„Заря“ на первой зимней стоянке
Астрономический пункт на острове Наблюдений
Бируля и Вальтер отправляются в летнюю экскурсию
Для экспедиции мною было закуплено 13 саней, изготовленных по модели Нансена. У сибирских саней полозья делаются из березы и покрываются для прочности тонким слоем льда, который нужно в пути ежедневно возобновлять. Для этого, прибыв на ночлег, сани перевертывают и полозья протирают пропитанным водою сукном. Образовавшийся при этом тонкий слой льда только тогда крепко удерживается на полозьях, если сани пролежали предварительно в течение нескольких недель в воде и пропитавшая дерево вода превратилась на морозе в лед. Плотные породы дерева, которые мало впитывают воды, не годятся, и поэтому опыт Нансена с полозьями из ясеня был неудачен. Везти нарты с непокрытыми льдом полозьями по неровному шершавому льду или мягкому снегу собакам тяжело, и тогда приходится убавлять груз. В эту поездку нансеновские сани прекрасно себя оправдали, тем более что я пользовался полозьями из нейзильбера, а не деревянными. При полной нагрузке сани были прочны, только у одних саней при ударе о торос сломались копылья. Даже чрезвычайно консервативный Расторгуев не мог воздержаться от похвалы этим саням. Для усовершенствования нансеновских саней можно еще устроить козлы или дугу по сибирскому образцу. При незначительном весе дуга служит удобной точкой опоры, пользуясь которой можно сдвинуть сани в сторону, подтолкнуть или протащить. Это, конечно, имеет значение, если ехать с упряжкой в 12 собак по восточносибирскому образцу, а не тащить сани самому.
Собачья упряжь устроена следующим образом: 12 собак впрягаются попарно на длинном поводу из кожи морского зайца, которая считается самым прочным материалом для этой цели и называется «потяг». Железный вертлюг а служит для обоих алыков, т. е. для собачьей сбруи б, и надевается посредством петли в на потяг. Алык, сшитый из крепкой кожи, протянут поперек груди собаки, покрывает ее. спину наподобие конской сбруи и завязывается ремнем вокруг живота, благодаря этому собака тянет всей своей силой, напирая туловищем на ремень, между тем как при остяцкой упряжке собака тянет только задней частью своего туловища, ибо постромка протянута у нее через крестец вокруг таза.
Схема собачьей упряжки
Упряжка цугом, на мой взгляд, более соответствует цели, чем остяцкий способ запряжки собак веером в один ряд. Цуг проходит по самой узкой дороге, между торосами, не заставляя собак тесниться. Разумеется, немало ловкости и усилий требуется от каюра (собачьего возничего), чтобы держать в порядке такую запряжку из 12 собак (при поездках на Новую Сибирь я имел цуги в тринадцать и четырнадцать собак). Во главе цуга бегут вожаки, самые умные собаки, которые слушаются голоса возничего. На возглас: «Наррах! наррах!» поворачивают налево, «тах! тах!»— направо, образуя правильный поворот и не бросаясь внезапно в сторону. Дальше следуют собаки по рангам, причем самые плохие впрягаются непосредственно у нарты, ближе к каюру, и они оказываются «козлами отпущения», поскольку им попадает за провинности и свои и чужие.
В первых нартах у меня были в качестве вожаков Туркан I, Туркан II и Тугут. Туркан I чистокровная устьянская полярная собака, в то время как большинство прочих собак имеют явную примесь других собачьих пород. Так, например, Тугут имеет третью или четвертую часть примеси крови сеттера Циклон, которого Бунге брал с собой в поездку в 1886 г.
Вторник 23 октября 1900 г. В 9 часов 30 минут утра мы подошли в полном снаряжении к нартам. На нартах было уложено 864 кг груза. Запряженные собаки нетерпеливо завывали. Был великолепный ясный день, 16° мороза при легком ветре, дувшем в спину. «Заря» красовалась в уборе флагов. Все сотрудники экспедиции, за исключением вахтенного, хотели проводить нас и где нужно помочь тащить сани. Но едва был дан сигнал к отправке, сопровождавшийся подбодряющим свистом для сдвига с места погрузившихся в снег саней, как собачья стая с диким воем ринулась полным ходом вперед, невзирая на то, что проводник тормозил движение палкой и кричал собакам: «стой! стой!». Стараясь не отстать, я встал на полозья, а гидрограф взобрался на высоко нагруженные сани, как на брам-рею грот-мачты, и сел на поклажу верхом. Сопровождавшие нас товарищи побежали вслед, но после тщетных усилий не отстать исчезли вскоре из глаз, и мы едва слышали их последнее «прости». Талант карикатуриста у доктора недолго оставался скрытым. Он использовал этот полный комизма отъезд на фиорд Гафнера для очень удачной карикатуры, которой мы любовались по возвращении.
Снежные бури последних дней намели сносную санную дорогу. Вслед за стремительным рывком, с которым собаки умчались с места, они перешли на хорошую рысь и выдерживали скорость в продолжение полутора часов, до вступления в Таймырский пролив, следовательно через весь рейд «Зари» на протяжении 10,5 км. Начиная отсюда скорость уменьшилась до 4 миль в час. Проехав 25 км, мы сделали остановку. Это расстояние было для первого дня с нашим грузом хорошим испытанием работоспособности отвыкших от езды собак. К тому же ненецкие собаки были совершенно необучены.
Для лагеря избрали место на южном берегу пролива, в его узкой части, у восточного подножия гор.
На плоском берегу, где нами была разбита палатка, я в первую очередь занялся поисками плавника, но нашел лишь гнилые и сырые стволы, непригодные для топлива. В ближайшем соседстве мы обнаружили старый пресный лед, который после полуторачасового согревания превратился сначала в горячий чай, а затем во вкусные щи. Вскипятили воду для хронометров, которые требуют неустанных забот, и наполнили термосы. В 10-м часу вечера, произведя метеорологические отсчеты, мы залезли в свои спальные мешки, и, хотя из-за недостаточных размеров разорвались недавно пришитые капоры, мы великолепно спали до 6 часов следующего утра. Вылезание из спального мешка доставило меньше удовольствия — в то мгновение, когда голова поднималась из капора, она наталкивалась на косую стенку палатки, на которой образовался толстый слой инея, и мы получали при вставании снежный душ, напоминавший о правилах личной гигиены. Оттаивать в кипятильнике воду для умывания не представлялось возможным; каждая минута горения примуса должна была быть использована для получения кипятка для чая, супа, а также для обогревания хронометров. Помимо того, нельзя было терять светлых часов короткого дня, между тем приготовление кипятка требует много времени, и не меньше времени берет с непривычки погрузка нарт. Хотя примус был зажжен в 6 часов утра, только в 11 часов 30 минут мы смогли тронуться в путь.
На второй день собаки везли так же хорошо, как и накануне, если только мы шли быстрым шагом рядом с санями. Чтобы передохнуть, ненадолго присаживались боком на нарту. Через два часа началась сильная вьюга, которая вынудила нас сделать остановку в 3 часа дня, когда уже смеркалось. За этот день мы прошли всего 21 км. Но как бы то ни было, мы находились уже у выхода из Таймырского пролива в его восточной части, где он соединяется с Таймырским заливом, и прошли мыс (Гелленорм) против мыса Миддендорфа на юге острова Таймыр. В поисках защиты от ветра уклонились на 5 км на юго-восток и зашли в ближайшую бухту, где я нашел хорошее место для ночлега у подножия гранито-гнейсового холма на самом берегу.
Здесь я обнаружил ледяную стену, возвышавшуюся приблизительно на 3 м над поверхностью моря. В ней можно было различить несколько слоев. Структура льда была крупнозернистой со множеством воздушных пузырьков. Не подлежало сомнению, что это было образовавшееся под защитой скалы многолетнее ледяное фирновое поле. Подобное явление представляет для меня особый интерес в связи с вопросом возникновения мощных ископаемых ледяных масс на Новосибирских островах, а также в связи с проблемой ледникового периода вообще. Уже в гавани Диксона и в фиорде Миддендорфа находились небольшие поля фирнового льда, защищавшие следы прежнего оледенения этой области от разрушающего воздействия метеорологических влияний. Однако полей фирнового льда такой мощности я там не наблюдал. Нижняя часть фирнового льда, нависшего здесь над поверхностью моря, обломалась под тяжестью нараставшей толщи, и благодаря этому был виден прекрасный разрез.