«Жизнь ваших дочерей – Флоры и Алисы – в большой опасности», – сообщалось в другом письме, полученном мистером Гамильтоном Крэйном. Ему рекомендовалось держать девочек в поле зрения, иначе их шансы остаться в живых равны нулю. С миссис Крэйн случилась истерика. Она запретила дочерям выходить из дома и, разумеется, забрала девочек из детского сада.

С этого дня поток анонимок возобновился с прежней силой. Люди ежедневно получали письма со скорбными сообщениями, угрозами и грязной клеветой. И если раньше жители Нью-Эдема заботились лишь о своем добром имени, то теперь они дрожали за свою жизнь и жизнь близких. Страх смерти – действенное оружие, и автор писем пользовался им с садистским удовольствием!

* * *

«Ваш муж подсыпает вам яд в еду, Вирджиния Вилдс. Готовьтесь к смерти!»

Миссис Вилдс уставилась на лист бумаги, дрожавший в ее руке. Вырезанные из газеты буквы прыгали перед глазами. Женщина выронила письмо.

– Что случилось, дорогая? – спросил Альберт Вилдс.

– Прочитай, – прошептала женщина.

Мужчина быстро пробежал глазами письмо и растерянно взглянул на жену:

– Ты что, веришь в этот бред?

– Нет, Альберт, но мне страшно.

– Почему? Ты же не думаешь, что я задумал тебя убить?

– Чепуха! Мы знакомы пятьдесят лет, и я полностью доверяю тебе. Ты любишь меня, я знаю, и никогда не причинишь мне зла.

– Чего же ты тогда боишься, Вирджи?

– Этого сумасшедшего! Он где-то рядом. Он один из нас. У меня от этого мурашки по коже.

Миссис Вилдс поднесла к губам чашку с чаем, но пить не стала. Ее рука невольно задрожала, и она со звоном поставила чашку на блюдце.

– В чем дело, Вирджи?

Женщина стыдливо взглянула на мужа, и он перехватил ее взгляд. Затем она решительно взяла чашку и выпила чай залпом.

– Вот чего добивается этот сатана! Недоверия и страха! Прости меня, любимый!

– Все в порядке, – сдавленным голосом ответил мужчина. – Твоя реакция вполне естественна.

– Нет, она неестественна, – возразила жена. – Совершенно неестественна.

– Раньше, – сказал Альберт задумчиво, – мы думали, что живем в раю. А вот теперь познакомились с адом.

Этой точки зрения придерживалась и Сьюзен.

– Только в больной голове могли родиться такие извращенные мысли, – сказала она матери. – Но у этого эпистолярного террора есть и положительная сторона: он снимает подозрение с Хелен Карлсон.

– Для меня ее невиновность и так была очевидной, – возразила Августа. – Она подло оклеветана, и я скажу это в лицо любому!

Анонимщик не унимался, празднуя свой жуткий триумф и повергая свои жертвы в невиданный доселе ужас. Сознание, что объятые страхом люди целиком находятся в его власти, опьяняло этого подонка и повышало его значимость в собственных глазах. Шестинедельный перерыв только обострил его садистские наклонности.

И, как и прежде, он не оставлял никаких следов. Тайна его личности оставалась неразгаданной.

Хелен Карлсон умерла. Значит, она не могла быть автором последних писем, но не предыдущих! Не исключено, что кто-то другой подхватил ее инициативу в своих корыстных целях. Кто-то, увидевший в психической атаке способ освободиться от снедавших его комплексов и самоутвердиться за чужой счет! Или кто-то из ближнего круга Хелен, например ее мать, взял на себя эту мерзкую роль, чтобы снять подозрение с покойной?

Сплетни и слухи снова носились в воздухе, становясь все настойчивее и громче, и, наконец, решительно сконцентрировались на одной персоне, имевшей прежде безупречную репутацию – Аде Феррер.

– Господи, спаси! – причитала Августа. – Ну когда же все это кончится? Когда эта помойка перестанет вонять? Ада – чистейший человек, она просто не способна совершить ничего неподобающего!

Сьюзен вспомнила, как Ада говорила о своей внучке. Разве это благородно? Отношение к Анжеле говорило о жестокости Ады.

– Может быть, ты плохо знаешь свою подругу, мама?

– Ты что, тоже настроена против нее? – в ярости воскликнула Августа. – Вы все дураки. Слепые бессовестные дураки.

Когда черные тучи сгустились над ее подругой, Августа прокляла сплетни, которыми раньше наслаждалась с таким упоением. Она исполнила свое обещание и заперла рот на замок. Анонимный террор перестал быть для нее забавной шуткой. Из глуповатой игры взрослых людей он превратился в большую беду, задевшую жизненно важный нерв общины и угрожающую порядочной женщине разрушить ее репутацию.

Ада Феррер – достойная женщина – без всякого основания подверглась поруганию и беспрецедентной травле. Только самые верные друзья сплотились вокруг нее. Это были отставной офицер Чарльз Дэрринжер, готовый защищать Аду с оружием в руках, доктор Лоуренс, цинично размышлявший о хрупком внешнем лоске цивилизации, и преподобный Хопкинс, апеллирующий в своих проповедях к христианскому терпению и справедливости. И, конечно, Августа Квэндиш, которая каждый день на виду у всего поселка отправлялась в гости к Аде в своем инвалидном кресле.

Сьюзен часто сопровождала мать. Она не принадлежала к числу тех, кто бьет лежачего. Кроме того, мать Хелен была истинной леди, на которую молодая женщина всегда смотрела снизу вверх.

Ада Феррер была женщиной благородной. Она и сейчас держалась спокойно и достойно, высоко неся голову и демонстрируя прекрасное воспитание, которого так не хватало большинству ее земляков. Почти все они оказались лицемерами и трусами, пустословившими за глаза как сороки, но не имевшими мужества прямо сказать, что думают. А Ада была слишком горда, чтобы защищаться от этой закулисной травли.

Тем временем психологический террор вступил в новую стадию: анонимный садист перешел к телефонным угрозам.

Первый телефонный звонок раздался среди бела дня. Звонили из открытого уличного телефона-автомата.

А между тем миссис Феррер ходила только на кладбище, и при этом всегда в сопровождении либо Сьюзен, либо майора Чарльза Дэрринжера. У нее не было никакой возможности позвонить с улицы. Значит, звонил кто-то другой?

Первой жертвой телефонного хулигана стала Августа Квэндиш, закадычная подруга Ады.

– Твое время пришло, Августа Квэндиш, – шипел в трубке измененный голос. – Слышишь тиканье? Это часы твоей жизни, они уже истекли!

В трубке что-то щелкнуло, и разговор прервался.

– Господи, мама, что с тобой? Ты выглядишь так, словно увидела привидение.

Парализованная женщина облизнула пересохшие губы.

– Кто-нибудь придет на мою могилу?

Ей стоило больших усилий рассказать о звонке. У Сьюзен невольно вырвалось:

– Это сатана!

– Не говори Анжеле об этом, – попросила Августа. – Бедная девочка испугается. А, кстати, где она?

– В балетной школе.

Разумеется, Анжела узнала об этих телефонных звонках. За первым звонком последовал второй, а затем третий и четвертый. Салли Бартон, служанке Карлсонов, тоже позвонили с угрозой убийства, и она не удержалась и рассказала об этом Анжеле. Девочка стала еще более замкнутой, но снова ночевать у Квэндишей отказалась наотрез.

– Нет, Сьюзен! В своей постели мне лучше и уютнее. А, кроме того, эта дуреха Салли боится оставаться ночью одна в доме. Она вообще хотела уволиться, но папа увеличил ей зарплату.

От миссис Феррер телефонный террорист потребовал подготовить себе могилу. Преподобный Хопкинс случайно стал свидетелем этого разговора, и уже никто не мог усомниться в том, что Ада невиновна. Вопрос состоял только в том, как теперь смотреть ей в глаза?

Поселок пребывал в состоянии глубочайшего шока. Полиция, как и прежде, бездействовала.

– Вы умрете, Эрвин Пайпер, – хрипел глухой голос в телефонной трубке. – Вы поняли? Вы умрете! Вы очень скоро умрете!

Связь прервалась. Мистер Пайпер остался стоять с трубкой в руке, тупо уставившись на телефонный аппарат. Старик схватился за сердце, готовое выскочить из его груди.

– Это был мужской или женский голос? – допрашивал старика сержант Баттеркап.