Может быть, я старалась быть все время занятой, чтобы игнорировать реальность. Я чувствовала себя неспокойно и мучительно неприятно, когда оставалась одна. Я чувствовала себя больной, неправильной, испорченной, но я не могла объяснить себе, почему это так. Конечно, обычно я могла понять, почему больно моему телу, и часто я могла видеть, что поможет мне: время, пластырь или какое-нибудь обезболивающее.

И я могла видеть, что плохо для моего сознания. Обычно, нужно было просто не накуриваться перед школой, если я хотела хорошо написать переводной тест по математике. Я даже могла понять, что плохо для моих эмоций иногда. Если меня сильно заботили отношения, я могла пойти к человеку, который сделал мне больно, поговорить с ним, исправить это. Так что даже эти раны могли зажить.

Но поздно ночью я чувствовала, что мое странное, ноющее беспокойство, появляется откуда-то из-за моего тела, из моей души, даже из моих эмоций. В этом жутком отчаянии, с которым я не хотела сталкиваться, возможно, было что-то большее, чем то что я понимала; возможно, было что-то в моей жизни, от чего я пряталась. Но мысли об этом заставили бы меня встать лицом к лицу именно с той вещью, которую я больше всего боялась. Они заставили бы меня признать, что я такая же испорченная, как все те люди, которых я ненавидела, полагая, что они лишь зря занимают место на Земле, и возможно мне бы пришлось столкнуться с теми обвинениями, в которых я осуждала остальных.

Когда таким образом я доводила себя до крайности, я начинала оправдываться перед своим сердцем. Я объясняла самой себе, что я другая, что я могу быть оправдана и прощена. Наконец мои мысли начинали утихать. Мое сердце, душа и тело были истощены. Но что-то глубже во мне не давало заснуть, мое беспокойство, боль, чувство пустоты все еще были там.

И потом изношенная изнутри я начинала плакать.

Плач по ночам был таким обычным чувством для меня. Соответствующей реакцией на жизнь. Что-то совсем не так было со всем этим, но у меня не было ответов, чтобы это исправить. По утрам я чувствовала лишь глубокое одиночество. Самыми пустыми, тихими и одинокими частями моего дня были времена, когда я ложилась и когда я вставала.

Это невероятно, но эти части дня скоро станут для меня самыми чувственными и приятными. В эти моменты я научусь осознавать, что Бог, в которого я так сильно старалась не верить, обнимает меня так, как никто другой никогда не сможет.

Позже я пойму, что я не просто тело с сознанием, эмоциями, сердцем и душой. Я узнаю, что за моей душой есть дух, который я отрицала. За моей душой стоит дух, который Бог заложил, как основу меня. Он станет источником жизни для меня — или если он будет отрицаем и отравлен, источником смерти. Даже тогда я понимала, что мое тело — это скорее оболочка, чем сама я. Но я полагала, что моя душа состоит: из разума, воли и эмоций. Но теперь я нашла более глубокую часть себя: удивительную, свободную, и она помогла мне справиться с хаосом и смятением внутри.

Конечно у меня были мечты, цели, вещи, которые я ценила в своей жизни, но, если быть честной, все те вещи, которые я думала имели большое значение, на самом деле были совсем не важны для меня. Потому что, если бы они были по-настоящему важны, я бы не планировала убить себя вчера. Но сейчас я здесь. Просыпаюсь. Поднимаюсь навстречу новому дню. И этот день выглядит и пахнет по-другому для меня. Я просто лежу в своей кровати, осматриваю свои вещи. Но я чувствую будто я впервые открыла глаза. Именно в это утро я забыла о том, как ненавидела вставать каждое утро все прошлые годы. Что-то тянется в этой комнате. Это что-то настоящее и полное смысла. Что заменит мою ненависть? Это тянущее чувство, что окружает меня? Сегодня я полна жизни-в первый раз. Ненависть ушла и на ее месте я чувствую свободу, и я не хочу чтобы эта свобода исчезла. Я хочу чтобы она осталась. Я хочу чтобы она летала. Я хочу чтобы она летала со мной.

Боль много значила для меня. Я могла её чувствовать. Но когда я была нема к боли, я чувствовала лишь тревогу. Постепенно физическая и эмоциональная боль заставили меня полностью онеметь. Боно пел правду: «Единственная боль — это ничего не чувствовать». Это одно из самых опустошающих, смертельных чувств.

Ты можешь понимать, что делает больно твоему телу и эмоциям в этой жизни, но ты не всегда можешь видеть, что делает больно Духу. Я думаю, моя зависимость от печали превратилась в зависимость от ярости и насилия. Я знала, что если доведу маму до определенной точки, то она сорвется. Если мамы не было рядом, я доставала старшего брата. Если и его не было рядом, я нацеливалась на людей из школы.

Мне нравилось сориться с теми, кто не мог оставаться в стороне. Я была настолько испорченна, что просто создавала ужасные ситуации, лишь чтобы поплакать о несправедливости в моей жизни. Мне становилось скучно, и я вела себя так, чтобы сумасшедшая драма разыгралась. Я была зависима от эмоциональной боли. Если мне было не на что жаловаться в собственной жизни, я переживала о проблемах других людей так, будто это была моя жизнь.

Эмоциональная боль, которую я так желала, убивала меня.

В конце концов, жизненные обстоятельства должны были травмировать, чтобы хоть как-то меня задеть. Но к тому времени как боль потеряла свой вкус, я поняла, что онемела.

Смерть и правда

Пока я чувствовала себя немой, непреодолимое желание чего-то всё ещё съедало меня изнутри. Никогда не проходила. Именно по этой причине я была там, где была. Я искала что-то, что стояло за мной, за тобой, за всей той болью, покрывающей мир.

Великие писатели, часто посвящали свои произведения этому желанию. Они называли его — тоска. Мой друг показал мне эти строки из поэмы Мэтью Арнольда «The Buried Life»

Но часто, как бы, ни были улицы людны, И как бы, не пугали грохоты борьбы, Невыразимое желание преследует нас, Стремясь узнать, что ждёт всех в смертный час.

И эта жажда, порождённая огнём и пробудившая всех бесов,

Зовет искать первоначальный курс, во благо наших интересов. Тоска исследовать.

Пусть сердце глухо и не хочет признавать, Есть что-то глубже в нас, что дико для познанья,

Куда идём, и ждёт ли пониманье?

Я чувствую, будто могу дотронуться, почувствовать мысли этого поэта. В этих строчках он описывает желание, тоску. Один из моих любимых писателей К.С. Льюис также писал о глубокой тоске, которая, в конце концов, привела его к Богу. Тогда я не знала, что это желание, отчаянная тоска так же, как Льюиса, подтолкнёт меня к Богу. Как и всех нас. Ты и я испытываем глубокую нужду в удовлетворении. Но это удовлетворение не сексуально, она придёт ментально — только так мы сможем преодолеть желание. Мы думаем, деньги принесут нам спокойствие и безопасность, но они только усилят желание.

Льюис, или Джек, как называли его друзья, изначально думал, что глубокая тоска — это романтизм. Но, обсудив это с друзьями и прочитав множество книг Христианских авторов, он понял, что, ни великий поэт, ни прекрасная песня, ни чудесная книга не принесут ему бесконечного счастья. Более того, и за поэтом, и за песней, и за книгой стоит нечто — и это «нечто» Бог.

Меня в свою очередь это желание, желание быть известным, любимым, исцеленным, удовлетворённым, привело в места, в которых я не хочу побывать снова, в очень тёмные места. Я не знаю, бывал ли Джек в тех местах, где находилась я, но я точно знаю, он думал: Ага! Это точно принесет удовлетворение, и понял, что это лишь тень.

Каждое утро я просыпалась, чувствуя себя бременем для мира вокруг меня. Я хотела исчезнуть или найти то нечто, что удовлетворит моё глубокое желание.

Позвольте мне так описать самоубийство: это ложь. Она будет шептать и наполнять твой разум злом, очень похожим на правду. Но это лишь отборная ложь! Суицид будет цепляться за драмы, за людей, что ранят тебя, за тяжелые обстоятельства твоей жизни и говорить: Посмотри на это! Хватит терпеть. Ты никому не помогаешь. Ты ничего не значишь. Ты только мешаешь всем. Ты всегда будешь чувствовать себя пустым и больным. Жизнь — сплошная боль, так зачем продолжать? Тебе просто нужно уснуть навсегда.