— Опять нет молока? — спросил старик.

— Да, вымя пустое, — подтвердил Джадсон.

— Сдается мне, — медленно промолвил старик, — что молоко ворует все-таки парень из племени кикуйу. Я тут малость вздремнул, а проснулся, когда он уже улепетывал. Выстрелить не мог — он прятался за корову. Ну ничего, я подстерегу его этой ночью. Нынче он от меня не уйдет.

Джадсон ничего не ответил. Он поднял с земли жестяную банку и побрел к своей лачуге.

В следующую ночь старик снова уселся у окна караулить корову. В том, что мамба появится и в эту ночь, сомневаться уже не приходилось, но старику настолько хотелось еще раз увидеть, как она пьет молоко, что предвкушение этого удивительного зрелища доставляло ему удовольствие. Когда черная мамба проползла под окном, направляясь к его корове — это опять случилось за час до рассвета, — он перегнулся через подоконник и стал наблюдать за ней. Змея выждала несколько мгновений, притаившись под брюхом животного, приподняла голову, пять или шесть раз качнув ею взад-вперед, и взяла коровий сосок в рот. Опа пила молоко в течение получаса, пока не опустело вымя, и, плавно заскользив по траве, исчезла за хижиной. Старик начал беззвучно смеяться одной половиной рта.

Тут из-за гор показалось солнце, а из лачуги появился Джадсон с жестянкой в руке и сразу же направился к укутанному в одеяла старику.

— Случилось что-нибудь? — поинтересовался Джадсон.

— Ничего, — ответил старик, глядя на негр сверху. — Ничего не случилось. Я снова задремал, а этот сукин сын, пока я спал, пришел да и выдоил корову. Слушай-ка, Джадсон, — продолжал он, — мы должны поймать этого малого, иначе ты останешься без молока, что, впрочем, нисколько тебе не повредит. Но вора мы должны поймать обязательно. Стрелять нельзя — больно уж он хитер, все время прячется за корову. Стало быть, поймать его должен ты.

— Я должен поймать его? Как?

— Думаю, — произнес медленно старик, — тебе следует спрятаться возле коровы. Тогда ты сможешь его поймать. Сегодня же выроешь канавку возле того места, где пасется корова. Вечером ляжешь в эту канавку, а я прикрою тебя сеном и травой, так что вор тебя не заметит.

— Он может прийти с ножом, — возразил Джадсон.

— Нет у него никакого ножа, а ты возьмешь палку — больше тебе ничего не понадобится.

— Хорошо, — сказал Джадсон. — Когда он придет, я вскочу и огрею его палкой. — Тут он вспомнил… — Но мне же всю ночь придется слушать, как твоя корова хрустит, жуя траву, точно голыши перекатывая. Я не вынесу этого.

— Выполни все, как я тебе велю, и ни черта с тобой не сделается, — ответил старик.

Днем Джадсон вырыл себе яму, рядом с ней привязал к небольшой акации корову, чтобы она не бродила по полю. Настал вечер, и, когда Джадсон собрался залечь в свою яму, старик подошел к двери его лачуги и сказал:

— Прятаться сейчас нет смысла. Давай дождемся конца ночи, ведь воры вряд ли придут, пока вымя не наполнится молоком. Пойдем ко мне и будем ждать вместе, у меня теплее, чем в твоей вонючей конуре.

Джадсона еще никогда не приглашали в хижину старика, и он последовал за ним, радуясь, что теперь не придется всю ночь лежать на земле. На столе в комнате горела свеча.

— Завари чай. — Старик указал рукой на примус.

Джадсон вскипятил воду и приготовил чай. Они сели на деревянные ящики и стали пить. Старик шумно всасывал горячую жидкость. Джадсон дул на свой чай, осторожно отпивал и поглядывал на старика поверх чашки. Старик все так же шумно продолжал пить чай, и Джадсон сказал:

— Перестань.

Он промолвил это тихо, почти жалобно, при этом уТолки его глаз и рта начали подергиваться.

— Что? — не понял старик.

— Я не выношу этого звука — ты очень громко прихлебываешь чай.

Старик поставил свою чашку на стол и некоторое время безмолвно разглядывал Джадсона, потом спросил:

— Сколько собак ты убил за свою жизнь, Джадсон?

Ответа не последовало.

— Сколько, я спрашиваю.

Джадсон принялся вынимать из своей чашки чайные листочки и наклеивать их на тыльную сторону левой руки. Старик подался вперед.

— Так сколько же собак ты убил за свою жизнь?

Джадсон занервничал. Он совал пальцы в пустую чашку, вынимал листочек, прижимал его к тыльной поверхности руки и тотчас лез в чашку за другим. Когда количество листочков на донышке поубавилось и он уже не мог сразу отыскать их на ощупь, Джадсон склонился над чашкой и загля-пул в нее. Тыльная сторона его руки, державшей чашку, была усеяла мокрыми черными листочками.

— Джадсон! — крикнул старик. Половина его рта открылась и закрылась, точно губки клещей. — Так сколько ты загубил собак?

— Почему я должен отчитываться перед тобой?

Теперь Джадсон снимал чаинки с руки и клал их обратно в чашку.

— Мне хочется знать, Джадсон. — Старик говорил очень ласково. — Может, я бы тоже хотел этим заняться. Давай придумаем, как бы нам поразвлечься.

Джадсон поднял глаза. По его подбородку текли слюни, какое-то время они свисали с челюсти, потом упали на пол.

— Я убиваю собак только из-за звуков, которые они издают.

— Мне интересно знать, как часто ты это делаешь?

— Я делал это много раз, но давным-давно.

— А как? Расскажи, как ты с ними расправляешься. Как тебе больше всего нравится их убивать?

Джадсон не ответил.

— Расскажи, Джадсон. Мне очень интересно знать.

— Зачем рассказывать? Это секрет.

— Я никому не скажу. Клянусь тебе.

— Ну, раз ты обещаешь… — Джадсон придвинул к столу свое сиденье и шепотом проговорил: — Однажды я дождался, когда собака уснула, и бросил ей на голову большой камень.

Старик встал и налил себе чаю.

— Мою собаку ты убил другим способом.

— Когда она лизала свою лапу, звук был такой противный, что мне хотелось убить ее как можно скорее.

— Ты ведь даже не убил ее.

— Зато звук прекратился.

Старик подошел к двери и выглянул наружу. Было темно. Луна еще не взошла, его обдало чистым холодным воздухом. Небо кишело звездами, но на востоке уже слегка побледнело, старик наблюдал за тем, как эта бледность, расползаясь по небу, разгорается и превращается в яркий свет, а он отражается и впитывается росинками на траве высокогорного луга. Затем над горами очень медленно стала подниматься луна.

Старик повернулся и сказал:

— Теперь готовься. Кто знает, может, сегодня им вздумается нагрянуть пораньше.

Они вышли из хижины. Джадсон лег в неглубокую канавку, вырытую им возле того места, где стояла корова, а старик накрыл его сверху травой так, что над землей виднелась только голова.

— Я тоже буду присматривать, — сказал старик. — Из окна. Как только крикну, сразу выскакивай и хватай его.

Оп проковылял обратно, поднялся в комнату, закутался в одеяла и запял позицию у окна. Было еще рано. Почти полная луна поднималась все выше и выше. Она освещала снег на вершине горы Кения.

По прошествии часа старик прокричал в окно:

— Ты еще не спишь, Джадсон?

— Нет, — ответил тот, — не сплю.

— Корова все время хрустит, — пожаловался Джадсон.

— Пускай себе хрустит. Но если ты встанешь, я тебя застрелю.

— Ты меня застрелишь?

— Я сказал, что застрелю, если ты встанешь.

Оттуда, где стояла корова, послышались странные всхлипывания, точно ребенок старается сдержать рыдания, потом раздался голос Джадсона:

— Пожалуйста, позволь мне уйти. Она хрустит.

— Если ты встанешь, я выстрелю тебе в брюхо.

Всхлипывания прекратились примерно через час. К четырем утра стало очень холодно, старик поглубже закутался в одеяла и крикнул:

— Тебе там не холодно, Джадсон? Ты не замерз?

— Очень холодно, — послышался ответ. — По я могу терпеть, корова больше не хрустит, опа заснула.

— Что ты собираешься сделать с вором, когда схватишь его? — спросил старик.

— Не знаю.

— Убьешь его?

Последовала пауза.

— Не знаю. Я просто нападу на пего.

— На это стоит посмотреть, — сказал старик. — Наверное, это будет очень интересно. — Упершись руками в подоконник, он высунулся наружу.