— Ничего, — улыбнулась Агнес ангельской улыбкой. — Спи.

Во второй раз ночь была очень темная, стволы и ветви деревьев окутывал густой туман, весь мир как бы погрузился в зачарованный сон. Сесилия видела, как Сесла, а за ней Агнес исчезли в тени, и у нее сердце оборвалось. Она мельком заметила, как сестра влезла на стену за домом, пробежала через виноградник, и сообразила, что это за фокус.

Обычно Агнес проделывает его днем — запрыгивает на стену, пробегает поверху вокруг Академии. Решив, что это интересно, Сесилия как-то попробовала повторить. Агнес ее поймала, остановила, крепко схватила за плечи. Сес опешила под ледяным взглядом сестры.

— Можешь бегать по берегу, по винограднику, по болотам, — внушительно проговорила та, — только не по стенам. Подвернешь ногу, свалишься…

Что она там делает по ночам? Зачем бегает в темноте? Звери, живущие на земле, крупные рыбы, плавающие в море, охотятся ночью — достаточно взглянуть на Сеслу. Поэтому она с дрожью представила себе сестру среди диких животных и подумала: «Хорошо бы, чтобы Реджис или мать проснулись, увидели, что ее нет».

Но все крепко спали, так что она, закусив губу, решила проследить за сестрой. Слежка в кампусе не представляет проблемы: лужайки подстрижены, дорожки освещаются. В винограднике хуже — кругом темно, ямы, слышно, как кто-то копошится в лозах, видно, как низко над землей пролетает охотившаяся сова…

Агнес была далеко впереди, шагала быстро и уверенно. Сесилия чувствовала кислый запах винограда, под руки попадались витые лозы, листья касались щек, пока она пробиралась в шпалерах. Вздрогнула, неожиданно ткнувшись лбом в огромную паутину, но не разглядела ее, а лишь почувствовала на лице шелковистые нити.

В дальнем конце виноградника на береговом откосе, потеряв Агнес из виду, замедлила шаг. Никого вокруг не было, сердце заколотилось почти у горла.

— Агнес… — шепнула Сес.

Ответа не было. Только листья шуршали на ветру, да волны бились о берег. Она затаила дыхание, умирая от страха — не за себя, за Агнес.

Спотыкаясь, спустилась с холма, побежала и вдруг увидела, как Агнес прыгает со стены прямо в воду. Хотя днем она это проделывает постоянно, сейчас Сесилия испугалась за сестру.

— Ох, Боже!.. — крикнула она, опасаясь, что в такой темноте Агнес в воде может удариться обо что-нибудь головой.

На бегу она заметила на краю стены фотоаппарат, направленный на берег, с красным мигающим огоньком таймера. Когда подбегала, затвор щелкнул, вспышка осветила небо.

— Агнес, — закричала Сес, — где ты?!

— Что ты тут делаешь? — прозвучал голос: не Агнес, а Реджис, бежавшей за Сеслой и спускавшейся с холма вслед за младшей сестрой.

— А ты что тут делаешь? — спросила она.

— Услышала, как ты вышла — вовремя проснулась. Ночь на дворе, возвращайся домой и ложись, пока мама…

— Я догоняю Агнес, — выпалила Сесилия.

— Это еще что такое? — переспросила Реджис, не совсем проснувшись. — Разве она не спит?

Сес затрясла головой.

— Иисус, Мария, Иосиф… Где она?

Реджис остановилась, вглядываясь в темноту. Сесла шмыгнула с холма к берегу, как-будто на кого-то охотясь.

— Не знаю, — задрожала Сесилия. — Видела, как она бежала по стене… вон ее аппарат…

Реджис дотянулась до камеры, и подумала: «Сесилия в фототехнике не особенно разбирается, но цифровой аппарат Агнес, работающий без пленки, узнала».

— Если нажать на нужную кнопку, увидим последний кадр, предпоследний, и, может быть, узнаем, куда она направилась.

Реджис включила дисплей, на котором высветилось нечто похожее на белую ночную рубашку Агнес в лунном свете над самой водой.

— Стой! — Сесилия схватила ее за руку. — Она в бухту нырнула. Всегда днем туда прыгает… с разбегу, со стены…

Больше ничего объяснять не пришлось. Сестры, держась за руки, помчались по узкой тропинке вниз к берегу, сплошь усеянному выброшенным топляком, искореженным, узловатым, напоминавшим в темноте морских чудовищ. Каменный коттедж на берегу стоял пустой, закрытый, отбрасывая тень на песок. Дрожавшая Сесилия летела вдоль воды, высматривая в волнах Агнес.

— Агнес!.. Агнес, ответь! — кричала Реджис.

— Агнес! — вторила Сес.

С берега неожиданно что-то послышалось. Щурясь, Сесилия разглядела настоящее ожившее чудовище, стоявшее на коленях возле лежавшей Агнес, вцепилась в Реджис, от страха лишившись дара речи.

А Реджис ни чуточки не испугалась. Сесилия услышала ее глубокий вздох и могла бы поклясться, что скорее это был вздох облегчения, чем потрясения. Она хотела побежать, позвать мать, тетю Берни, вызвать полицию, но старшая сестра метнулась вперед.

— Папа! — выкрикнула она, падая рядом с ним на песок.

Обе дочки, старшая и младшая, налетели на него. Боже, как ему хотелось их обнять… но посиневшая Агнес лежала неподвижно, ее надо было спасать. Она лежала на спине — он вытащил ее из воды, — повернув голову набок. Хотя нос и рот были прочищены, она не дышала. Он склонился над ней, делая искусственное дыхание, перепачкав в ее крови руки.

— Что с ней? — заплакала Сесилия, уже совсем большая его младшая дочь.

— Ох, нет, — вымолвила его драгоценная Реджис, хватая Агнес за руки, тряся, стараясь привести ее в чувство.

— Позовите на помощь кого-нибудь, — выдохнул он. — Сообщите маме, вызывайте «скорую»…

— Беги, Сес, — приказала Реджис. — Сейчас же.

Сесилия помчалась по берегу, взобралась на низкую стену в том месте, откуда прыгнула Агнес. Ветер доносил ее всхлипы.

— Папа, скажи, чем я могу помочь, — взмолилась Реджис.

— Держи ее за руку, — вымолвил Джон. — Пусть знает, что мы рядом.

— И говорить с ней, да? Агнес, это я, это папа вернулся домой…

Он выдохнул, сосчитал до двух, опять выдохнул, держа в объятиях дочь, лишившуюся сознания, опустил ее, надавил дважды на грудь в области сердца, снова выдохнул. Звезды покачивались на небе всякий раз, когда он поворачивал голову. Дочки здесь, сегодня вечером он увидел всех троих. Благодарю Тебя, Боже, что дал мне их увидеть. Боже, пусть Агнес выживет. Боже, Боже… Молился не он, а какой-то жестокий и злобный мужчина, и все-таки, Боже, Боже…

— Агнес, ты меня слышишь? — допытывалась Реджис.

Джон снова вдохнул, выдохнул, стараясь почерпнуть из воздуха живительную силу, передать Агнес, чтобы ее сердце забилось, и она задышала.

— Не уходи, очнись, все будет хорошо, — бормотала Реджис. — Папа здесь, дома, мы вместе. Слышишь? Мы все снова вместе!

Сердце Джона колотилось, билось, как барабан, в голове и груди, готовое выскочить наружу. Он почти обезумел, увидев дочерей, и теперь никак не мог допустить, чтобы Агнес погибла.

— Ты мне нужна, — уверяла Реджис сестру, а та по-прежнему лежала без сознания на холодном песке.

В кустах наверху щебетали ночные птицы, в вереске копошились мелкие зверьки, волны накатывались на песчаный мол. Ночь стояла совсем тихая, Джон слышал только плач старшей дочери. Он продолжал делать искусственное дыхание.

И вдруг Агнес кашлянула, срыгнула морскую воду, повернула голову. Кто-то всхлипнул — не она, а Реджис. И Джон. Вдалеке послышался топот, панические крики, тяжелое дыхание. Этот голос он узнает всегда. По-прежнему держа дочь — ее нельзя отпускать, — поднял глаза вверх, на жену.

— Хонор…

— О, Боже! — крикнула она. — Что случилось? Что ты наделал?

Она налетела на него, толкнула, ударила, стараясь выхватить Агнес.

— Мам, она только что задышала! — крикнула Реджис.

Хонор прижалась ухом к губам Агнес, приложила руку и, услышав ее слабое дыхание, подняла веко — Агнес была без сознания.

— Хонор, — вымолвил Джон, попытавшись обнять жену, о чем мечтал больше всего на свете все эти годы.

Она не услышала. Или не захотела услышать. Думала прежде всего о дочке, точно так же, как в прошлый раз. Оттолкнула его, непонятно за что ненавидя. Все шесть лет, проведенные в камере, он помнил бешеную ярость жены, которую любил больше жизни, а заслужил страшную злобу за то, о чем даже не позволял себе вспоминать.