Агизекар шел уже долго, ночная темнота отступила, и на смену ей пришел обычный зеленоватый сумрак дня — в Вечном Лесу никогда не бывает достаточно светло, лучи солнца лишь кое-где проникают сквозь раскинувшийся вверху полог, образованный сомкнувшимися кронами гигантских деревьев. Тропа, широкая вначале, превратилась в едва заметную стежку, которую мог различить разве что наметанный глаз охотника — она была уже не видна, а, скорее, угадывалась. Сюда не заходят женщины в поисках съедобных трав и кореньев; дети, которые ставят силки на птиц и мелких зверюшек, помогая взрослым добывать пищу, тоже не забираются так далеко от деревни. Здесь бывают только охотники. Добравшись до мест, где шаман разрешает бить зверя, они бросают гадальные кости, спрашивая духов, куда направиться дальше… Да еще сам Мудрейший знает потаенные охотничьи тропы. В любое время дня и ночи его можно встретить не только в поселке или его окрестностях, но и в самых глухих чащобах. Случалось, в один и тот же день его видели и в деревне, и в Змеиной долине, до которой три полных дневных перехода. Никто не может ходить так быстро, если ему не помогают духи, и еще… И еще — никто не может ходить, не оставляя за собой следов. Ченагу, брат Флиенти, рассказывал, как однажды повстречал старца на берегу Прыгающего ручья. У него давно накопились вопросы, которые он хотел задать при случае Мудрейшему; шаман приветствовал охотника и предложил тому говорить. Ченагу задал два вопроса и получил ответы, а третий, самый важный для него, задать забыл от волнения и вспомнил об этом только через некоторое время по расставании. Не долго думая, он вернулся к ручью и пошел по следам Мудрейшего. Следы вели вверх по течению, у самой кромки воды, и были ясно видны на песке. Их цепочка тянулась до небольшой тихой заводи. Здесь шаман остановился и… пропал! Ченагу обыскал все вокруг, он был абсолютно уверен, что Мудрейший не уходил с того места, и Агизекар ему верил — ведь Ченагу был, несмотря на молодость, одним из лучших следопытов племени. Тот-кто-говорит-с-духами попросту стоял на месте, а потом, судя по всему, растворился в воздухе или улетел…

Аги поискал глазами клочок земли, пригодный для гадания: нельзя освобождать для него место, приминая или вырывая траву, и достал из мешочка на поясе горстку косточек, составлявших некогда позвоночник хума — небольшого медлительного зверька, которого вера Лесных людей наделяла такой же великой мудростью, что и миролюбивого хасаха. Зажав кости в сложенных ладонях, он опустился на колени и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Потом трижды произнес вслух имя Айту-Айгакатама — бога охоты, и подождал немного: не ответит ли тот лично? Такого никогда не случалось, однако в самой возможности подобных вещей Агизекар не сомневался. Затем он бросил кости на землю, внимательно следя, в каком месте окажется та, которая прекратит движение последней, и где упадет самая большая. По всему вышло, что стоит идти туда, куда он и наметил; добыча будет ждать его там. Но… Было в расположении костей нечто странное, а что — Аги не мог понять, сколько ни прислушивался к себе, вглядываясь в прихотливый узор случайно упавших сухих позвонков. Вздохнув, он собрал гадальные кости, немного жалея, что он не шаман. Впрочем, будь он шаманом, не надо было бы и охотиться, поскольку шаманы не едят мяса, а только плоды и коренья…

Намеченного места Агизекар достиг уже далеко за полдень и выбрал укромный уголок для засады на пологом пригорке, с которого ему была хорошо видна небольшая, поросшая чахлыми деревцами лощина с бегущим по ее дну маленьким шустрым ручейком. Лощину перегораживала на две части узкая полоса густого колючего кустарника, и это было кстати — если лесные антилопы, которых он приготовился ждать, придя на водопой, спустятся к ручью в дальнем конце лощины, можно будет подобраться к ним поближе, используя кусты как прикрытие. Самого Аги сейчас надежно скрывала лежавшая поперек пригорка гнилая колода, сплошь обросшая мхом, и густая паутина переплетенных лиан, спускавшихся с ветвей ближайшего дерева. Он присел на корточки и, поставив копье между колен, замер, отдыхая после долгого пути. Медленно тянулось время, Агизекар сидел, совсем не шевелясь, только грудь поднималась и опускалась еле заметно. Глазами он внимательно обшаривал лощину, время от времени прикрывая их, чтоб в нужный момент зрение было острым. Пропустить антилоп он не боялся, а если какая придет сюда только для того, чтобы тотчас уйти, так это не добыча — лесную лань не догонит даже самый лучший бегун. Да что там — ее сам ветер не догонит. Надо дождаться, когда она спустится к воде и начнет пить…

Аги чутко прислушивался к окружающему — этот мир, который он, с момента, как начал себя помнить, делил с животными, растениями и духами, был полон различных звуков, шорохов, запахов; это был его мир. Все здесь было ему знакомо и понятно, он сидел, поджидая желанную добычу, и так мог ждать хоть с рассвета до самого заката для того, чтобы в нужный момент вскочить и метнуть копье — один раз. Даже если взять с собой на охоту два копья, лесная лань не даст повторить попытку.

И вот она появилась. Одна. Это хуже, чем если бы пришло несколько, но ничего не поделать. Когда они ходят поодиночке, то втрое осторожнее… Еще хуже было, что антилопа не пошла сразу к воде, а остановилась в дальнем конце лощины за полосой кустов и принялась пастись, часто поднимая голову и прислушиваясь. Агизекар прикинул расстояние — далековато, а ближе не подобраться, пока она так стоит, придется еще ждать. Лань никуда не торопилась, ну так и он не станет. Упускать такую добычу из-за спешки не хотелось — крупное, молодое животное с зелеными и темно-серыми полосами по светло-коричневой шкуре. Точно таких Аги еще не встречал, но не удивился. Племя обосновалось на этом месте недавно, а всех разновидностей лесных антилоп существует великое множество.

Вдруг он насторожился. Чуткий слух уловил — нет, не звук даже, а скорее тень звука. Кто-то еще был здесь — справа и сзади от него… Кто-то большой. И очень, очень опасный. Знать этого Аги не мог, но, ведя происхождение от длинной череды поколений первобытных охотников, и сам проведя на охоте большую часть своей жизни, чуял это всей кожей, всем своим существом. Медленно — так медленно, что вряд ли наблюдатель со стороны уловил бы движение, он стал менять положение тела, чтобы увидеть заросли высокой травы, откуда донесся звук; не двигался, а как бы плавно перетекал из одной позы в другую. Одновременно он старался держать в поле зрения и антилопу. Лань тоже должна была почувствовать опасность… Но не чувствовала, и продолжала спокойно пастись, не проявляя никаких признаков беспокойства, кроме обычной для этих животных нервозности и настороженности.

Верхушки растений шагах в сорока от убежища Аги бесшумно покачивались. Скоро зверь, скрывающийся в траве, неизбежно должен был выйти на открытое место, и он вышел — Агизекар еле сдержал возглас удивления. Это был молодой хасах, по всем признакам самец, но такого хасаха Аги в жизни не видел: шкура его была бела, как одеяние шамана, а глаза горели красным, словно угли в костре. Верхние клыки куда длиннее, чем обычно бывают у этих сильных, но добродушных животных, и передвигался он странно — мягкой, пружинистой походкой охотника, подкрадывающегося к добыче. И Агизекар пришел к единственно верному выводу, каким бы невероятным он не казался в свете его знаний о хасахах вообще — зверь, несомненно, охотился, охотился на лесную антилопу, хоть это и полностью противоречило склонности хасахов кормиться исключительно растительной пищей.

Аги застыл, не в силах отвести взгляд от необычного животного. Оно пока не видело его, а что если увидит? Нападет? Обычный хасах мог напасть на человека, если с ним столкнуться в период гона, когда они часто раздражительны без причины. Охотник измерил взглядом расстояние до ближайшего дерева, на которое можно быстро забраться. Хасахи не умеют лазать по деревьям.

Они и белыми не бывают, возразил внутренний голос. Так что — кто знает? Впрочем, на земле от него так и так не убежать. Аги на всякий случай начал осторожно перемещаться поближе к дереву. Зверь так же осторожно двигался к полосе кустов, за которыми паслась ничего не подозревающая жертва.