Через некоторое время после того, как они пригласили меня в группу, я отыграл своё первое выступление с ними в Лос-Анджелесе, и это было по настоящему взрывное выступление. Это был третье живое выступление, которое я когда-либо играл, и, точно так же, как я увлекался алкоголем, я увлекался игрой вживую. Мы играли в этом небольшом клубе и в нём было достаточно много народу. Конечно, среди толпы было много наших друзей, которых мы привели с собой.

Мы отыграли всего шесть песен, но я по настоящему почувствовал, что мы сыграли их также хорошо, как мы могли сыграть. Хотя я держал это при себе, но живые выступления подняли одну из главных проблем с группой: фронтмен, певец Corey. В то время как я был взволнован игрой со своими друзьями, у меня были проблемы с Corey — главным образом, потому что, хотя он и был хорошим вокалистом, у него абсолютно не было своего собственного стиля или собственной уникальной вещи. Я знал, что пока фронтменом нашей группы является Corey, мы никогда не выйдем за границы выступлений в клубах. Сам Corey так же совсем не работал над собой. Отношения всегда были его большой проблемой, так как он легко приходил в ярость, если ему сделать какое-то замечание или дать совет. Этот его запал мешать работать с ним.

Всё это выплеснулось в тот день после нашего первого показа, в котором я играл с Creep. Мой сосед по комнате, Дэнни, хорошо разбирался в записи видео, а мы всерьёз беспокоились о своих живых выступлениях, столь же трудных, насколько они только могли быть, поэтому мы попросили, чтобы Дэнни пришёл на наше выступление и снял его на видео. После выступления, Дэвид, Джеймс и я пошли домой смотреть получившееся видео. Это было так круто, смотреть на нас, играющих на сцене; я был похож на большую, пульсирующую груду одежды с головой на вершине и гитарой, висящей по середине. Но умудрённые опытом, мы понимали, что не были теми, кеми мы должны были быть. Дэвид резюмировал это для нас всех:

— Мы полный отстой.

Мы посмотрели ещё немного, затем Дэвид сказал:

— Мы что-то упускаем. Мы должны взять нового вокалиста?

Я сказал "Да" прежде чем ещё Дэвид успел произнести слово "нового". Мы позвали Реджи и рассказали ему о том, что мы думали, и, побеседовав, все мы согласились, что Corey должен уйти. Спустя короткое время, Дэвид позвонил ему и сообщил плохие новости. Corey был угнетён и чувствовал себя плохо, но мы знали, что мы должны были поступить так, если собирались идти дальше.

Вот так всё и было: я присоединился к своей третьей реальной группе, сыграл своё третье живое выступление, и потерял своего третьего вокалиста. Но я всё равно был счастлив, что играю со своими друзьями, так что я не терял надежду; я знал, что мы найдём другого вокалиста.

Без вокалиста наше демо уже нельзя было использовать и мы приостановили рассылку демо по рекорд-лейблам, но это не означало, что мы должны были прекратить выступать с показами. Хотя Corey написал всю лирику, мы сохранили все песни и просто практиковали без него. Мы провели несколько месяцев, отыгрывая выступления по всему Huntington Beach без вокалиста; иногда, ради забавы, Реджи и я пели хором.

Мы продолжали искать вокалиста по всему Orange County (прим. ред.: Orange County — округ в Южной Калифорнии, второй по популярности в Калифорнии и пятый по популярности в США; округ к тому же является знаменитым туристическим центром — здесь находится Диснейленд, также многие известнейшие пляжи; в этом же округе находится город Huntington Beach), посещая все вечеринки. Но Джеймс, как и я, скоро обнаружили, что мы искали совсем не в тех местах.

Однажды, в одни выходные, Джеймс и я решили вернуться в Bako на несколько дней, чтобы навестить наши семьи и потусоваться с некоторыми из наших старых друзей. Мы понятия не имели, для чего на самом деле мы снова оказались в Bako. Мы приехали в ночной клуб, который назывался "John Bryant's club", там выступало несколько групп — ничего особенного, все те же самые старые рок-группы Bako. Недолго послушав их, Джеймс и я решили, что было уже поздно и пора идти домой. Мы буквально уже выходили из двери, когда последняя группа начала играть. И тут мы остановились и быстро вернулись назад, услышав одну песню.

Группа называлась "SexArt" и у них был тонкая небольшая стойка для вокалиста, трясущегося с неподдающейся контролю интенсивностью. Он был причудлив. Он выглядел как пугало. Он был удивителен уже своим видом, заставляя смотреть на него, даже если он не пропел ещё и ноты.

А затем он запел.

Джеймс и я посмотрели друг на друга широко открытыми глазами. У этого чувака не было лучшего голоса в мире, но этот звук был настолько уникален, как ничто, что мы когда-либо слышали прежде. Остальной состав группы был тоже довольно хорош, но мы чувствовали, что у них не было достаточно эмоциональности и интенсивности в их музыке, поэтому они не воздавали этому парню должное.

Он был в точности тем, что мы искали. Мы остались дослушав остальную часть их сета, и немного были угнетены, когда уехав, жалели, что у нас нет такого вокалиста в нашей группе.

Оказывается, поющим пугалом был Джонатан Девис, старый друг Реджи, которого я знал ещё с времён Compton Junior High. Я даже не узнал его на сцене. Когда мы вернулись в Huntington Beach, мы почти сразу рассказали Реджи и Дэвиду о том, что видели как Джонатан пел в Bako. Я уже говорил вам, что Дэвид был самым разумным из нас, но он также умел явно выражать свои мысли на словах. Он сказал:

— Чёрт, позвоните ему и скажите, что он должен покинуть ту группу и двинуться к нам, чтобы присоединиться к нашей группе.

Дэвид был очень упорным. Он был очень настойчив — он будет продолжать пинать вас, пока вы не сделаете то, что он просит, либо сделает это сам. Так или иначе, он узнал номер Джонатана и позвонил ему. Я помню как мы встали кучей около Дэвида, пытаясь услышать, что ответит ему Джонатан. Дэвид сказал Джонатану:

— Ты должен присоединиться к нашей группе, приезжай и посмотри на нас. Попробуй сыграть с нами и посмотрим, что получится.

Джонатану польстило то, что мы были такого высокого мнения о нём, и он ведь помнил Реджи — а вы бы смогли забыть кого-то, кто переехал вас на трёхколёсном ATV? Он также слышал LAPD раньше. Я думаю, что у него даже был один из их альбомов. И хотя он думал, что это круто, что мы хотим, чтобы он приехал и поиграл с нами, в то же время, он не был уверен, что он должен сделать это.

Джонатан был ассистентом в офисе коронёра Bakersfield (прим. ред.: коронёр — должностное лицо местного округа, которое разбирает дела о насильственной или внезапной смерти при сомнительных обстоятельствах; Джонатан неоднократно говорил в своих интервью, что пойти на такую работу его заставил отец, который не хотел, чтобы он был музыкантом), поэтому он постоянно работал с трупами и это добавляло в его образ какую-то дикость, сумасшествие. В конце концов, он пошёл к экстрасенсу, чтобы узнать, должен ли он поехать играть с нами. Экстрасенс сказала ему, что это будет выгодно для него, уехать из Bakersfield, переехать в Лос-Анджелес и присоединиться к группе. Следуя этому совету, он поехал в Лос-Анджелес, чтобы познакомиться с нами в офисе нашего менеджера Ларри. Реджи и я сразу же узнали Джонатана со времени в Compton Junior High. Его лицо было таким же, но теперь на голове у него были большие дреды. Он рассказал нам о том, как ходил к экстрасенсу и как она сказала ему, что однажды мы все будем иметь большой успех. Он также проиграл нам кассету, на который была запись как экстрасенс рассказывала ему о будущем. Я не знаю, верил ли я в тот момент, что эта женщина действительно могла предсказать будущее, но в тот момент всё это звучало очень хорошо и обнадёживающе.

На следующий день после того, как мы встретились с Джонатаном в офисе Ларри, мы пошли в нашу студию в Анахайме, чтобы впервые сыграть вместе. Первая песня, которую мы сыграли для Джонатана, была песней, которая впоследствии была названа "Need To" и мы можем сказать, что уже с той первой песни наша музыка потрясала его. Он тут же, немедленно начал пытаться составить слова к нашей музыке. У нас была крошечная студия и мы не могли действительно услышать то, что он пел, поэтому Реджи, Джеймс и я старались встать поближе к колонке, чтобы услышать как он поёт. Когда мы, наконец, услышали его голос поверх нашей музыки, у всех на лицах была улыбка от уха до уха. Все мы знали, что он прекрасно подходит нам, больше чем кто-либо, с кем мы играли прежде.