Мир галдит, а ты словечушка Им не выскажешь разумного.
С. Дрожокин.
Много бессильных и горьких женских и детских слез проливалось ежедневно по лицу нашей страны. Несчастия и болезни, людское горе и смятение в народной жизни несла с собою .водка. Ни одно темное дело не обходилось без ее участия.
Больше всего пила Москва и Московская губ. Правительство было заинтересовано в пьянстве народа, так как, во-1-х, это позволяло ему держать народ в невежестве и бесправии, ибо пьяный народ не сознавал своих прав и не имел воли к борьбе, а во-2 х, пьянство давало правительству большие доходы, служившие основой бюджета, который поэтому и назывался тогда в стране «пьяным» бюджетом. Доход от продажи спиртных напитков составлял тогда около 1 , всех доходов правительства. В последние годы пред войной народы России тратили на спиртные напитки более одного миллиарда рублей, при чем около 900 миллионов рублей из них уходило только наводку. Эти 900 миллионов рублей, которые получала казенная винная монополия, и которые почти в 4 раза более современного единого сельско-хозяйственного налога 2), как бы в виде дополнительного налога вносили почти исключительно рабочие и крестьяне, так как они были тогда главными потребителями дешевой водки. Как известно, 16 июля 1914 года, лишь только послышались
первые раскаты грозы надвигавшейся войны, была запрещена продажа водки, так как в связи с объявленной мобилизацией правительство опасалось беспорядков. Вскоре последовало запрещение продажи виноградных вин и пива. Наступила трезвость, хотя и принудительно вызванная. Плоды этой трезвости народ не мог пожать в полной мере, так как он нес в это время неисчислимые кровавые и материальные жертвы войны. Так как народ втянулся в пьянство и не мог быстро расстаться с алкоголем, то появились в тайной продаже всевозможные суррогаты водки (денатурированный спирт, древесный спирт, политура, одеколон, а впоследствии самогонка и пр.), от которых пьющие теряли зрение, лежали в бесчувствии, бились в приступах судорог и невыносимых болей и от которых умирали при явлениях тяжелого отравления. Свершившаяся революция пробудила гражданское сознание, развернула пред русским народом поле творческой работы по строительству новой жизни, захватила в порыве гражданской .войны за советскую власть, открыла ^ пути просвещения, и трезвость не по принуждению, а трезвость, ^ продиктованная революционным сознанием и революционной дисциплиной, начала входить в быт народа. Пьянство, которое иногда кое-где и прорывалось, встречало тогда всеобщее гневное осуждение и сурово каралось законом. Отсутствие у крестьян излишков хлеба для самогоноварения, временный захват винодельческих районов, революционный запрет на спиртные напитки,—все это поддерживало народную трезвость. '
3. Современный алкоголизм в СССР.
а) До выпуска 40° очищенного вина.
Когда умолкли грозы гражданской войны, ушли лишения голодного и холодного существования, народ вздохнул легче, и он опять потянулся к тому соблазнительному дурману, с которым он сжился на протяжении долгих лет и который он не успел забыть. Возвратились в СССР южные винодельческие районы, которые были отторгнуты, появились хлебные излишки на самогон, снят запрет, были допущены в продажу виноградные вина, слабые наливки и пиво, появился НЭП... И алкоголь—льстивый, коварный—стал опять забирать народ в свой плен. Под знакомыми всем желто-зелеными вывесками гостеприимно открыли свои двери рестораны, трактиры, пивные...
В окнах магазинов заиграли разноцветными красками стройные ряды бутылок с «слабыми» напитками. На улицах появились пьяные—шатающиеся, с мутным взглядом, с бессвязной речью... Дети вначале смотрели на них с изумлением и спрашивали взрослых: «что с ними»? Потому что дети, выросшие среди лишений войны и в обстановке революционного подвига народа, дети, не видавшие в своей жизни пьяных, не знали, что такое пьяный. Теперь дети это узнали. В винных магазинах стали устанавливаться очереди за получением спиртных напитков. Особенно «отличилась» Москва в пасхальные дни 1925 г., когда было продано здесь около 2 миллионов бутылок разных спиртных напитков:
«На улицах появилось много пьяных. Милиция штрафовала за появление в нетрезвом виде на улице и для протрезвления увозила пьяных в .милицейские участки. За воскресный и понедельничный дни во всех отделениях милиции перебывало около 3.000 пьяных. Наложено штрафов на несколько тысяч рублей за дебош, пьянство и хулиганство.
Милиция зарегистрировала несколько десятков пьяных избиений, драк, несколько отравлений алкоголем. Несколько детей, оставшись без присмотра родителей, сильно пострадали от падения из окон, с лестниц. Более 20 человек умерло от злоупотребления спиртными напитками. Зарегистрировано несколько десятков случаев острых желудочных заболеваний». («Рабоч. Г аз.», № 90—1925 г.).
В дни получек пивные и трактиры стали заполняться трудящимися. В газетах описывались и описываются бытовые сценки, где плачут женщины, поджидающие из пивных своих мужей, нередко оставляющих там всю свою получку.
«Визжит гармоника, хлопают пробки. Пьянка идет целыми цехами. В одном углу гуляет «котельная», в другом—«мартеновский». Шум, драки. А на улице— две очереди. Одна-мужская—ждет освобождения столиков, другая женская— ждет выхода пьяных мужей» («Рабочая Газета», № 280—1924 г.).
Или корреспондент с Кольчугинского завода сообщает:
«В те дйи, когда производится дачка (так называют кольчугинцы получку), к в Кольчугине буйно. На базарной площади густо насели «Азвин», «Конкордия», чЧгВпнсиндикат»—пять-шесть винных лавок.
— Куда ни плюнь,—везде вывеска с летящей на крыльях бочкой.—Так на ' этих крыльях вся «дачка» в трубу и вылетает,—жалуются жены кольчугинцев.
Вечером по улице пройти нельзя: драки и поножовщина».
(«Рабочая Газета», № 283—1925 г.).
Пьянство растет и расползается по всему необъятному простору нашего Союза. «Спиртной поток грозит затопить ростки новой жизни». Из деревень и городов, с рудников и промыслов, с фабрик и заводов идут тревожные вести о грозном нашествии «зеленого змия». Например, рабкор Дулевского завода, Московской губернии, сообщает:
«Здорово работает завод: в некоторых цехах производительность труда выше довоенной. Несколько отстает зарплата, но все же двигается вперед: теперь первый разряд получает 12 р. 60 к., а раньше 8 р. Материальное положение рабочего также улучшается. То же и на культурном фронте: и клуб есть, и театр, и библиотека-читальня, и кино, и спортплощадка, и парк, и... да разве все перечтешь!
Через все эти учреждения жадно впитывает в себя рабочий новые знания. Только в одном месте старое заедает, большой прорыв культурного фронта чувствуется: «зеленый змий» расширяет свои владения на пашем заводе. Бойко торгует наш кооператив этим «змием», редко, но все же бывает, что и в кредит отпускает-Парк превращается в открытую пивную, подчас и в столовке нелегально «осушают»,
А от него, «зеленого змия», и все качества: драки стали вещью обыденной-повседневной, хулиганство сильно развивается, иногда дело доходит до поножовщины и т.д. Появились опять и профессиональные пьяницы. Тащат все из дома и пропивают. Хуже всего, конечно, это явление отражается на матери-работнице и семье.
Необходимо ячейкам РКП (б) и РЛКСМ, а также ФЗУ взяться по-настоящему за изживание этого явления, а то как бы «зеленый змий» не захлестнул молодые побеги нового быта». («Правда», № 141—1925 г.).
Из деревни пишут, что там «на почве поголовного пьянства происходят безнаказанное хулиганство, поножовщина, убийства «по пьяному делу».
Доктор Мендельсон сообщает следующие цифры роста алкоголизма в Ленинграде:
«В течение 1922 года арестовано было милицией 2058 пьяных, а в 1923 г. — уже 6001 человек, т.-е. почти в 3 раза больше. Мест изготовления самогона обнаружено было в 1922 г.—598, а 1923 г.— 4186, т.-е. в 7 раз больше. Питейных заведений в Ленинграде было в 1922 г.—480, а в 1923 г.—758 (сюда входят пивные лавки, рестораны, трактиры и виноторговли). Пива приходилось на душу городского населения в 1921 г. 36,5 бутылок, а в 1923 г.—65,7 бутыл.». («Вестник Современной Медицины», № 3—1925 г.).