– Я не знаю, стоит ли тебе говорить.
– Что, Майкл?
– Он сказал, что нашего сына хотят представить к Почетной медали конгресса.
Пат не произнесла ни слова. В этом не было необходимости. Совсем как отца…
– Если Майк ее получит, то он будет последним кавалером Почетной медали конгресса Вьетнамской войны, – грустно рассмеялся Майкл. – Как тебе это? Яблочко от яблоньки?
И Майкл, рыдая, уронил голову на стол, заливая слезами желто-белую композицию.
Пэтси Энн пододвинула к нему стул и утешающе погладила по спине. Они будут делать это по очереди в ближайшие дни, недели и месяцы, зная, что если они сорвутся одновременно, то не смогут этого вынести.
Глава третья
Неделя прошла в сплошном тумане слез, обвинениях Пат, извинениях Майкла, гневе Анны, непрерывных звонках друзей, родственников и деловых партнеров, выражавших свои соболезнования (Майкл принял удар на себя и прошел болезненную процедуру информирования их о том, что случилось с Майком).
Пат уже немного оправилась – она постоянно пила валиум и сохраняла тихую, почти религиозную веру в то, что Майк, в конце концов, только пропал без вести и вернется в лоно семьи вместе со всеми военнопленными в последнем действе «этой ужасной войны». Она никогда не произносила слов «Вьетнам» и даже просто «война», не предваряя их фразой «эта ужасная». В ее голосе не было гнева, – возможно, благодаря валиуму, – он выражал смирение, но хотя это походило на фатализм, Пат и мысли не допускала о том, что Майк может быть мертв.
Однако Майкл знал, что шансы его сына выжить невелики. Он думал – особенно бессонными ночами – правильно ли он поступил, не сказав жене всей правды. Он думал, что возможное сообщение (если оно будет) о том, что Майк убит, Пат будет легче перенести после того, как она свыкнется с мыслью о том, что он пропал без вести. Что процесс прощания с сыном будет легче, если он будет постепенным…
Сейчас она так прониклась отрицанием, погрузилась в иллюзию, даже в самообман, что Майк обязательно вернется к ним («теперь уже скоро»), что Майкл думал: не принесла ли его тактика больше вреда, чем пользы. Может, он поступил неправильно?
В тот первый день, когда появился молодой сержант, Пат потеряла сознание, а Майкл бросился к ней домой, их терапевт (и друг по загородному клубу) доктор Кенан, который жил всего в квартале от них и был дома, поспешил дать Пат успокоительное.
Майкл провел сержанта в гостиную, где парень застыл и – с еле заметной дрожью в голосе – сообщил отцу страшную весть.
– Мистер Сатариано, мой долг как представителя президента Соединенных Штатов Америки и американской армии сообщить вам, что ваш сын, лейтенант Майкл П. Сатариано-младший, пропал без вести в сражении 7 января 1973 года в Южно-Вьетнамской Республике, защищая Соединенные Штаты Америки.
Майкл заметил смущение на лице молодого солдата, хотя тот и постарался его скрыть. Даже запакованный в униформу, сержант оставался всего лишь мальчишкой, ребенком… как Майк. Он даже был немного похож на их сына – то же детское лицо… хотя у Майка глаза были темные, а у сержанта удивительно красивого зеленого цвета.
Майкл подготовился к этому моменту, хотя – как и жена – думал, что война закончилась и сын скоро вернется домой, целый и невредимый, а не в цинковом гробу.
И все же он отодвинул эмоции на задний план – он умел контролировать свои чувства, и на первом месте для него были жена, дочь и желание узнать как можно больше о Майке.
– Вы служили во Вьетнаме, сержант? – спросил Майкл.
– Да, сэр.
– Пожалуйста… пожалуйста, присаживайтесь.
Молодой сержант поблагодарил, снял фуражку и присел на краешек стула. Геометрический орнамент за его спиной делал его центром желто-белой мишени.
Майкл устроился напротив солдата на диване. Он тоже сидел на краешке.
– Вы давно выполняете эти обязанности? Сообщаете о потерях?
– Это первая неделя. Первое сообщение.
– Раньше вы были вербовщиком?
– Да, сэр.
– Тяжелая работа.
– Да, сэр. Мистер Сатариано, ваша жена… она приняла меня за вашего сына.
– Черт.
– Вы его ждали?
Майкл кивнул.
– Мне очень жаль, сэр. Вы получите телеграмму с официальным уведомлением.
Майкл почти улыбнулся.
– Это выглядит достаточно официально.
– Вы правы, сэр.
– У вас есть еще какая-то информация?
Резкий кивок.
– У меня есть документ, в котором описывается сражение, я вам его оставлю.
– Вы его читали?
– Читал, сэр.
– Расскажите мне своими словами.
Парень выполнил его просьбу.
– Вы знаете, почему это заняло так много времени? – спросил Майкл. – Все произошло несколько месяцев назад. Нам должны были сообщить через несколько часов.
– В случае смерти так и было бы, сэр. И фактически ваш сын был объявлен пропавшим без вести только вчера.
– Вчера? Вы знаете, почему?
Глаза молодого человека сузились, а затем расширились.
– Сэр, я…
– Что такое?
– Документ…
Майкл выпрямился так, что чуть не упал с дивана.
– Что вам известно? Что вы слышали?
– Сэр, пожалуйста…
Майкл встал. Он посмотрел на парня сверху вниз.
– Я участвовал в тихоокеанской войне. Не нужно подбирать слова. Я был на Батаане.
– Я знаю. Вы получили медаль конгресса. Я… честное слово, я уважаю вас, сэр. И после того как вы так самоотверженно воевали, вам приходится…
– Терять сына? Почему, если Майка объявили пропавшим без вести, мне кажется, что вы считаете его погибшим?
Парень сжал челюсти.
– Я скажу вам – вы и лейтенант Сатариано можете быть первыми отцом и сыном, которые получили Почетную медаль конгресса. Его героизм рассматривался в этом свете.
– Вы это слышали?
– Да.
– Что еще вы слышали?
– Я в самом деле не могу…
– А если бы мой сын сидел на вашем месте, сержант, а ваш отец на моем? Майк рассказал бы вашему отцу все, что он хотел знать.
Парень слабо улыбнулся, внезапно став просто человеком, и сказал:
– Вы просто следователь, мистер Сатариано.
– Я сержант, как и ты, сынок. Говори.
Солдат слышал, как его командир говорил с кем-то из Вашингтона. Причиной задержки объявления Майкла Сатариано пропавшим без вести были противоречивые показания свидетелей. После расследования и разбирательства Майку присвоили такой статус.
– Вроде бы один человек на том вертолете, – сказал сержант, – говорит, что видел, как лейтенант Сатариано приставил пистолет к… извините, сэр… к своей голове, когда враги окружили его.
Майкл, расхаживавший по комнате во время разговора, остановился.
– Видел со взлетавшего вертолета?
– Да, сэр.
Майкл вернулся к дивану, сел, откинувшись на спинку, и покачал головой.
– Я не верю в это, сержант.
– Видимо, официально было решено не принимать во внимание это свидетельство, сэр. Ночь была темная, вертолет поднимал пыль…
– Нет. Я имею в виду, что Майк добрый католик. Он бы не покончил жизнь самоубийством.
– О, – парень сглотнул и выпрямился, – это другое дело, мистер Сатариано. Мы должны приводить священника на такие визиты, но я не смог заставить священнослужителя из Рено поехать со мной. И в Кристал-Бей нет ни одного, поэтому прошу меня извинить…
– Были какие-то причины, кроме пыток в плену, которые могли заставить моего сына расстаться с жизнью?
– Я не понимаю, сэр.
– Я хочу сказать, владел ли он какой-то стратегической информацией – приказы о наступлениях, численность войск, дислокация – которая ставила бы под угрозу его товарищей, если бы попала в руки врага?
Солдат сглотнул.
– Я слышал только часть разговора, мистер Сатариано. Это был телефонный разговор, как я уже сказал, и…
– У Майка была такая информация?
Сглотнув еще раз, парень угрюмо кивнул.
И уверенность Майкла, что его сын никогда не совершит самоубийство, покинула его; он мог прекрасно понять мотивы его поступка – и надежду, что судья в другом мире поймет и сжалится, такую естественную для его сына.