– Ну да, у себя он герой, – говорили они, – но выдержит ли он сравнение с лучшими мастерами этой игры?

И вот настал 1954 год. Стокгольм. В столицу Швеции съехались все «звезды» мирового хоккея: и считавшиеся тогда непобедимыми канадцы, и неизменные участники подобных турниров чехи, и многоопытные, упорные хозяева льда шведы… Но когда закончилась спортивная борьба (как мы уже отмечали, закончилась блестящей победой нашей сборной), жюри, составленное из самых авторитетных специалистов, единодушно признало Всеволода Боброва лучшим нападающим чемпионата.

В хоккее, как известно, никогда не регистрировались и не регистрируются никакие рекорды, но у Боброва они есть. В чемпионате СССР 1948 года на его счету в среднем за каждый матч получилось 2,8 шайбы! К такой результативности до сих пор не приблизился ни один советский хоккеист. Чтобы лучше оценить это достижение, напомню, что пока абсолютно лучшим результатом в нашем хоккее является показатель Вениамина Александрова, пославшего в ворота соперника в сезоне 1962/63 года 53 шайбы в 37 матчах. По эффективности в расчете на каждую игру это вдвое меньше, чем у Боброва.

Его главное достоинство, главная отличительная черта – неповторимость, несхожесть ни с кем другим. И на футбольном, и на хоккейном полях его можно было узнать сразу, выделить среди других безошибочно – в какой бы майке он ни был, за какую бы команду ни выступал. Его уникальные рывки и проходы на ледяном поле, вихревые «дуги» возле ворот соперников, его идеальное умение держать шайбу у клюшки, точно она приклеена к ней, его дриблинг, приводивший в замешательство всех защитников, наконец, его неповторимый удар-«щелчок», повергавший в трепет самых стойких вратарей, – все это вместе взятое и составляло его силу, исключительность его спортивного облика.

Мы часто спрашиваем друг друга: что же все-таки порождает игроков такого высочайшего класса? Талант? Труд? Несомненно – и то, и другое. Но есть одно совершенное непременное качество. Качество, которое жило в Боброве, которым было наполнено все его существо, – большая, искренняя, непроходящая, ни с чем не сравнимая любовь к игре.

Я, например, хорошо помню матч на первенство страны между командами ЦДКА и «Спартак», сыгранный холодной зимой 1949 года. Уже в самом начале его, на 3-й минуте, Бобров с только ему присущим изяществом прошел сквозь строй защитников, сильно ударил. И улыбнулся, увидев, как над чужими воротами вспыхнул красный свет.

Через несколько мгновений он на огромной скорости вновь ворвался в зону спартаковцев, принял в падении шайбу, посланную партнером, и редким по красоте «тычком» забил гол. Забил и – очутился на жестком, шершавом от сильного мороза льду. Кто-то, споткнувшись, повалился на него, еще несколько тел, наскакивая по инерции на живую горку, образовали кучу малу. Я стоял у самого бортика, глядел на это хитросплетение коньков, клюшек, доспехов и вдруг у самого основания этой пирамиды увидел… смеющиеся, озорные глаза Боброва. Ни боль, ни груз чужих тел, придавивших спортсмена, не смогли отнять у него радость удачи!

Что можно добавить к этому эпизоду? Разве только то, что в том матче к началу третьего периода счет был 8:0 в пользу армейцев и все эти восемь шайб влетели в ворота спартаковцев от клюшки Боброва. Чудо? Конечно. Но, оказывается, и это не предел. Его личный рекорд еще выше – 10 шайб в одном матче. Он установил его зимой пятьдесят первого года в игре против ленинградского «Динамо». Кстати, в приведенных нами случаях проявилась еще одна великолепная черта этого спортсмена: его неугомонность, его «жадность» на гол. Для этого человека никогда не существовало никаких хитростей, договоров, желания отдохнуть, довольствоваться малым – он всегда был заведен на «полный вперед», всегда играл с максимальной отдачей – от начала до конца.

Кроме великой любви к игре, большой преданности ей отличительной чертой этого замечательного спортсмена было исключительное трудолюбие. Я видел, как в Москве, на теннисных кортах ЦДКА, после напряженной двухчасовой тренировки в составе команды он, во взмокшей майке, возбужденный и, конечно, порядком уставший, оставался на поле вместе со своими партнерами и на раскаленном солнцем асфальте отрабатывал технику бросков и передач.

– Давай с ходу!

– Еще на выход! – только и слышалось на площадке, заполненной веселым говором.

А зимой! Им, еще и не мечтавшим о Дворцах спорта, тренироваться приходилось под открытым небом, нередко – в морозы… Но Сева и его товарищи словно не замечали холода. Часами придумывали и разучивали они свои комбинации, которые потом становились классическими для нашего хоккея. Если что-нибудь не выходило, повторяли еще и еще раз. Бывало, кому-нибудь из ребят в конце концов надоедало, он предлагал:

– Пора заканчивать.

И часто в ответ на это слышался невозмутимый голос Севы:

– Давайте еще повеселимся немного. Ну чего так рано домой идти?

Понимаете: этот труд, эта исступленная, изматывающая черновая работа и в самом деле приносила ему радость, глубокое внутреннее удовлетворение. Как же после этого расценить брюзжание тех, кто в дни наивысшей славы этого спортсмена называл его «белоручкой» и себялюбом?! Долголетняя дружба с этим человеком дает мне право утверждать, что ни тем, ни другим он не был никогда.

И еще. Для Всеволода Боброва никогда и ни в чем не существовало мелочей. Передо мной блокнот, помеченный пятьдесят четвертым годом. Здесь запись беседы, которую мы провели после его возвращения из Стокгольма. Вот что он рассказал тогда о подготовке к первому матчу первого в его биографии мирового, чемпионата:

– После первого периода матча Чехословакия – Швейцария уходим снаряжаться. В раздевалке царит сосредоточенное молчание. Ведь хорошо, правильно одеться – это тоже чрезвычайно важно для спортсмена! Нужно все подогнать так, чтобы форма и защитное снаряжение лежали предельно удобно, чтобы ботинки были идеально зашнурованы и достаточно плотно завязаны. Все это избавит спортсмена от возможных неприятностей. Но что еще важнее – дает нам необходимый психологический настрой, создает определенное настроение. Это можно сравнить вот с чем. Вам, вероятно, приходилось в праздники надевать свой самый лучший, новый костюм. И вы помните, как сразу ощущаете себя как-то выше, торжественнее, как вам хочется в таких случаях, чтобы каждый ваш шаг был красивым и правильным. Вот таким новым, праздничным костюмом должна быть для игрока его спортивная форма.

Я хорошо помню, как наша тройка готовилась к каждому матчу. Мы даже клюшки прилаживали накануне часами. Старательно обматывали их изоляционной лентой – строго в тех местах, где привыкли держать руки, примеряли, правильно ли все, никогда не ленились переделать… Иногда нас спрашивали: «И охота вам так возиться? Ведь эти клюшки скоро поломаются?»

Мы отвечали на это очень просто:

– Все в спортсмене должно быть прекрасно, все должно настраивать на красивую игру, все должно способствовать ей…

В этих словах – весь Бобров, все его истинно благоговейное отношение к спорту.

Оно выражалось и в постоянном, глубоком изучении соперников. В его архиве я видел картотеки, заведенные на вратарей и защитников сборных команд Канады, Чехословакии, Швеции, а также на соответствующие категории игроков из наших лучших клубов. Каждая тетрадь была разделена на две графы: «Сильные стороны» и «Характерные ошибки». В игре мы видели не раз, как блестяще он умел использовать слабости тех, против кого выступал, и бить их «главные козыри».

Но этот рационализм, эта огромная, никому не известная исследовательская работа уступала место свободному вдохновению, солнечной импровизации, когда ни один следующий шаг, ни один предстоящий поступок непредсказуемы. Именно это делало игру Боброва неповторимо красивой и увлекательной.

Однако эмоции эмоциями, а современный знаток спорта требует прежде всего факты, прямые доказательства весомости добытого тем или иным спортсменом. Поэтому без «визитной карточки» моим героям, конечно, не обойтись.