В тот опаленный солнцем день компания появилась в роще, как обычно, вскоре после полудня. Из-за сильной жары, которая по выражению Ивойлова «плавила мозги», работать не хотелось, но чувство долга все же вынуждало их взяться за тетради и учебники. Пятеро школьников уселось в кружок под раскидистой кроной старой липы, защищавшей их от солнца. Панкратова извлекла из сумки ручки, фломастеры и пресловутый альбом с «биоценозом». Внезапно она замерла на пару секунд и вновь начала быстро перебирать содержимое сумки.
— Ребята, а я «Определитель» забыла. Что делать?
— Потрясающе! Лучшая ученица забыла учебник – это почти конец света!
— Ладно, черт с ней, с ботаникой, — перебил Акулиничеву Ивойлов, вполне довольный таким оборотом событий. — До школы еще целая жизнь. Давайте на речку махнем!
— У нас купальников нет, — ответила за всех девчонок Барышева.
— Тогда на качелях покачаемся. Хотя бы ветерком обдует.
— Как хотите, ребята, а я пойду за книгой, — твердо сказала Панкратова. — Время не ждет.
Собеседники разбрелись в разные стороны. На бугорке осталась одна Барышева. Вчера, вместе с двоюродной сестрой, они почтили своим присутствием луна-парк, где несколько часов подряд, до одурения катались на аттракционах. Теперь сама мысль о том, что ее измученное тело будет раскачиваться в пространстве, вызывало у девочки тошноту. Улегшись на живот, Вика начала рассматривать картинки, нарисованные Светкой Акулиничевой. Светка была противной девчонкой, но рисовать умела хорошо – этого Барышева отрицать не могла. Аккуратные растеньица с четко вычерченной корневой системой и листьями радовали глаз. Вика усмехнулась, припомнив свою вздорную идею изобразить на схеме черепа. Наталья Александровна никогда бы не признала ее формальную правоту, и разобралась с ней, начисто проигнорировав все логические построения. «У кого сила, тот всегда и прав, а слабые – виноваты» — подумала Барышева. Чуть повернув голову, она неожиданно уловила слева от себя
какое-то движение. В темной пещерке между корнями липы что-то пульсировало.
— Не спишь, Барышева?
Она вздрогнула. Не отрывая глаз от существа, затаившегося под деревом, пробормотала нечто нечленораздельное.
— Надоели качели. Пусть себе Светка с Серегой… — встревоженный странным поведением Барышевой, Толкачев оборвал рассуждения на полуслове. — Эй, Вика, что случилось?
— Смотри сюда…
Впившись взорами в темноту, они наблюдали за странным шевелением.
— Так кошка лапами перебирает, когда довольна, — прошептала девочка.
— Может, это крот или ежик? Я ребят позову…
Толкачев на животе сполз с бугра, опасаясь потревожить зверька и, вскочив на ноги, помчался к качелям. Подошедших спустя несколько минут ребят ждало разочарование – движение в пещерке прекратилось.
— Барышева, твои шутки всем давно надоели, — немедленно констатировала Акулиничева.
— Спроси у Петьки, он тоже видел.
Тем временем отошедший в сторонку Ивойлов вернулся, держа в руках большую, корявую палку.
— Дай мне! — отстранив собравшихся, Акулиничева сунула ее конец между корней. — Там, правда, что-то есть! Подождите-ка… Кажется – поймала!
Она тянула с заметным усилием, не без труда преодолевая сопротивление неведомого существа.
— Еще немножечко и…
Оскал высохшей головы походил на злую ухмылку – неровные гнилые зубы, многие из которых были железными, обтянутые пергаментной кожей скулы, слипшиеся от почерневшей крови космы волос и корни-змеи, вросшие отверстия ушей и ноздри… Жуткая находка лежала на зеленой упругой травке, превращая реальность в кошмарный сон. Барышева так и не поняла, то ли ее глотка исторгала истошные вопли, то ли орали несшиеся рядом ее товарищи. Испуганные дети мчались, не разбирая дороги, стремясь оказаться, как можно дальше от мерзкого оскала мертвой головы. Беглецы притормозили только у автобусной остановки. Толпившиеся в ожидании автобуса старухи осуждающе посматривали на кучку оживленно жестикулирующих юнцов, рассуждавших о чьей-то оторванной голове.
На противоположной стороне улицы возникла долговязая фигура Панкратовой. Прижав к груди «Определитель растений», она спешила к месту исполнения ученического долга. Не дожидаясь зеленого света, все четверо бросились ей навстречу. Если бы не искренний испуг, живший в глазах
товарищей, Танька вряд ли бы поверила в рассказанную историю. Но, похоже, ей не лгали. Подумав, Панкратова произнесла:
— «Биоценоз» остался в роще, его надо забрать.
Слова Панкратовой подействовали на ребят, как бадья ледяной воды, опрокинутая за шиворот. Желающих еще раз увидеть жуткую голову не было, но и загубить плоды напряженного труда и еще месяц торчать в городе, так же не хотелось. Спор разгорался нешуточный. Кто-то предлагал бросить жребий, кто-то – саму затею, пока, наконец, не решил выручать злополучный альбом всей компанией. Только боязнь предстать трусом в глазах товарищей вынуждала каждого идти вперед. Бодрым, как им казалось, шагом, они вступили под зеленые своды рощи.
Раскрытый альбом вызывающе белел на траве. Приблизившись еще на несколько шагов, они увидели красные и фиолетовые палочки фломастеров, матерчатую сумку с блестевшими на солнце пряжками, тетради, линейку – все, за исключением опутанных корнями человеческих останков.
— Ее здесь нет, — прошептал кто-то из ребят.
С этими словами пузырь ужаса лопнул. Мир обрел прежнюю яркость красок и чистоту звуков, а недавний кошмар уподобился выдуманной страшилке. Разум не мог до конца осознать пережитое и услужливо превратил его в пугающую сказку. Даже очевидцы стали сомневаться в увиденном.
— Неужели кто-то унес?! — всплеснула руками Барышева.
— Хотел бы я посмотреть на того героя! — заметил Ивойлов.
— Фи… пакость какая. Я как представлю, что до нее палкой дотрагивалась… — сморщила носик Акулиничева.
— Отсутствие головы на лицо, — подытожил Толкачев.
Панкратова промолчала.
Ее корни назад утянули, под землю. Наверное, она снова в пещерке, вот увидите…
— Смотреть будешь ты, Барышева. Потом поделишься впечатлениями, — Светка Акулиничева первой направилась прочь с поляны.
Остальные, собрав вещи, устремились следом. Замыкавшая шествие Барышева, чувствовала, как взгляд мутных мертвых глаз жжет ей спину. Обернуться она не посмела.
Петька, Сережка и Вика сидели у подъезда и щелкали семечки, обсуждая события уходящего дня.
— Ее утащили под землю – без сомнения… — Барышева запустила руку в кулечек, извлекла крупное тыквенное семечко, хрустнула им, выплюнула шкурку. — Важно другое, о н о шевелилось только тогда, когда Светка с Серегой качались на «виселице», а когда слезли – оно угомонилось.
— Барышева, ты по ночам ужастики смотришь?
— А что?
— Идеи у тебя какие-то паранормальные.
— Сам ты, Серега, паранормальный. Петька тоже видел, как корни мозги высасывают. У меня даже целая теория на этот счет возникла. Сначада представьте – лежат под землей десятки, нет — сотни трупов… Представили? Кости, покрытые ошметками почерневшей кожи, черви, ползающие в провалах глазниц, истлевшая одежда…
— Тьфу! Я же ем! — Ивойлов передал кулечек Толкачеву.
— Не перебивай ее. Это вместо вечернего киносеанса – лицам моложе семнадцати лет просмотр не рекомендован.
Барышева с воодушевлением продолжала:
— Они разлагаются, гниют, а сверху к ним медленно-медленно спускаются корни деревьев. Прорастают сквозь глазницы и ребра, насыщаются плотью непрощенных грешников, души которых горят в адском пламени… Короче, корни уходят прямо туда, впитывают соки преисподней. Потому так зелены деревья, так много у них сил. Но это полбеды. Хуже, что злобных мертвецов, превратившихся в деревья, можно разбудить. С незапамятных времен стоят посреди могил качели-виселица, поджидая невольных своих сообщников. Ждут, когда усядутся на них невинные дурочки и начнут раскачиваться, раскачиваться, раскачиваться… Помните, когда мы играли в «погоню» и Сережка догнал Петю,