На границе посёлка Уна медлит, ожидая, пока поблизости не будет ни прохожих, ни автомобилей, а затем углубляется по узкой тропинке в лес. Коннор следует за ней на безопасном расстоянии.
В чаще Уна быстро исчезает из виду, но почва мягкая после утреннего дождя, и Коннор идёт по следам. Судя по их рисунку, последние несколько дней их хозяйка ходила по тропе много раз. Через полмили Коннор выходит к какому-то зданию. Собственно, зданием это назвать трудно. Странная куполообразная постройка, что-то вроде иглу[30], но из камня и глины. Изнутри доносятся два голоса: один принадлежит Уне, другой — незнакомому мужчине. Коннор никогда прежде не слыхал этого голоса.
Первой его мыслью было, что у Уны здесь тайное свидание и что лучше бы им не мешать... но доносящаяся изнутри беседа совсем не похожа на воркование влюблённых.
— Я не стану этого делать! — кричит мужчина. — Ни сейчас, ни когда-либо вообще!
— Тогда ты умрёшь, — чеканит Уна.
— Уж лучше умереть!
В строение ведёт только одна дверь, но верх купола давно не ремонтировался, и в нём полно дыр. Коннор осторожно, потихонечку вскарабкивается по закруглённой поверхности и заглядывает в щель.
Увиденное задевает в его душе самую заветную струну. Он видит молодого человека — примерно своего ровесника, с причудливой причёской из волос разного цвета и разной структуры. Юноша привязан к столбу и яростно вырывается из пут. Судя по его запаху и виду, он находится в этом отчаянном и беспомощном положении уже довольно давно — его не спускали с привязи даже чтобы облегчиться, и он был вынужден делать это под себя.
Первая инстинктивная реакция Коннора — отождествление. «Этот пленник — я. Это я в подвале у Арджента. Это я отчаянно пытаюсь освободиться. Цепляюсь за последнюю надежду».
Эмпатия Коннора так сильна, что повлияет на все его дальнейшие отношения с этим человеком.
Но Уна не Арджент, напоминает себе Коннор. У неё другие мотивы, каковы бы они ни были. Почему же она так поступает? Коннор ждёт, надеясь вскоре получить подсказку.
— Отпусти меня или убей, — говорит пленник. — Так больше не может продолжаться!
На это Уна отвечает одним простым вопросом:
— Как меня зовут?
— Я же сказал тебе — не знаю! Я не знал этого вчера, не знаю сегодня и не буду знать завтра!
— Тогда, может быть, музыка подскажет тебе.
Уна отвязывает его. Узник даже не пытается бежать, зная, что это бесполезно. Он всхлипывает, руки его повисают, словно плети. И в эти слабые руки Уна вкладывает гитару.
— Играй. — Сейчас она говорит мягко и гладит его кисти, укладывая их в позицию для игры. — Дай ей голос. Это твой талант. Это то, что ты делал всю свою жизнь.
— Это был не я! — стонет он.
Уна отходит и садится к нему лицом. Вынув из чехла винтовку, она кладёт её себе на колени.
— Я сказала — играй.
Пленник неохотно начинает играть. Печальные аккорды наполняют гулкое пространство купола, словно всё строение стало теперь резонансной камерой гитары. Коннор чувствует, как всё его тело вибрирует в такт этим звукам.
Музыка прекрасна. Пленник Уны — истинный мастер. Он больше не всхлипывает. Вместо него теперь рыдает Уна, обнимающая себя руками, как будто её что-то разрывает изнутри. Стоны девушки переходят в горестный вой и сливаются с музыкой в великом траурном плаче.
Коннор меняет позу; небольшой камешек откалывается от края щели и падает внутрь купола.
В то же мгновение Уна вскакивает на ноги и, вскинув к плечу винтовку, целится в Коннора сквозь дыру в каменной кладке.
Коннор рефлекторно откидывается назад, срывается и катится вниз, обдирая кожу о грубую каменную поверхность и набивая себе шишки. Достигнув земли, он грохается на спину так, что дух вышибает; а когда он, придя в себя, пытается подняться, над ним уже стоит Уна, а дуло её винтовки торчит прямо ему в лицо.
— Не двигаться! — взвизгивает девушка.
Коннор замирает, почти уверенный, что она и вправду выстрелит, стоит ему шевельнуться. И тут пленник пользуется представившейся возможностью и бросается в лес.
— Hííko! — ругается Уна и мчится вслед. Коннор устремляется за ней — ему не терпится узнать, чем кончится эта маленькая драма, со стороны выглядящая сценой из психушки.
Догнав убегающего узника, Уна отбрасывает оружие и кидается на парня с голыми руками. Оба падают и катаются по земле. Длинные волосы Уны окутывают их, словно тёмный саван. И тут Коннор соображает, что преимущество теперь на его стороне. Он подбирает винтовку и направляет её на дерущихся.
— А ну встать! Быстро!
Но те словно не слышат его. Тогда он стреляет в воздух.
Грохот привлекает их внимание; они отпускают друг друга и поднимаются на ноги. Только сейчас Коннор замечает, что у парня что-то не в порядке с лицом.
— Что за чёрт здесь творится?! — гаркает Коннор.
— Не твоё дело! — огрызается Уна. — Дай сюда винтовку!
— А может, мне вместо винтовки дать тебе пулю? — Коннор, не отводя ствола от девушки, переводит взгляд на её пленника. Да что у него с мордой? На коже какие-то странные разводы — расходятся, будто лучи, от центра лба и словно бы продолжаются на волосах. Так неестественно и всё же так знакомо...
И тут Коннора словно громом поражает — он догадывается, кто перед ним. Он достаточно насмотрелся на эту рожу в газетах и по телевидению, она не раз являлась ему в кошмарах. Это тот самый омерзительный Сплёт! Похоже, их обоих осеняет одновременно, потому что в краденых глазах Сплёта загорается огонёк узнавания.
— Это ты! Беглец из Акрона! — И без всякого перехода: — Где она? Она здесь? Отведи меня к ней!
Коннор ошеломлён настолько, что понимает лишь, что ничего не понимает — слишком много всего навалилось. Если попробовать разобраться прямо сейчас, то наверняка это приведёт к фатальной ошибке: у него отберут винтовку, и тогда не избежать чьей-нибудь гибели — возможно, его собственной.
— Вот как мы сделаем, — произносит он, заставляя свой голос звучать спокойно, но при этом не опуская винтовки. — Мы сейчас все вместе вернёмся в иглу...
— В парной вигвам, — рычит Уна.
— Парной так парной, мне по фигу, как оно называется. Сейчас мы пойдём туда, сядем и будем париться, пока я во всём не разберусь. Ясно?
Уна обжигает его взглядом, а затем устремляется обратно к вигваму. Сплёт не так быстр на подъём. Коннор направляет на него ствол.
— Шевелись, не то превращу твои окорока обратно в сборную солянку!
Сплёт обдаёт его презрительным взглядом краденых глаз и направляется к парному вигваму.
Коннору известно, как зовут это существо, но обращаться к нему по имени значит признать его человеком. Слишком много чести. Он предпочитает называть его Сплётом.
Все рассаживаются в вигваме, но эта парочка психов не желает и рта раскрыть, как будто им не по душе, что он вмешался в их тёмный танец. Поэтому Коннор начинает первый, делясь своей догадкой:
— У него руки Уила. Давайте от этого и будем плясать.
Уна выкладывает ему подробности похищения своего жениха — вернее, то, что ей известно со слов Лева и Пивани. Элине и Чалу так и не удалось выяснить, что произошло с их сыном дальше, впрочем, они на это и не рассчитывали. Жертвы орган-пиратов редко попадают в заготовительные лагеря; их, как правило, продают отдельно, по частям, на чёрном рынке. Но с Уилом Таши’ни, по-видимому, был особый случай. Коннор даже представить себе не может ту боль, которую испытывает Уна, знающая, что у этого существа, сидящего напротив, руки её возлюбленного, а в мозг в буквальном смысле вплетён его талант. Талант Уила, его музыкальная память — и никаких воспоминаний об Уне. Да тут у кого угодно крышу бы сорвало! И всё же — держать его на привязи, как собаку?..
— Как ты могла, Уна?!
— Уна! — Сплёт с триумфом улыбается. — Её зовут Уна!
— Молчать, Сборная Солянка, — обрывает Коннор. — Я не с тобой разговариваю.
30
Иглу — эскимосское жилище из льда и снега.