Естественно, возникает вопрос: можно ли установить движение этого маленького ледяного поля — зачаточного глетчера?
Я отколол несколько кусков фирнового льда, чтобы получить пресную воду. Чай показался нам осрбенно вкусным, так же как и суп. Несмотря на снежную бурю, температура тем временем упала до —26,8°. Шведская одежда, отсыревшая от пота при ходьбе в течение целого дня, быстро замерзла в твердый панцирь. Снимать через голову этот панцирь было трудной задачей, совершенно невыполнимой без посторонней помощи. Стаскивая со слепой яростью эту промерзшую жесткую одежду, мы рисковали опрокинуть стоящий рядом суповой котел и тогда пришлось бы снова потратить несколько часов на приготовление еды. К счастью, все обошлось благополучно.
Усилившаяся ночью вьюга под утро стихла. Ледяной разрез занесло снегом, и я не смог сделать характерного фотографического снимка.
Утром 25 октября я попытался ускорить наши сборы и велел сварить всего два блюда. Сначала был сварен превосходный чечевичный суп с салом, полторы порции которого вполне достаточны для четырех человек, и потом чай, но ради экономии времени пришлось наполнить чаем термосы для хронометров, а на нашу долю осталось всего по полчашки. Тем не менее мы двинулись в путь только в 11 часов 15 минут. Из-за густого тумана мы не могли видеть не только очертаний юго-восточного берега, но и остров Таймыр, вдоль восточного берега которого, начиная от мыса Миддендорфа, я хотел продолжать путь к северу. Поэтому я повернул на северо-запад к мысу, названному мной мысом Гелленор[35].
Я надеялся оттуда быстро добраться верным путем до мыса М иддендорфа через узкий пролив, так как эскиз карты лейтенанта Бовэ в путевой книге о путешествии Норденшельда точно передавал характерную форму Таймырского пролива. И на самом деле, после 15-минутной езды по льду справа от нас показалась длинная узкая коса — это был мыс Миддендорфа на острове Таймыр.
Объехав мыс Миддендорфа, от которого берег вновь поворачивает влево, я взял курс на северо-северо-восток, вдоль восточного берега острова Таймыр. Остров Таймыр был скрыт туманом, сквозь туман виднелись только темные утесы. Я не мог различить, были ли это мысы острова Таймыр или же лежащие перед ним островки. В 2 часа дня начало смеркаться, вьюга резко усилилась, и через полчаса пришлось разбить третий лагерь под защитой утеса, до которого дошли со стороны мыса Миддендорфа, оставив за собой в этот день более 30 км. В 9 часов вечера, к моменту метеорологических наблюдений, небо прояснилось при температуре —25°. На западе северное сияние светилось отдельными снопами лучей, начиная от яркого Арктура до созвездия Кассиопеи. Затем лучи собирались в огромный мерцающий покров, который простирался до самой земли.
Отсюда я хотел на другой день при любых обстоятельствах достигнуть противоположного берега Таймырского залива, где находился открытый Нансеном полуостров Короля Оскара. Для этого предстояло проехать свыше 50 км, согласно масштабу карты Нансена. Чтобы выполнить свое намерение, я должен был сократить время на сборы. В 5 часов утра я разбудил своих спутников, и на этот раз мы были готовы к отъезду уже в 9 часов.
Пятница 26 октября, 9 часов утра. Когда мы тронулись в путь, дул северо-северо-западный ветер с легкой метелью. Я взял курс на восток-северо-восток, Снег, перегоняемый ветром по гладкой поверхности морского льда, служил мне отличным компасом. Чтобы точно держать курс, было достаточно следить за тем, чтобы сани пересекали под надлежащим углом направление, обозначенное перегоняемым снегом. Соответственно с этим я дал своему каюру Расторгуеву указание кричать собакам то «наррах! наррах!», то «тах! тах!», как только упряжка уклонялась от курса. На вторых нартах роль каюра выполнял Носов., Помимо обычной команды, Расторгуев и я обращались на якутском языке к собакам с возгласами, которые рисовали животным возбуждавшие их инстинкт предметы, как, например: «кор-кырса бар», «кыллар баллар», «былтугуй, хара бар», «дие бар», «чуета бар» и т. д., что означало: «смотри — песец», «там олени», «там что-то есть», «гляди — что-то черное», «там хижина», «там медведь» и т. д. Надо сказать, что это имело успех, так как животные, поддаваясь обману, отвечали сердитым воем и ускоряли темп своего бега. В действительности же не было ни песцов, ни белых медведей и менее всего, конечно, человеческого жилья. Мы видели лишь давние следы белых медведей, которые, очевидно, перекочевали на север к открытой воде, и песцов, которые идут за ними следом, чтобы попользоваться остатками «царского стола».
Вскоре рассеялась пелена тумана, скрывающая горизонт, и нашему взору открылся полуостров Короля Оскара; было даже видно, как в Таймырский залив вдавались полуострова или острова. Самая крайняя оконечность полуострова Короля Оскара лежала на 65° и самая отдаленная на юге суша на 180°. Такая же хорошая видимость была на западе — там лежала крайняя оконечность суши на 345°; соответствовала ли она мысу Лаптева, т. е. мысу Северо-Западному Лаптева, или же это был остров, нельзя было, конечно, сказать. Однотонно-белые контуры Ледовитого океана постепенно переходили в очертания такой же плоской тундры, и только местами на фоне окружающей белизны выделялись темные пятна скал, которые могли принадлежать материку или же одному из многочисленных островов.
В час дня, после четырехчасового пути, достигли северного мыса полуострова Короля Оскара.
Судя по времени пребывания в пути, мы проехали на восток 28 км. Таким образом, к моему немалому удивлению, оказалось, что ширину Таймырского залива нужно сократить вдвое по сравнению с принятой Нансеном; следовательно, он имеет форму фиорда. Какой контраст с картиной, представленной на карте Великой Северной экспедиции! Лед Таймырского фиорда, по которому мы ехали, образовался, очевидно, в течение последних недель, а летом море было здесь, по-видимому, свободно от льда. В то время как весь плавучий Лед находился в Таймырском проливе, отдельные плоские ледяные глыбы, загнанные течением, смерзлись зимой без сжатия. Предыдущим летом лед оставался неподвижным, так как связующие ледяные перемычки не таяли, и здесь в Таймырском фиорде образовалась, начиная от мыса Миддендорфа, гладкая ледяная поверхность, в которой незадолго перед тем возникло несколько трещин. В одну из этих покрытых снегом трещин попал я, а в другую, более широкую, провалились незадолго до ночлега три собаки вторых нарт. Псы отряхнули холодную воду со своей косматой шерсти и бодро побежали вперед. На стоянке бедные животные тряслись от холода, и мы растирали их как только могли, пока дрожь не уменьшилась; затем они были предоставлены своему собственному попечению. Закопавшись глубоко в снег, они покрылись своими пушистыми хвостами и спокойно переспали пережитую неприятность.
Мыс на полуострове Короля Оскара сложен из круто поставленных метаморфических сланцев, достигающих около 10 м высоты над морем. Здесь у мыса гладкая поверхность старого льда уступила место полю молодого с беспорядочным торошением, которое мы обошли, свернув за мысом по узкой косе в ближайший залив, открытый Нансеном и названный им заливом Толля.
Взобраться на берег с тяжелогружеными нартами можно было только после приложения физической силы всех четырех человек и после того как все собаки с обеих нарт были впряжены в одну нарту. На берегу нашли немного плавника и взяли с собой два коротких бревна благодаря чему в лагере, в 5 км к юго-востоку от мыса на берегу залива Толля, мы получили возможность насладиться внеплановой порцией чая. Чай быстро вскипел в медном чайнике на жарком огне разведенного перед палаткой костра и пришелся особенно кстати, так как температура в палатке упала до —20°, а на открытом воздухе было —30°. С понижением температуры затих и ветер. В 4 часа дня дул северный ветер силой 7 м/сек, а к 9 часам вечера сила ветра при —31° не превышала 3 м/сек.
На следующее утро, 27 октября, выехали в 10 часов 30 минут. Термометр показывал в 9 часов утра —34°, небо было ясно, дул легкий северо-западный ветер. По мере приближения к полудню, когда рассеялась мгла, стали ясно различимы берега залива Толля. Они казались изрезанными небольшими фиордами или устьями речек.
35
Называю так этот мыс в память великого исследователя Александра Миддендорфа, прах которого покоится под гранитной плитой на его родине в Гелленорме.— Авт.