Этот десятина... Это невинное лицо... Оно было Кэму знакомо, и не только по бесчисленным статьям и выпускам новостей.

Он был ранен.

Ему требовалось исцеление.

Я играл для него на гитаре.

Песнь исцеления.

Для Мапи.

Кэм не имел понятия, что это всё значит, чувствовал только энергию связи, соединение синапсов в сложной мозаике его нейронов. Он — или, по меньшей мере, кто-то из членов его внутреннего сообщества — знаком с Левом Калдером; и это знание каким-то образом связано с музыкой.

Вот почему Кэм сел играть.

Лишь в два часа ночи он наконец выуживает достаточно драгоценных крупиц из своей музыкальной памяти, чтобы воссоздать полную картину. Лева Калдера некогда приютили у себя арапачи. Никому из ищеек, идущих по его следу, не известно об этом, из чего следует, что для Лева резервация арапачей — идеальное убежище. Зато Кэму известно. Ощущение власти, которое даёт ему это знание, пьянит его. Потому что если правда, что Лев скрывается вместе с Рисой и Коннором, то искать их следует в резервации арапачей — месте, в котором юновласти не имеют никакой власти.

Неужели Риса всё это время знала, что Коннор Ласситер жив? Если это так, тогда многое становится понятным: почему она не смогла отдать своё сердце ему, Кэму; почему она так часто говорила о Конноре в настоящем времени, как будто он затаился за ближайшим углом и готов увести её прочь.

Кэму следовало бы впасть в отчаяние, а он вместо этого воспрял духом. У него почти не было надежды победить призрак счастливого соперника; но живого Коннора Ласситера, человека из плоти и крови, можно одолеть! Его можно опозорить, обесчестить — всё что угодно, лишь бы изгнать его из сердца Рисы, а потом, когда её любовь к Коннору умрёт, Кэм займёт его место.

После этого он лично позаботится о том, чтобы передать Беглеца из Акрона властям. Вот тогда он, Кэм, станет героем и сможет купить себе свободу.

В три часа ночи Кэм выскальзывает из таунхауса, оставляя позади это подобие жизни. Он вернётся только тогда, когда когда сунет Рису Уорд себе под мышку и раздавит Коннора Ласситера собственным каблуком.

«КОЛЕСО НАЙДЁНЫШЕЙ» В ИТАЛЬЯНСКИХ БОЛЬНИЦАХ

Каролин Э. Прайс

28 февраля 2007 года

В Италии происходит тестирование нового типа «колеса найдёнышей» — концепции, впервые представленной в Риме ещё в 1198 году папой Иннокентием III.

Хорошо одетый, красивый, здоровый трёх- или четырёхмесячный младенец — возможно, итальянец, возможно, нет — был в субботу вечером покинут в «колесе найдёнышей» — обогреваемой колыбели, установленной у Поликлинико Казилино. «Колесо найдёнышей» было создано специально затем, чтобы женщины могли оставить в нём своего ребёнка — если у них нет желания или возможности растить его самим.[26]

Этот младенец был первым из спасённых в Италии благодаря экспериментальной системе, призванной положить конец выбрасыванию детей на улицу. Найдёныш получил имя Стефано в честь обнаружившего его врача.

Министр здравоохранения Ливия Турко считает это начинание «примером для подражания». Коллега г-жи Турко, министр по делам семьи Рози Бинди желает ввести современную версию «колеса найдёнышей» во всех больницах Италии, где есть родильные отделения.

Глава отделения неонаталогии[27] при Поликлинико Казилино доктор Пьермикель Паолино отмечает: «Мы бы не удивились, если бы обнаружили в колыбели новорождённого, но мы никак не ожидали найти там трёх- или четырёхмесячного ребёнка... Кто знает, что скрывается за этим эпизодом?..»

Опубликовано с разрешения DigitalJournal.com

Всю статью можно прочитать здесь: http://www.digitaljournal.com/article/127934 

Наконец и на их улице праздник! Сегодня вечером Рейншильды обедают в самом дорогом, самом эксклюзивном ресторане Балтимора. Пришла пора достойно отметить свой успех.

Соня держит протянутую через стол руку Дженсона в своей. Официант уже дважды подходил к ним и дважды был отослан обратно — они не хотят, чтобы их торопили с заказом. В высоких бокалах пузырится шампанское, в ведре со льдом охлаждается бутылка «Дом Периньон». Хорошо бы, чтобы этот вечер длился, длился и не кончался — они это заслужили.

— Расскажи снова, — требует Соня. — И с подробностями! Ничего не упускай!

Дженсон только рад её просьбе, потому что такие события он готов переживать снова и снова. Жаль, что он не сделал видеозаписи этой встречи! И он в который раз рассказывает жене, как вошёл в кабинет президента фирмы BioDynix, занимающейся изготовлением медицинской техники, и представил то, что считает делом всей своей жизни — точно так же, как несколькими днями раньше он показал его Соне.

— И президент сразу же оценил все открывающиеся возможности?

— Соня, при виде моего устройства у него просто слюнки потекли! Чуть ли не клыки прорезались. Он сказал, что только переговорит с советом директоров и тут же свяжется со мной. Но не успел я выйти из здания, как он уже позвал меня обратно, чтобы заключить договор.

Соня хлопает в ладоши — о последнем факте она ещё не слышала.

— Это же просто здорово! Он боялся, что ты пойдёшь к конкурентам.

— Вот именно. Он тут же сделал мне деловое предложение, причём не только относительно опытного образца, но и всего остального: чертежей, патента и прочего. BioDynix хочет иметь исключительные права!

— И ты, получив чек, конечно, сразу же отправился в банк?

Дженсон качает головой:

— Электронный трансфер. Я убедился — деньги уже у нас на счёту. — Дженсон делает глоток шампанского, затем наклоняется через стол и шепчет: — Соня, на то, что они нам заплатили, можно купить небольшой остров!

Соня улыбается и подносит свой бокал к губам.

— Я обрадуюсь, если ты просто согласишься взять отпуск и отдохнуть.

Оба знают, что дело не в деньгах. Изобретение Дженсона изменит мир — как это уже случилось один раз в прошлом.

Наконец они делают заказ, бокалы снова полны, и Дженсон поднимает свой:

— За конец расплетения! Не пройдёт и года, как от него останется лишь постыдное воспоминание!

Они чокаются.

— Я уже вижу, как тебе вручают вторую Нобелевскую премию, — говорит Соня. — И на этот раз тебе не нужно будет делить её со мной.

— А я всё равно разделю! — улыбается Дженсон.

Приносят их заказ — самое изысканное из всего, что им когда-либо приходилось отведывать, в самый прекрасный в их жизни вечер.

И лишь на следующее утро они обнаруживают, что что-то неладно. Потому что корпус, в котором они работают — тот самый, названный в их честь — больше не носит имя Рейншильдов. За одну ночь большие латунные буквы над входом были заменены другими. На здании теперь красуется имя председателя «Граждан за прогресс».

Хэйдена Апчёрча расплести нельзя. Во всяком случае, не сегодня. Но кто знает, что может случиться завтра?..

— Почему я здесь, если мне уже семнадцать? — спросил Хэйден у своих тюремщиков после того, как его вместе с другими ребятами из КомБома отвезли в заготовительный лагерь. Начальник лагеря ответил лишь:

— А тебя больше устроила бы тюрьма?

Но в конце концов Менард не выдержал и с наслаждением выложил Хэйдену «вкусную» новость:

— Примерно в половине штатов поставлен на голосование законопроект, разрешающий расплетение особо опасных преступников. — Начальник одарил Хэйдена желтозубой улыбкой. — А ты находишься в заготовительном лагере на территории штата, в котором этот закон, без сомнения, будет принят и вступит в силу на следующий же день после голосования. Так что готовься — тебя расплетут в 00:01 шестого ноября. Не забудь завести будильник.