Прежде чем полицейский комиссар послал за Декертом — первым свидетелем, Зиг лично распорядился отправить жандарма на биржу, чтобы тот хорошенько все разузнал о личности и жизни убитого. Едва протоколист успел сообщить об этом полицейскому комиссару, как в комнату вошел Декерт, и начался допрос.

— Когда вы узнали об убийстве? — обратился комиссар к швейцару.

— Где-то час тому назад.

— Заметили ли вы что-нибудь особенное вчера вечером или сегодня ночью?

— Нет, господин.

— Окно спальни выходит во двор, вы живете как раз напротив. Странно, что вы не слышали ни криков, ни стонов.

— Простите, господин комиссар, — сказал швейцар, не находя себе места, так как страшно боялся полиции, — у меня целый вечер были гости: зять, который служит в министерстве финансов, швейцар из дома напротив и подруга моей жены. Мы пили кофе, потом грог, болтали и шутили…

— В котором часу вернулся господин Карл ван ден Кольб?

— В половине седьмого вечера.

— Вы говорили с ним?

— Да, конечно, господин комиссар, — ответил Декерт, комкая фуражку в руках. — Я спросил, не нужен ли я ему, но он ответил, что нет, что только напишет три письма и ляжет спать пораньше, так как завтра, то есть сегодня, должен ехать на вокзал встречать жену. Я сказал, что разбужу его, но он ответил, что не нужно, так как он едва ли будет в состоянии уснуть — вероятно, от радости, господин комиссар.

— Хорошо, — заметил последний, — значит, вы уже несколько дней прислуживали господину ван ден Кольбу?

— Да, господин комиссар, в десять часов я зашел к нему и спросил, не надо ли чего, а потом он уехал, и я его не видел до вечера.

— К нему кто-нибудь приходил по утрам?

— Да, два или три приятеля, но они всегда очень торопились, говорили с ним о бирже и сразу же уезжали.

— Так, значит, в последнее время к нему не приходил никто посторонний?

— Нет, господин комиссар, позавчера около пяти часов был один посетитель. Я его никогда раньше не видел. Молодой человек высокого роста, белокурый, элегантный, красивый, только лицо у него было очень утомленное. Когда он узнал, что господин ван ден Кольб уже ушел, он очень удивился и сказал, что зайдет следующим утром, пораньше.

— Он заходил опять?

— Нет.

— Вы в этом уверены? — спросил комиссар, подчеркивая каждое слово, а Зиг смотрел на швейцара испытующим взглядом.

— Я уверен, сударь, я даже говорил об этом господину ван ден Кольбу, и он сказал: «Этот визит мне совершенно безразличен».

— Получается, что вы знали имя этого господина и сообщили его ван ден Кольбу, раз он дал вам такой ответ?

— Нет, господин судья, но я подробно описал его внешность, и господин тотчас понял, кто этот человек.

— Вечером он также не приходил?

— По крайней мере я его не видел.

— А если бы вы теперь встретили этого господина, вы узнали бы его?

— Да, конечно, — с улыбкой ответил Декерт, ожидавший, что допрос будет гораздо неприятнее, чем он оказался на деле.

— Видели ли вы раньше этот нож? Он был обнаружен в этой комнате и, несомненно, являлся орудием убийства.

— Да, господин. Это я нашел его под стулом, о чем и сообщил полиции.

— По всей вероятности, этот нож не принадлежал господину ван ден Кольбу?

— Напротив, господин, он всегда лежал у него на столе, и хозяин иногда использовал его, чтобы разрезать книги.

— Это замечание весьма существенно. Вы уверены, что не ошиблись?

— Нет-нет, — увлеченно заговорил швейцар, — я не мог ошибиться, да к тому же сама хозяйка, друзья хозяина и госпожа Роза хорошо знают этот нож.

В это время жандарм принес нужные справки с биржи о личности Карла ван ден Кольба. В стенографическом отчете по этому поводу значилось следующее:

«На момент смерти у Карла ван ден Кольба не могло быть при себе особенно важных и ценных бумаг. Он только накануне передал тридцать тысяч марок, скопленных им за последнее время, биржевому маклеру Х. для того, чтобы тот купил ренту на имя его жены. Все ценные бумаги, полученные им от клиентов для оборотов, он всегда держал в банке или в банкирском доме „Аллерс и Ко“, где в настоящее время находятся железнодорожные акции.

У Карла ван ден Кольба было ограниченное число клиентов, которых он давно знал, и он очень редко брал поручительства от новых лиц. Такую осторожность с его стороны приписывали следующему обстоятельству: в 1895 году он понес большие убытки из-за некоего господина Калепштадта, который сбежал в Америку, когда настал срок платежа.

Кроме того, некто по имени Йоши фон Хорфди около двух лет остается должен Карлу ван ден Кольбу почти пятьдесят тысяч марок. Из-за этого долга в прошлом году произошел один неприятный случай. Когда ван ден Кольб встретил на бирже этого своего должника, он подошел к нему и сказал, что если человек не может отвечать по своим обязательствам и исчезает в день их погашения, то ему должно быть стыдно показываться на бирже. Господин Хорфди холодно ответил, что не желает, чтобы его поучали. Тогда ван ден Кольб вспылил и заявил, что устроит так, что Хорфди больше не пустят на биржу, и пригрозил вытолкать должника вон. И хотя банкир был на голову ниже венгра, он привел бы свою угрозу в действие, если бы не вмешались другие. После этого Хорфди пришлось подписать вексель на пятьдесят тысяч марок, иначе его прогнали бы с биржи. Срок уплаты по векселю истекал как раз в этом месяце.

Кажется, этот вексель не был в обороте и все время находился в руках ван ден Кольба. Еще недавно он говорил кому-то из своих друзей, будто уверен в том, что его не погасят в срок. Банкир, конечно, знал, что денег своих не вернет, так как суд не признает биржевых долгов, но он решил подать в суд на должника, возмутившего его своей наглостью, и таким образом осрамить его перед всеми.

Таковы сведения о Карле ван ден Кольбе, собранные на скорую руку. Все потрясены его смертью, так как он пользовался всеобщим уважением. На бирже постоянно толкуют об этом происшествии, но никто не может предположить ничего конкретного о личности убийцы».

С тех пор как об убийстве на Французской улице стало известно публике, во всех газетах появились подробности этого происшествия, якобы взятые из некоего «достоверного источника». Но корреспонденты тех газет, которые действительно докапывались до истины, вскоре узнали, что у полиции давно уже не было такого таинственного уголовного дела. Все версии о самоубийстве отвергались, и все знали, что речь идет о самом настоящем преступлении. К сожалению, убийца, кроме ножа, не оставил ни малейшего следа, по которому его можно было найти. Случалось, что забытая шляпа, оторвавшаяся пуговица, кольцо, ключи или какой-нибудь отпечаток ноги или руки проливали свет на запутанную историю. Здесь же дело обстояло иначе — приходилось довольствоваться разными гипотезами и предположениями.

Кому понадобилось лишить жизни бедного Карла ван ден Кольба? Ответив на этот вопрос, можно было раскрыть дело. Неужели его жене? Никто, однако, не останавливался на этой мысли, так как Мария внушала к себе симпатию, тем более что удар, убивший ее мужа, едва не стоил жизни и ей самой.

Может, это был самый обыкновенный вор? Но тогда его бы непременно заметили в доме, и он наверняка бы прихватил деньги, лежавшие в письменном столе, да и убитый не пытался бы в предсмертной агонии нацарапать имя того, кого не знал. Или же это сделал кто-нибудь из жильцов дома? Швейцар говорил, что вечером 19-го числа не пускал в дом посторонних. Но все расследования в этом направлении ни к чему не привели. Соседи оказались людьми приличными: почтенными чиновниками и клерками, не имевшими никаких дел с Карлом ван ден Кольбом.

А может, в дом незаметно проник тот человек, который, по словам швейцара Декерта, дважды спрашивал ван ден Кольба 18-го августа. Сопоставив показания швейцара со сведениями, полученными на бирже, полиция установила личность этого господина. Его звали Хорфди. Его никогда не судили, но дела с полицией он имел не раз. В его жизни оказалось немало темных пятен, но главное — что он задолжал ван ден Кольбу значительную сумму, а между тем его векселя у убитого не обнаружили.