— Это как нырять в холодный бассейн, — объясняет Грейс. — Надо кидаться сразу, не раздумывая, а то не нырнёшь никогда.

Даже при том, что всё тело Лева охвачено страшной болью, юноша находит в себе достаточно силы духа, чтобы поблагодарить спасительницу. Однако у него, по-видимому, тяжёлые внутренние повреждения, не видные на поверхности, потому что он кривится и стонет каждый раз, когда меняет позу.

Следуя плану Грейс, они заворачивают на стоянку у супермаркета и оставляют машину вместе с ключами и пистолетом — потому что пропажа личного оружия вызовет слишком много вопросов. Оставь мужику его машину и пушку — и тогда он, скорее всего, будет держать язык за зубами, чтобы не осрамиться перед всем светом.

Коннор влезает в чью-то голубую «хонду», врубает мотор, соединив проводки напрямую — не прячась, у всех на виду, чёрт с ней, с осторожностью. Через пару минут они уже снова катят по направлению к интерстейту. Ну и драндулет им достался — внутри воняет грязными чехлами и картофельными чипсами, баранка пляшет — значит, колёса не сбалансированы. Ну и плевать; для Коннора это просто сказочный экипаж, поскольку он увезёт их к чёртовой матери из проклятого Хартсдейла. А вот сам городок, похоже, затаил на них обиду, потому что только и знает подсовывает под колёса рытвины и включает красный свет везде, где только можно, даже там, где светофор вообще ни к чему. При каждом сотрясении машины Лев стонет и морщится.

— Оно всегда так: когда совсем плохо, дальше станет лучше, — выдаёт Грейс, и Коннору хочется наорать на неё, совсем как братец Арджент, но он подавляет это желание. В отличие от Арджента Коннор знает, что злит его вовсе не Грейс, а положение, в котором они оказались.

На последнем красном свете перед интерстейтом Коннор оборачивается и просит Лева поднять рубашку.

— Зачем это? — интересуется Грейс.

— Надо. Мне нужно кое в чём удостовериться.

Лев задирает рубашку, и Коннор кривится: его худшие опасения подтверждаются. В результате аварии пострадало не только плечо друга; весь его левый бок багровеет, как небо на закате. Внутреннее кровотечение, не иначе, и поди узнай, насколько оно серьёзно.

— Боже мой, божечка, — дрожащим голосом причитает Грейс. — Не надо было его сбивать! Не надо было!

— Окей. — У самого Коннора тоже мутится в голове. — Окей, теперь мы знаем.

— Что знаем? — В голосе Грейс звенят панические ноты. — Ничего мы не знаем!

— Вам стала известна моя самая глубокая и мрачная тайна, — говорит Лев. — Я медленно и верно превращаюсь в баклажан. — Он пытается рассмеяться собственной шутке, но тут же обрывает смех — слишком больно.

«Риса сразу бы разобралась, как помочь», — думает Коннор. Он пытается расслышать её голос у себя в голове, мыслить так же ясно, как она. Риса заправляла делами в лазарете на Кладбище покруче любого профессионала. «Подскажи мне, что делать!» — молит про себя Коннор. Но сегодня подруга нема и ещё более далека, чем обычно. От этого его отчаяние и тоска по Рисе становятся ещё мучительней. Только бы добраться до Сони, а у неё-то уж точно имеется целый список врачей — приверженцев Сопротивления. Но пока что они в Канзасе, до Огайо ещё пилить и пилить...

Коннор косится на бардачок — люди частенько держат там ибупрофен или аспирин; хотя рассчитывать на такую удачу не приходится, особенно если учесть, как ему «везёт» в последнее время. Но, как выясняется, госпожа Удача — дама глупая и непоследовательная, потому что когда Коннор открывает бардачок, оттуда вываливается несколько оранжевых пузырьков с таблетками.

У Коннора вырывается вздох облегчения. Он перекидывает пузырьки по одному на заднее сиденье.

— Прочти мне, что на них написано! — просит он, и Грейс, услышав это, сияет от радости: пусть у неё и не всё в порядке с головой, но читать длинные и заковыристые слова для неё — плёвое дело. Она без запинки тараторит медицинские наименования, которые не смог бы произнести и сам Коннор. Одни кажутся ему знакомыми, остальные — тёмный лес. Ясно одно: хозяин машины либо очень больной человек, либо иппохондрик, либо попросту наркоша.

В бардачной аптеке обнаруживается упаковка таблеток мотрина[12], таких огромных, что сгодились бы и для лошади, и капсулы гидрокодона[13] примерно того же размера.

— Отлично, — говорит Коннор. — Грейс, дай Леву две штуки — под одной и того, и другого.

— Так запить же нечем! — возражает Грейс.

Коннор ловит взгляд Лева в зеркале заднего вида.

— Извини, Лев, но придётся либо проглотить их всухую, либо разжевать. Нам сейчас нельзя останавливаться, чтобы раздобыть воды; а лекарство ты должен принять прямо сейчас.

— Не заставляй его! — просит Грейс. — Оно такое невкусное!

— Ничего, не подавлюсь, — уверяет Лев. Коннору совсем не нравится, как слабо звучит голос друга.

Лев ждёт, пока во рту наберётся побольше слюны, затем бросает таблетки в рот и проглатывает — действительно, подавившись только совсем чуть-чуть.

— Окей. Вот и отлично, — говорит Коннор. — В следующем посёлке остановимся, раздобудем льда — уменьшить опухлость.

Коннор пытается убедить себя, что положение Лева не так опасно. Концы костей вроде наружу не торчат, или ещё какой ужас в этом духе.

— Ты поправишься, — обращается он к другу. — Всё будет хорошо.

Но даже после того, как они через десяток миль разжились льдом, мантра Коннора «всё будет хорошо», срабатывать не желает. Бок Лева раздувается ещё больше и приобретает тёмно-бордовый оттенок. Левая кисть тоже распухла, вид у неё карикатурно-мультяшный, словно лапка Пятачка. «Когда совсем плохо, дальше станет лучше», — звучат в голове Коннора слова Грейс. Он видит в зеркале глаза друга, красные и слезящиеся. Лев едва способен держать их открытыми.

— Лев, не смей засыпать! — кричит ему Коннор. — Грейс, не давай ему уснуть!

— Но сон оказывает оздоровительное действие, — возражает Грейс.

— Только не в том случае, если ты на грани шока. Лев, не смей спать!

— Стараюсь. — Его голос едва слышен, произношение невнятно. Коннору хочется верить, что это из-за лекарств, но он понимает, что его надежды тщетны.

Он словно приклеился глазами к дороге. Что предпринять? Суровая реальность не оставляет им никаких шансов. Но тут Лев произносит:

— Я знаю, где нам окажут помощь.

— Опять шутить пытаешься? — осведомляется Коннор.

— Какие шутки. — Лев несколько раз медленно вдыхает и выдыхает, набираясь сил или, может быть, отваги для объяснений. — Отвези меня в резервацию арапачей в Колорадо.

Должно быть, бредит, бедняга, думает Коннор.

— В резервацию Людей Удачи? С какой им стати с нами возиться?

— Убежище, — сипит Лев. — Люди Удачи так и не подписали Соглашение о расплетении. У арапачей с государством нет договора об экстрадиции. Они предоставляют убежище беглым расплётам. Иногда.

— Убожище? — вскидывается Грейс. — Я не убогая! Не поеду к притонщикам!

— Ты совсем как Арджент! — упрекает её Коннор. Грейс умолкает и задумывается.

Коннор взвешивает альтернативы. Если направиться к арапачам в поисках убежища, то это будет означать, что они двинутся на запад вместо востока; и даже если они выжмут из своей тачки всё возможное, поездка займёт не меньше четырёх часов. Для Лева это очень долго. Но приходится выбирать — либо это, либо сдаться на милость врачей в первой попавшейся больнице. Нет, последнее не пойдёт.

— Откуда ты всё это знаешь — про арапачей? — спрашивает Коннор.

Лев вздыхает.

— Да занесло меня туда как-то...

— Ладно, — сцепив зубы, говорит Коннор, — будем надеяться, что эта лошадка занесёт тебя туда ещё раз.

Он пересекает травяной разделитель, выезжает на полосу встречного движения и устремляется на запад, в направлении Колорадо.

Несмотря на все утешительные формулы и красивые эвфемизмы Cовета племени, в службе караульного у ворот резервации нет ничего благородного. В давние времена, когда Соединённые Штаты были лишь кучкой колоний, и задолго до того, как арапачи возвели вокруг своих земель высокие заграждения, всё обстояло иначе. Стоять на страже периметра тогда было почётной обязанностью, достойной истинного воина. А сейчас... Сейчас это значит носить синюю униформу, торчать в будке у пропускного пункта, проверять паспорта и прочие документы да бубнить всем híísi’ honobe, что приблизительно переводится как «Хорошего вам дня», доказывая тем самым, что и арапачам не чужды банальности современного общества.