Французский принц и, волею судьбы, итальянский князь, торжественно облеченный Святым Престолом светской властью, Чезаре всеми своими почестями превзошел своего покойного брата Хуана Гандийского. Своим необычайным возвышением он обязан той отчаянной решимости, которая заставила его предпочесть полную авантюр карьеру завоевателей устланной мягкими коврами жизни церковных сановников. Теперь он станет самым потрясающим воплощением великих хищников эпохи Возрождения. В 25 лет он познал все удовольствия, преодолел все препятствия, совершил преступление, чтобы добиться своего. Умный и хитрый, амбициозный и полностью лишенный угрызений совести, с его стойкостью и смелостью сравнятся только его сила и ловкость, которыми он так любит хвастаться. Мужчины завидуют, а дамы восхищены его физическими качествами. Совершенный атлет, в день Святого Иоанна он выходит на арену, устроенную на площади Святого Петра. Вооруженный копьем, он сразил по очереди пять быков. Он вызывает бурю исступленного восторга, одним ударом обезглавив одного из быков. Подобные проделки делают его непогрешимым героем: именно такие вожаки нужны молодым волчатам.

Храбрость и здоровье главного капитана Церкви контрастируют с немощью и усталостью его отца. Все чаще во время церемоний Святого Года с понтификом случаются обмороки. 18 июня во время праздника Тела Господня после очередного приступа Александр вынужден всю мессу просидеть без своей митры. Астролог рекомендует папе быть очень осторожным в этом году, который может оказаться для него роковым. 29 июня происходит несчастный случай, казалось бы, подтверждающий это предсказание: во время сильной грозы падает труба на крыше Ватикана. Убиты три человека, находившиеся над залом для аудиенций, где в этот момент на своем троне сидел Александр. Одна из балок пробила потолок, упала на балдахин, но, к счастью, в нем застряла, удерживая собой обломки. Папу извлекли из-под обвалившейся штукатурки. У него в двух местах поврежден лоб, он потерял сознание, но нет никаких серьезных повреждений. Он приходит в себя, и врачи считают, что его жизнь в безопасности.

Это становится тревожным предупреждением для Чезаре. Он вынужден принять срочные меры, которые в случае внезапной смерти его отца позволят ему сохранить то огромное состояние, которое он сумел себе создать. Он заручается поддержкой Франции и Венеции. Но подобной гарантии он не может потребовать от Арагонцев Неаполя и Испании. Оба государства имеют в самом Риме конкурента, готового выступить против Чезаре — это Альфонс Арагонский, герцог Бисельи, супруг его сестры Лукреции. Де Валентинуа сознает опасность и готов ее предотвратить.

В среду 15 июля, через три часа после захода солнца, как рассказывает Франческо Капелло, флорентийский секретарь, Альфонс едет домой через площадь Святого Петра во дворец Санта-Мария-ин-Портику. Группа вооруженных людей преграждает ему путь. Молодой человек и двое его конюших пытаются спастись от банды наемных убийц под лоджией собора, но убийцы их настигают. Молодой герцог падает, тяжело раненный в голову, руки и ноги. Посчитав его мертвым, злоумышленники скрываются. С другой стороны площади их ожидают около сорока всадников. Все вместе они устремляются галопом к Порта-Портезе. Уцелевшие слуги герцога переносят своего умирающего хозяина в Ватикан; его поручают заботам ухаживающим за папой Лукреции, Санчии и Джофре. Потрясенная событием Лукреция вместе с Санчией проводит дни и ночи у изголовья своего мужа, которого перенесли в башню Борджиа. Обе молодые женщины нисколько не сомневаются в виновности Чезаре, имеющего веские причины ненавидеть своего шурина. Совсем недавно они жестоко поссорились, и, по словам венецианского посла, муж Лукреции стрелял в Чезаре из арбалета в садах Ватикана.

Чтобы снять с себя обвинение, Валентинуа распространяет слухи, что Орсини устроили западню. Как главный капитан Церкви, он утверждает постановление, запрещающее ношение оружия между замком Сант-Анджело и Ватиканом. Но все эти демонстративные меры никого не убеждают, а особенно — двух молодых сиделок, предпринявших все необходимое для защиты больного: они убедили папу, все еще находящегося в постели, предоставить герцогу постоянную охрану из 16 человек; его лечат вызванные из Неаполя врачи; наконец, опасаясь отравления, они сами готовят для раненого еду. Благодаря нежной заботе своей жены, герцог де Бисельи быстро поправляется. Его полное выздоровление уже близко. И тогда Чезаре навещает его. Как бы желая помириться с ним, он склоняется к нему и шепчет на ухо: «То, что не сделано на обед, будет сделано на ужин». Венецианского посла Паоло Капелло предупреждают об этих странных словах. Он тут же передает их папе: возможно, речь идет о признании в неудавшемся преступлении или, того хуже, сообщается, что оно будет повторено? Но понтифик на это не обращает внимания: его сын подтвердил ему, что не имеет отношения к преступлению, а он ему верит. Однако, замечает он, «если он решил наказать своего шурина — значит, он того заслужил». Для Александра правда может быть только на стороне Чезаре: он знает неудержимость и порывистость своего зятя и его сестры, за что их осуждает. С другой стороны, как и герцог де Валентинуа, он считает, что раз французы вот-вот прогонят неаполитанских Арагонов из их королевства, то теперь они мешают Борджиа, которые с этих пор в своем продвижении по пути успеха неразрывно связаны с Людовиком XII. Уверенный в понимании своего отца, Чезаре готовится повторить неудавшееся убийство, и на этот раз он полон решимости довести его до конца.

Во вторник, 18 августа, как мрачно повествует Буркард, «учитывая, что дон Альфонсо отказывался умирать от ран, он был задушен в своей постели». Флорентийский и венецианский посланники более словоохотливы по этому поводу. Их рассказы совпадают и поражают. Как вихрь во второй половине дня в комнату больного врывается герцог де Валентинуа. Оттуда он прогоняет всех — Лукрецию, Санчию, слуг и приказывает вожаку своих головорезов Микелотто Корелле задушить герцога. Позже, уже в правление Юлия II, зловещий убийца признается под пытками, что Александр VI приказал убить Альфонса, но это признание, единственная цель которого — обелить Чезаре Борджиа, не вызывает доверия. Когда в опочивальню Александра прибежали Лукреция и Санчия, он послал своих камергеров попытаться предотвратить убийство Альфонса. Но когда те пришли, было уже поздно. «В тот же вечер, — пишет Буркард, — к часу ночи, труп герцога де Бисельи был перенесен в собор Святого Петра в часовню Богоматери Всех Скорбящих. Преподобнейший Франциск Борджиа, архиепископ Козенца, сопровождал тело убитого вместе с членами его семьи. Врачи покойного и горбун, который за ним ухаживал, были арестованы и препровождены в замок Сант-Анджело. Было начато следствие. Затем их отпустили как невиновных: об этом прекрасно знали те, кто приказал их арестовать».

Горе Лукреции безгранично. Ей было всего 20 лет, а Альфонс Арагонский стал ее первой настоящей любовью. Но даже то, как она выражала свое горе, вызывало неудовольствие папы и Чезаре. Им надоело постоянно видеть ее заплаканные глаза, осунувшееся лицо. Так как традиция требовала от вдовы строгого траура, Александр отправил свою дочь в Непи, дав ей в сопровождение 600 всадников. Там она уединилась — среди мрачных этрусских гор. Безутешная герцогиня уехала из Рима 31 августа. «Настоящей причиной этого отъезда, — пишет недоверчивый Буркард, — было стремление найти утешения или отвлечься после потрясения, вызванного смертью светлейшего Альфонса Арагонского, ее мужа». Там она оставалась до ноября. Пребывая в постоянной печали, она подписывала свои письма так: «Самая несчастная из женщин».

Траур в Ватикане был более чем призрачным. Казалось, что Александр совершенно забыл об этом отвратительном преступлении. Чтобы отвлечься, он нашел для себя полезное занятие в разработке новых планов крестового похода против турок, который он предложил христианским государствам в начале Святого Года. Еще в марте один из его капелланов, венецианец Стефано Талеацци, подготовил данные о состоянии сил оттоманского противника, которые оценивались в 150 000 всадников и 50 000 пехотинцев. Он считал, что христианская Европа в состоянии им противопоставить 80 000 пехотинцев и 50 000 всадников, которые разделились бы на две армии. Одна двигалась бы через Центральную Европу, другая — через Балканы на Стамбул. Все было предусмотрено: флот, артиллерия, продовольствие, боеприпасы и даже гильдии ремесленников, которые бы их сопровождали. Предполагалось, что затраты составят три миллиона дукатов за год военных действий. Эти деньги будут получены в соответствии с июньской буллой от обложения 10 %-м налогом христиан, а евреи будут платить налог в 20 %.