Когда Герман стал самостоятельно передвигаться, он выходил из хижины и часами сидел, привалившись к стене, наблюдая за жизнью поселка. Когда он проделал это впервые, тотчас же явился Агизекар — очевидно, его известили. Он сел на землю напротив Левицкого, подогнув под себя одну ногу и обняв руками колено другой. Туземец внимательно смотрел на своего гостя до тех пор, пока не решил, что тот способен к разговору, после чего прижал к груди ладонь и внятно произнес: «Агизекар Тау».

— Герман Левицкий, — ответил за смотрителя Сапсан по громкой связи. — При официальном знакомстве, — пояснил он Герману, — полагается произносить имя полностью. В повседневном общении допускаются сокращения имен и клички. Но каждый раз, когда ты хочешь показать свое уважение к собеседнику, нужно именовать его только полностью, например: «Агизекар из рода Тау». Этим ты проявишь почтение ко всей семье человека и его уже умершим родственникам.

Агизекар выразил сожаление по поводу смерти второго Бога-с-Неба и надежду на его скорое возрождение для жизни в Стране Богатой Охоты. Айтумайран жесток, заметил Аги, но он не мстителен.

— Говорит специально для тебя, справедливо полагая, что ты не разбираешься в тонкостях туземной мифологии, — растолковал Сапсан. — Они считают Богов-с-Неба, то есть людей, могущественными, но не всеведущими. Айтумайран наказывает людей и богов смертью за нарушение табу; на загробную жизнь его гнев не распространяется. Другой бог, которого они называют Повелитель Питонов, способен непрестанно возрождать человека к жизни для новых и новых мучений.

«Вот мерзавец», — подумал Герман.

Беседа текла мирно и неторопливо. Другие жители деревни, проходя мимо, бросали на них любопытные взгляды, но не подходили близко и не вмешивались. Левицкий четко произносил слова про себя, открывая рот; Сапсан, улавливая системой датчиков костюма микросокращения мышц голосовых связок, реконструировал текст и переводил на туземный язык. Агизекар быстро догадался, что его собеседник только шевелит губами, а голос исходит из динамика, встроенного в комбинезон.

— «У Богов-с-Неба много волшебства, — перевел Сапсан. — Твоя одежда разговаривает за тебя, но губы произносят совсем другие слова». У туземцев чрезвычайно чуткий слух, — прибавил он. — Иначе они не смогли бы говорить на своем удивительном языке. Слов немного, но каждое многозначно и произносится в разных случаях с разной интонацией. Разговаривать так без специальной тренировки землянам невозможно — тебя обязательно неправильно поймут. Попробуй в разговоре произносить наиболее важные слова с заглавной буквы — трудновато, верно? И еще труднее такой язык понимать. Но в речи туземцев множество подобных нюансов. Лингвистам пришлось поломать головы, пока до них дошло. Семь основных тональностей произношения и сорок девять дополнительных, не считая исключений. Одно только слово «Бог» имеет более шестидесяти первоначальных значений, дополнительных — не счесть. Язык невероятно емкий, письменность настолько запутана, что ученые пока до конца не разобрались.

Левицкого поразило и другое — допустим, нетрудно различить, откуда идет звук; но Агизекар, без труда читая по губам, понял, что они шевелятся по иному, совсем не в такт словам. Мало того. Он улыбнулся и довольно точно воспроизвел вслух часть «молча» сказанной Германом фразы на универсальном, только с каким-то механическим тембром. Необычные способности для парня из каменного века…

— Просто его ухо способно уловить вибрации артикулятора комбеза, — пояснил Сапсан. — Поэтому он может слышать твой голос так же, как его слышу я.

Хотя Левицкий и прошел обязательный для каждого сотрудника заповедника «Тихая» курс по культуре и истории развития местной цивилизации, но впоследствии мало интересовался туземцами, так как отношения с ними лежали вне профессиональной сферы деятельности смотрителей. Почти все позабыв, он пользовался теперь информацией, предоставляемой Сапсаном, и собственными наблюдениями. Герман с немалым удивлением обнаружил, что аборигены вовсе не такие темные неразвитые дикари, какими он считал их раньше. Акимики-теру — «Лесные люди» — в поселении которых он оказался, свободно владели многими ремеслами; в том числе — искусством изготовления каменных сосудов самых необычных и сложных форм. Они возделывали землю, шили прекрасную одежду из кожи настолько тонкой выделки, что она поспорила бы качеством с продукцией современной земной промышленности, вооруженной последними достижениями науки. Рассмотрев на просвет кусок кожи, приготовленный для рукоделия, Левицкий разглядел на нем фантастический рисунок из сотен дырочек, и второй, фоновый, из тысяч мельчайших сквозных отверстий, через которые и комар носу не просунул бы. Так вот почему старик в белом — местный шаман — умудряется не свариться заживо в своей длиннополой амуниции в условиях тропической жары! Остальные мужчины, несмотря на хорошо заметные различия в социальном статусе, ходили в набедренных повязках. Большой популярностью среди женщин пользовались всевозможные украшения из мелких раковин, речного жемчуга или плетеной кожи. Киб-мастер рассказал Герману, что степные племена кочевников владеют кузнечным ремеслом, обеспечивая металлическими изделиями самих себя и племена Акимики-теру. Еще дальше, за саваннами, лежал пояс умеренного климата, где проживали народы Болотных людей, у которых уже имелись небольшие города. Настоящими дикарями можно было считать лишь племена Шикан-ден — «пожирателей мертвых», обитавших обособленными группами на западном побережье континента.

Но больше всего Германа удивила внутренняя культура аборигенов и их, без преувеличения, высокие моральные принципы. Все были вежливы друг с другом, и особенно — с уважаемыми людьми племени. Какие-либо вольности и грубость в отношении женщин не допускались. Воровство и отнятие чужого имущества силой отсутствовали совершенно, даже целью набегов свирепых степных племен на соседние деревни никогда не являлся захват добычи и пленников — война считалась лишь необходимым проявлением доблести и священным делом, угодным богам. Рабский, и вообще принудительный труд не использовался, каждый работал и охотился сам. Понятие о праве собственности туземцы имели, и вполне конкретное, но запросто делились с нуждающимися всем необходимым без всякой платы, и такого понятия как «дать в долг» у них вовсе не было. Обман в торговле, пусть и с враждебными племенами, считался последним делом; сказать неправду даже личному смертельному врагу означало навлечь на себя вечный несмываемый позор. Наблюдая день за днем за бытовыми сценами из жизни этих обладающих врожденным чувством собственного достоинства, безупречно честных людей в набедренных повязках, но с манерами аристократов, Левицкий засомневался — кого же с полной уверенностью можно назвать цивилизованными — туземцев Тихой или землян? Помня кое-что из истории Средних веков и Древнего мира, Герман теперь склонялся к мысли, что именно первых. Даже человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся большинством здешних племен, особенно кочевых, выглядели безобидными и, можно сказать, гуманными по сравнению с деяниями римских императоров, зверствами инквизиции и языческими культами Земли. Обряды жертвоприношения у всех племен были примерно одинаковыми, с небольшими вариациями. Человека поили наркотическим напитком, притупляющим сознание и приводящим в состояние эйфории; жрец умерщвлял его практически мгновенно, отрубая голову.

Отношение аборигенов к живым существам согрело бы душу любого, самого рьяного защитника природы. К животным, и даже растениям, они относились не только бережно, но как к равным себе. Беседуя при посредничестве Сапсана с Агизекаром, Левицкий узнавал удивительные вещи.

— Закон запрещает охотиться подолгу на одних и тех же животных на одном и том же месте, — говорил Аги. — Нельзя собирать с дерева все плоды подряд. Собирая яйца в гнездах птиц, надо брать только половину. Если человек умирает от голода, он все равно не должен добывать в пищу животных, на которых шаман запретил охотиться… Жизнь человека в глазах Бога не более ценна, чем жизнь ящерицы. Человеку лучше умереть без пищи, чем нарушить табу. Угодив духам, человек отправляется после смерти в прекрасную Страну Богатой Охоты, а отступник навлечет на себя их гнев и все равно погибнет.