Если люди Аккардо оставили ему испорченное оружие, у него был его пистолет сорок пятого калибра в кобуре под мышкой. Но на тот случай, если копы или федералы услышат выстрелы, пистолет с глушителем подойдет больше. Майкл сунул немного громоздкий пистолет за пояс, оставив куртку незастегнутой.

Как и было обещано, калитка в заборе оказалась незаперта. Майкл почти беззвучно открыл и закрыл ее, войдя в неосвещенный двор. Луна заливала желтым светом этот безупречный ухоженный маленький мирок лужаек, подстриженных живых изгородей и красочных цветочных клумб. Перед домом был круглый каменный дворик. Туфли Майкла на каучуковой подошве не издали ни звука, когда он поднялся по бетонным ступеням к стальной двери, которая оказалась немного приоткрытой. Из-за нее струился приятный пряный запах еды.

Это не удивило Майкла. Он был у Гьянканы несколько раз и заходил в тщательно отделанный подвал с просторной, обшитой панелями комнатой, где маленький гангстер любил отдыхать и иногда «вершил правосудие». За стальной дверью находилась прекрасно оборудованная современная кухня.

Положив руку на рукоять пистолета, Майкл толкнул дверь – она немного скрипнула, но этот звук заглушил голос Фрэнка Синатры: негромко играла «Не грусти, если я покину тебя». Где-то неподалеку было радио или магнитофон. Майкл узнал альбом – это была одна из кассет, которые он выбросил в озеро Уолкер.

Он вошел в прохладу кондиционированного воздух прикрыв за собой дверь, и запах готовящейся еды ста сильнее. Столы и бытовая техника сверкали белизной обшивка стен и шкафы были из выбеленного дуба, вверху светили лампы дневного света. Возле плиты стоял смуглый худой невысокий человек. Его лысину обрамляла бахрома седых волос; на нем была сине-белая, свободная куртка мешковатые коричневые брюки. На одной сковородке жарились сосиски в оливковом масле, а в другой тушились шпинат и бобы.

Мама и папа Сатариано были искусными кулинарами, поэтому Майкл сразу понял, что готовил этот человек, – сейчас он достанет сосиски и обжарит в этом жиру шпинат и бобы, несомненно с чесноком, потом положит сосиски обратно, и получится деревенская закуска по старинному рецепту.

Человек возле плиты почувствовал присутствие постороннего и, перед тем как повернуться, сказал:

– Батч, это ты? Что-то забыл?

– Нет, – сказал Майкл и достал пистолет с глушителем.

Сэм Гьянкана повернул бородатое лицо с бугристым носом и унылыми глазами, подчеркнутыми белыми густыми бровями. Сначала он с глубокой печалью посмотрел на пистолет. Потом на Майкла.

– Значит, они послали Святого. – Гьянкана фальшиво рассмеялся. Он кивнул на шипящие сковородки. – Хочешь?

– Отойди от плиты, итальяшка. Я не хочу, чтобы ты выплеснул жир мне в лицо.

Гьянкана, выглядевший на десять лет старше, чем несколько месяцев назад, когда он пробрался в кабинет Майкла в «Каль Нева» и заварил всю эту кашу, пожал плечами и выполнил приказ. Он даже немного расставил и приподнял руки.

– Все равно еще не готово. Хочешь вина? Пива? Подожди… Кока, черт возьми, кола, правильно? Ты же Святой, в конце концов.

– Спасибо. Мне ничего не нужно.

Гьянкана вздохнул, кивнул и разочарованно скривился.

– Думаю, мы немного недооценивали друг друга, Майкл, верно?

– Думаю, да.

Гьянкана наклонил голову на бок.

– Почему ты не пристрелил меня, когда я стоял у плиты? Хотел сначала увидеть мое лицо?

– Честно говоря, мне наплевать на твое лицо.

Маленький гангстер нахмурился скорее от смущения, чем от гнева.

– Тогда почему ты не выстрелил? Разве не за этим Джо Бэттерз тебя прислал? – Гьянкана фыркнул. – Смешно! Я прошу тебя прикончить этого придурка Бешеного Сэма, а ты строишь из себя праведника. Но для Аккардо пожалуйста… Я говорил тебе, Майкл, говорил, что ты по-прежнему тот же безнравственный говнюк, который пристрелил Фрэнка Эббета в…

– Заткнись.

Гьянкана хмыкнул.

– Тогда стреляй, Святой. – Он пожал плечами. – Разве не я говорил всегда: «Поднявший меч от меча и погибнет»? Вот все и закончилось. Это было неплохо. Я имел мужиков и имел женщин – что еще нужно человеку от жизни?

Палец Майкла, лежавший на курке, напрягся.

Гьянкана спокойно смотрел на него. В глазах миниатюрного дона читался вопрос: «Почему Майкл не стреляет?»

– Или, может… – продолжил Гьянкана, слегка улыбаясь, отчего его прищуренные глаза прикрылись еще сильнее. Глубокие морщины на лбу свидетельствовали о невеселых раздумьях. – Может, ты знаешь, что если убьешь меня, то не получишь ответы на некоторые вопросы скорее всего, никогда. Например, откуда я узнал, что ты в Аризоне? В Таксоне? В Райском, черт возьми, поселке?

Глаза Майкла сузились.

– Откуда же ты об этом узнал?

На покрытом щетиной морщинистом лице появилась улыбка. Гьянкана был маленьким, с впавшей грудью, даже хрупким. Конечно, ему было уже под семьдесят, и он еще не оправился от операции на желчном пузыре.

Голос Муни теперь стал мягким, почти чарующим.

– Святой, почему бы нам не поговорить…

Гангстер указал мимо обеденного стола на открытую дверь, ведущую в комнату, где стоял большой прямоугольный стол из темного дуба и десять стульев с высокими спинками. За этим столом проходили встречи членов Синдиката, когда Гьянкана был боссом.

Майкл знал, что он должен просто пристрелить этого сукина сына, но Гьянкана был прав: если Муни умрет, информация умрет вместе с ним.

– Сначала ты.

Медленно, приподняв руки, Гьянкана повел Майкла в просторную комнату, обшитую панелями из светлого дуба, загроможденную креслами, диваном и бесчисленными безделушками: фарфоровыми пепельницами, пивными кружками, серебряными украшениями, стеклянной посудой и тарелками – в некоторых была еда, другие служили украшением; на картинах, освещенных снизу, были изображены сицилийские пейзажи, а из стоявшего внизу, рядом с баром, магнитофона Синатраиел «Поговори со мной, детка».

Половина комнаты была посвящена гольфу, включая корзину для сумок с клюшками. На полке была выставлена богатая коллекция трубок, а на столе эпохи Людовика XIV стояла коробка с сигарами и буквой «Г» на крышке.

Но огромный стол для совещаний явно доминировал. Гьянкана и Майкл сели с краю, поближе к запаху шипящих сосисок, напротив друг друга.

Майкл, конечно, проверил, нет ли в столе оружия и сигнальных кнопок, и усадил костлявого гангстера, которого, кажется, забавляла эта ситуация. Но в акульих глазах был блеск, который Майкл безошибочно узнал: Гьянкана боялся.

– Позволь мне сказать, почему ты не должен меня убивать, Святой, – сказал Гьянкана, положив руки на крышку стола.

– Почему?

– Ты умный человек. Ты узнаешь власть, когда видишь ее. У тебя большие возможности. – Гангстер снова пожал плечами. – У Аюппы не хватит ума управлять такой организацией, как наша, с национальными и интернациональными интересами. А Аккардо старый человек, который мечтает только об одном: выйти на покой и стричь купоны. Знаешь, я провел вечер с Батчем Блази и Чаки Инглишем. Мы строили планы.

– Почему они больше не работают на Аюппу?

Гьянкана хмыкнул.

– Аюппа думает, что они на него работают. Они были со мной с… да с самого начала, черт возьми. У меня остались старые друзья в мафии, которые помнят, что это такое – иметь настоящего лидера. Новички слышали обо мне, слышали истории, легенды. Ходят слухи о Джоне Кеннеди, Мерилин и Бобби, и о том, как я убил всех троих.

– Это довольно убедительный аргумент.

Гьянкана поднял морщинистую руку.

– Я просто описываю обстановку. Прежде всего ты должен знать, что я не разрешал того, что произошло в твоем доме. В Аризоне.

– В самом деле?

– Я не буду говорить, что я не хотел твоей смерти. Мы оба знаем, о чем ты мог бы рассказать в суде.

– Смешно. Многие говорят то же самое о тебе.

Гьянкана сделал паузу.

– Но я не приказывал Инолии и остальным сделать это с твоей семьей. Я бы так не поступил. У меня тоже есть дети. Я потерял жену, которую люблю до сих пор… Не смотри на меня так. Это правда.