К догадке его подводит целая серия наблюдений:
— тот факт, что полицейский инспектор появляется из-за дома, а не выходит через парадную дверь;
— тот факт, что он, кажется, намеренно избегает общества других офицеров;
— тот факт, что его шляпа, надвинутая низко на лоб, затеняет лицо наподобие сомбреро;
— то, как он ведёт задержанную женщину — ту самую, что передала Леву сообщение — не тащит за собой, крепко ухватив за локоть, а бережно провожает к полицейской машине, стоящей у поребрика; и Лев может поклясться, что женщина тоже ведёт себя как-то не так. Она не только не сопротивляется, но даже вроде бы совсем не против поскорее нырнуть в машину.
Ну и, наконец, то, как офицер идёт: скованно, с прижатой к боку рукой, словно у него что-то болит. Скорее всего, рана в груди.
Парочка залезает в машину, и та трогается с места. Хотя у Лева не получается рассмотреть лицо офицера, догадка пульсирует в его мозгу на всех частотах. И лишь после того, как патрульный автомобиль уезжает, Леву удаётся убедить себя, что, конечно же, это был переодетый Коннор, элегантно ускользнувший между пальцев блюстителей закона.
Значит, так: когда машина доедет до угла, ей придётся повернуть направо, на главную улицу. Лев благодарит судьбу за то, что утром облазил весь городишко; без этого он не знал бы того, что знает сейчас, а именно: на главной улице ведутся широкомасштабные дорожные работы, и поэтому весь транспорт направляется на Кипарисовую, в двух кварталах отсюда. Если Лев срежет дорогу напрямик, через жилые участки, то он сможет попасть туда раньше Коннора. И юноша, не теряя времени даром, срывается с места, зная, что счёт идёт на секунды.
Первые дворы не разделены оградой; различить, где один участок сменяется соседним, можно по состоянию газона: в первом дворе трава аккуратно подстрижена, во втором брошена на произвол сорняков. Всего пара мгновений — и Лев уж на той стороне улицы; дальше — опять дворы. Палисадник первого из них огорожен невысоким штакетником, так что юноше не составляет труда перемахнуть через него. Он оказывается посреди участка, покрытого искусственным газоном причудливого аквамаринового оттенка.
— Эй, ты что творишь?! — вопит с крыльца хозяин с накладкой на темени, такой же искусственной, как и его газон. — Это частная собственность!
Не обращая на него внимания, Лев бежит мимо дома дальше, в глубину, где его поджидает действительно солидное препятствие: деревянный забор шести футов в высоту, отделяющий один задний двор от другого. По другую сторону забора мечется и лает пёс. Судя по голосу, собачка отнюдь не чихуахуа.
«Не думай об этом!», — приказывает себе Лев, переваливая через верхний край забора, и спрыгивает вниз. Он приземляется рядом с громадной немецкой овчаркой, оторопевшей от неожиданности, однако не прекратившей бешено лаять. Замешательство пса даёт Леву преимущество. Он мчится дальше и, сходу проскочив через калитку, выбегает в палисадник, который хозяин замостил не требующими особого ухода речными камешками.
Вот она, Кипарисовая. Движение здесь куда интенсивнее, чем обычно, когда основной поток шёл по перекрытой теперь главной. Лев видит полицейский автомобиль, с возрастающей скоростью несущийся по направлению к нему. Остаётся последнее препятствие — густая живая изгородь, такая высокая, что преодолеть её будет непросто. «Вот глупо получится, — думает Лев, — если после всех усилий я погорю из-за каких-то дурацких кустов!» Он взлетает над изгородью, но инерция несёт его слишком далеко, а на улице нет тротуаров. Лев падает на асфальт прямо под колёса мчащегося на полной скорости полицейского автомобиля.
10 • Коннор
— И надо же им было затеять дорожные работы именно сегодня!
Нервы Коннора на пределе. А вдруг в этой дорожно-ремонтной толчее кто-нибудь заглянет в их машину и увидит, что он вовсе не инспектор Джои?
— Это не только сегодня, — возражает Грейс. — Они роются тут уже несколько недель, меняют канализационные трубы. Воняет, хоть святых выноси.
Коннор проявлял всяческую осторожность, стараясь не сбивать дорожные конусы и избегая встречаться глазами с рабочими. Следуя стрелкам, показывающим направление объезда, он выехал на Кипарисовую и теперь вдавливает педаль газа в пол. Плевать на ограничение скорости. Кто осмелится остановить полицейскую машину?
И тут внезапно прямо под колёса прыгает какой-то пацан. В голове Коннора мгновенно вспыхивает картинка — проклятый страус. Вот только сейчас, кажется, последствия будут хуже, это тебе не какая-то дохлая пташка. Коннор жмёт на тормоз, их с Грейс бросает вперёд. Слышен тяжёлый удар — парнишка, бросившийся под колёса, бьётся о передний бампер. Машина наконец останавливается, к счастью, без рывка вверх, свидетельствующего о том, что она заехала на пацана. Значит, они только сбили беднягу, не переехав его. Впрочем, что с того? Влупили-то они ему здорово.
— О-ой, это плохо, Арджи! — говорит Грейс, не замечая, что называет Коннора именем брата.
Коннору приходит мысль, а не придавить ли газ да смыться отсюда, но он тут же отметает её. Он не может так поступить. Больше не может. В его душе выросло теперь нечто большее, чем примитивное стремление выжить. Он выходит из машины, чтобы узнать, насколько плохо обстоят дела, и заключает договор со своим инстинктом самосохранения: если пацан мёртв, тогда Коннор рванёт отсюда и прибавит ещё одно преступление к своему длинному послужному списку; жертве аварии всё равно не поможешь, нечего вдобавок ещё и собственной жизнью рисковать. Но если пацан жив, то Коннор останется, пока не прибудет помощь. Поймают — значит, поймают, так тому и быть.
Фигура, распростёртая на дороге, издаёт стон. Коннор выдыхает с облегчением — парень жив — но его тут же охватывает страх: и что теперь? А в следующий момент его словно ударяет по голове, и он забывает о страхе — настолько велико его потрясение, когда он узнаёт сбитого.
Лицо Лева искажено от боли.
— Это действительно ты, — произносит он. — Я так и знал!
Сказать, что Коннор потерял дар речи — значит ничего не сказать.
— Он мёртв? — спрашивает Грейс, выходя из машины и прикрывая глаза. — Не хочу смотреть! Он мёртв?
— Нет, но...
Коннор замолкает на полуслове и подхватывает Лева с земли. У того вырывается вопль боли. Только сейчас Коннор замечает, что плечевой сустав друга торчит вперёд под неестественным углом. Стоп, сейчас не время беспокоиться об этом, надо действовать.
— Это он? — открыв глаза, восклицает Грейс. — Что он здесь делает?! Ты это всё запланировал? Если да, то это не очень-то хороший план!
На веранды окружающих домов начинают выходить жители — поглазеть на маленькую драму. Так, об этом тоже сейчас не время раздумывать. Коннор осторожно укладывает Лева на заднее сиденье и просит Грейс устроиться там же, присмотреть за раненым. Затем он, старательно делая вид, что абсолютно спокоен, возвращается на водительское сиденье и трогает автомобиль с места.
— Больница у нас на Бакстере, — сообщает Грейс.
— Нельзя, — отрезает Коннор. — Не здесь.
Хотя, вообще-то, под этим подразумевается нигде. Помощь официальных врачей исключается. Стоит ему только доставить Лева в больницу, и через пару минут все узнают, кто к ним пожаловал. Лев не только нарушил судебное предписание о домашнем аресте; он также сбежал от людей, защищавших его от Инспекции по делам молодёжи. Из чего следует, что надо ехать к Соне — другого убежища им не найти.
Грейс наклоняется к Леву пониже, осматривает плечо.
— Вывих, — заключает она. — Как-то был у Арджента. Играли в пинг-понг. Он стукнулся плечом об стенку. Само собой, обвинил меня, потому что это я послала ему такой мяч. Я тогда выиграла очко. — Она накладывает обе ладони на плечо Лева. — Сейчас будет больно, как тыща чертей. — И с этими словами Грейс налегает на вывихнутый сустав всем своим весом.
Лев вопит — пронзительно, словно пожарная сирена, Коннор невольно дёргает баранку, и машина виляет по полосе. Затем Лев втягивает в себя воздух и кричит снова, чуть слабее. Третий крик больше походит на скулёж. Оглянувшись, Коннор видит, что плечо друга вправлено на место.