо все, что осталось в его жизни, была мучительная, неутолимая и ничем не облегчаемая боль. Он при всех бросил копье наземь, отрекся от своего рода и своего племени и во всеуслышание поклялся найти земли, на которые не распространяется власть Айтумайрана. О существовании таких мест говорилось в древних легендах, но никто не мог сказать, где они находятся. Охотник ушел далеко, долго странствовал среди чужих племен и наконец добрался до далекого и таинственного Края твердой воды, о котором и Болотные люди, жившие за равнинами, населенными людьми Ветра, знали только понаслышке. В самом же том краю совсем не было людей — лишь немногие диковинные звери и птицы могли жить там, где вода не течет в ручьях и реках, но тверда как камень… В тех землях нелегко добыть пропитание, жизнь трудна и мучительна, однако она была не мучительнее той боли, что носил в себе молодой охотник, и он остался. Но однажды, стоя на берегу огромного таинственного озера, в котором плавали белые сверкающие скалы, а вода обжигала словно огонь, он увидел, как из него на сушу вышел Айтумайран. Вид его был ужасен; шерсть, алая, как пламя, намокла, а из клыкастой пасти стекала смешанная с водой кровь… И охотник, который в этот день перестал быть простым охотником, а стал великим шаманом, возвратился в родные леса, дабы рассказать людям, что земель, свободных от власти Великого Бога, нет, и если даже человек с помощью колдовства обратится в рыбу, то и под водой он не обретет свободы. А за то, что он смог постичь все это, Айтумайран даровал Мудрейшему неестественно долгую жизнь, и даже отцы отцов, видевшие взрослыми своих внуков и правнуков, помнят его не иначе, как глубоким стариком с длинными седыми волосами…

Итак, шаман вел людей все дальше вглубь леса, и последними на их пути лежали владения племени Итко, а за ними простирались необитаемые земли, царство духов айту, куда не отваживался заходить ни один человек. Все ждали, что шаман повернет на закат или на восход солнца, где людей было меньше и племя могло занять пригодные для жизни и охоты места не прибегая к силе — воевать Лесные люди, в отличие от людей Ветра, не любили, и крайне редко занимались этим. Но на восьмой день странствия в краю Итко Мудрейший остановился на поляне, где недавно совершили большое жертвоприношение для умиротворения Айтумайрана — десять молодых людей и десять девушек лежали вокруг Священного столба на подстилках из сухой травы ногами к нему. Их головы были отрублены ударом боевого топора, и хотя разложение зашло уже достаточно далеко, но текло вяло, а дикие звери не тронули тела. Это свидетельствовало о том, что жертва оказалась приятна богам Вечного Леса, и они где-то близко. Шаман ушел на самый край поляны, сел там, обхватив колени руками, прижав подбородок к груди, и долго молился духам, затем подошел к столбу и стал обходить тела. Поднимал отрубленные головы, гладил их, произнося таинственные слова… Агизекар увидел тогда, как побелело лицо их проводника из племени Итко. Расспросив его, он узнал, что Мудрейший называл мертвых по именам — по их священным именам, которые дают избранным в день жертвоприношения, и которые слышат только боги айту, да те, кто при этом присутствует. Но ведь проводник знал, что в тот час, когда оборвалась жизнь его соплеменников, Мудрейший находился еще в шести днях пути от этого места!.. Тогда и Агизекар испугался, а потом…

Потом шаман выпрямился, надел на голову череп хасаха и пошел дальше — прямо в ту сторону, где кончались земли Итко и начинались владения богов айту. Люди боялись, но послушно шли за ним, и никто не отважился преградить ему путь и спросить — что же он делает? Куда они идут? Агизекар чувствовал, как в его сердце вползает холодная змея страха. Даже на лицах бывалых охотников читался испуг. Бесстрашный Дакапо, вождь воинов, который не боялся никого и ничего, и тот выглядел подавленным. А Мудрейший вел их все дальше и дальше вглубь Вечного Леса. Каждое утро он поднимался с земли, надевал на голову тяжелый череп, шел вперед, не зная усталости, останавливаясь только тогда, когда и более молодые уже падали с ног — и так день за днем, пока все не потеряли счет бесконечным дням пути.

Изредка они раскидывали временное стойбище, чтобы отдохнуть и пополнить припасы охотой — вскоре начались места, сказочно богатые непуганой дичью. Люди начали понемногу привыкать к мысли, что они забрались в самое сердце страны айту, и вот ведь чудо — ничего страшного не происходит. Боги не покарали их за дерзость, даже, как будто, благоволят к ним — иначе с чего бы добыче чуть ли не самой идти в руки охотников? Непонятно… непонятно. Но как хорошо жить-то — еды вдоволь на каждого, давно уже не было так; шаман отменил почти все табу, оставив лишь несколько. Дрожь пробирает от такой нежданной свободы: делай почти все что захочешь, охоться почти что везде и на кого только хочешь — не прогневаются ли боги? А сам Айтумайран? Не пора ли остановиться? Проходило время, но боги не думали гневаться. А Мудрейший все вел их, пока они наконец не пришли сюда.

В лесу выбрали удобное место для устройства поселка и первым делом водрузили посреди будущего Места собраний Священный столб духов, сделанный, согласно обычаю, из ствола засохшего на корню молодого дерева. Мужчины построили хижины, женщины возделывали землю. Между чудовищной толщины вековыми деревьями были расчищены многочисленные небольшие участки, где они посадили пакуай — Дар богов — растение, из зерен которого делают потом вкусные лепешки. А свежая лепешка из пакуай — это такое лакомство, что и мяса не надо. Впрочем, теперь и мяса бывало вдоволь. Вокруг на многие дни пути лежали необитаемые леса, но они скоро привыкли, да во многом это было и к лучшему — не нужно опасаться внезапного нападения соседей, если те вдруг встанут на путь Священной войны, угодной богам. Акимики-теру редко воевали, но все же иногда это случалось. Не все шаманы были похожи на Мудрейшего, который за долгие годы, что управлял племенем, ни разу не повелел Дакапо поднять своих воинов для похода. А теперь, даже если другие племена Лесных людей отважатся отправиться вслед за ними, так ведь вокруг полно места — занимай любые охотничьи угодья, сколько нужно… Однако, несмотря на это, поселок построили так, чтоб к нему было трудно подобраться незамеченным. Одинокие молодые храбрецы, избравшие тропу воина, выстроили далеко в лесу свои крохотные, незаметные чужому взгляду убежища, живя в коих, день и ночь наблюдали за подходами к деревне, ведь настоящий боец всегда начеку, даже, когда спит… Хотя на них и на старом месте никто не решался напасть: боялись многочисленности племени, боялись свирепого Дакапо, который в бою не знал что такое страх и был беспощаден к врагам, но больше всего боялись Мудрейшего, который — все верили в это — находился под защитой самого Великого Бога Айтумайрана. А с Айтумайраном спорить бесполезно…

Аги споткнулся о корень дерева и пришел в себя. Как глубоко он задумался! Это не годится! Хотя, тут же сам себя успокоил он, было о чем — за последнее время столько всего произошло, аж голова идет кругом. И не только у него. Они пришли туда, куда и заходить-то никто не решался, не то что жить — раз. Мудрейший не велел устраивать на границах их теперешних охотничьих угодий места для совершения жертвоприношений — два. Жертвоприношений больше не будет, сказал он. Тут уж все просто лишились речи от изумления. Ни одного молодого воина, ни одну девушку не принес в жертву богам айту Мудрейший с тех пор, как стал шаманом, всегда ему удавалось обойтись без этого и умилостивить духов молитвой. Все только рады были, никому не хочется раньше срока переселяться в Страну Богатой Охоты, пусть даже ради блага всего племени, но чтоб совсем отменить древний обычай?.. Будь на месте Мудрейшего кто другой, так его самого немедленно принесли бы в жертву — за святотатство. А так люди помялись-помялись, да и смирились в очередной раз — привыкли, что их шаман в конце концов оказывается всегда и во всем прав.