Ник уставился в пол. Шашапал ерзал на стуле, беспокойно поглядывая на Ига, который задумчиво тер стаканом лоб. Сергей завороженно смотрел в круглое настенное зеркало, отражавшее Медуницу, занятую едой.

Иг задумчиво закончил свой тост.

— Ты ничего раньше не говорила, Елена. Но раз так вышло… Давайте все-таки выпьем за нашу маму… и за Победу.

Сначала Иг чокнулся с братом, потом пошел обходить стол, чокаясь с каждым отдельно. Затем выпил до дна из своего стакана и потребовал:

— Ешьте немедленно, потому что у стылого омлета вся вкуснота пропадает.

Сам Иг буквально за минуту уничтожил свою порцию, запихал вслед кусок шоколада и объявил:

— Пейте и ешьте как следует, а я вам спою любимую песню мамы.

Пел Иг так заразительно, что казалось, будто сам он стал частью печальной песни о товарище, улетавшем в далекий край. И хотя песня кончалась хорошо, ребята старались друг на друга не смотреть, чтобы не разреветься.

Наконец Ник спросил:

— Почему все-таки в Китае дым синий?

— Верно, оттого, что китайцы любят синий цвет, — высказал предположение Шашапал.

— Нет, — не согласился Сергей, — это так специально для грусти поется. Грусть всегда синего цвета.

— А теперь мы потанцуем под музыку оранжевого цвета! — объявил Иг, вскакивая со стула и бросаясь к патефону, любезно одолженного ему Валентиной в честь столь торжественного дня.

Иг выхватил пластинку из футляра, закрутил ручку, и комната качнулась, раздвинулась, заходила ходуном, зазывая всех танцевать под песенку о трех поросятах. Схватившись за руки, ребята пошли приплясывать вокруг стола. Сергей отодвинулся в провал между диваном и шкафом. Чтобы не мешать. Но неугомонный Иг и его втащил в пляску.

— Ты нам рук не давай! Мы сами за твои костыли держаться будем!.. Ну! Пошли! Понеслись!!

Потом плясали под «Молодого дударя» и «Распаялся наш утюг». И снова под «Трех поросят».

Ник поставил на стол круглый пирог с морковкой, собственноручно испеченный им в «чуде» на керосинке. Иг мастерски, «без крошек» колол сахар для питья вприкуску, попутно объясняя Сергею:

— …мы в Ташкенте еще решили матери на подарок копить. Раненым папиросы и всякую мелочевку в госпиталь таскали. Я там пел часто. Но за это даже конфет не брал. Потому что — «все для фронта, все для Победы!». Мы у раненых вообще ничего не брали с Ником. Только когда к ним друзья, военные приходили и посылали там нас «за всяким». Тогда уж… Потом я везучий и в нарды все время выигрывал. А Ник мог любую кошку и собаку увести. Они к нему сразу идут. Он уводил, а я обратно приводил. За «умеренное вознаграждение». Но не думай. Мы с понятием уводили. Знали, у кого. В основном у всяких дамочек расфуфыренных. Кошек сибирских и шпицев… Деньгами нам редко давали. Больше «что придется». Зато что в Ташкенте хорошо, там на рынке все продать можно было. И какие-никакие, а деньги выручить. Но, главное, мы от любых поручений не отказывались.

— Ребята! Мы же корнфлекс забыли! Ник!

— А где он? — растерялся Ник.

— Где, где? Забыл? Ты же сам его на шкаф от крыс затащил! Вон он! Крем я взбивал из сгущенки! Пальчики оближете!

— У вас крыс много? — побледнев, осторожно поинтересовался Шашапал.

— Хочешь, сейчас парочку жирненьких отловим. А других на танцы пригласим или на корнфлекс. Елена возражать не будет? — гаерствовал Иг.

— Крыс я перебоялась уже, — успокоила Ига Медуница, отхлебывая чай из блюдечка.

— Как это перебоялась? — не понял Шашапал.

— В бараке на торфе у той мамаши, — пояснила Медуница, — крыс видимо-невидимо было. Привыкла.

— Кому сколько корнфлекса? — закричал Ник, вертя над головой тазик с воздушным кушаньем. — Лучше сразу берите больше, чтобы меньше никому не досталось!

В корнфлекс зарылись по уши.

Первым с яством покончил Ник. Медуница и четверти щедрой порции не одолела, когда Ник достал из ящика шкафа колоду карт и предложил почтенной публике «умопомрачительные фокусы». Перевоплотившись в чародея, Ник не глядя извлекал из колоды любую карту по желанию.

— Фокусы Ника особенно нравились проводницам, — зашептал Иг на ухо Сергею, не отрывая глаз от магических пассов брата. — Они как околдованные становились.

— Каким проводницам? — не понял Сергей.

— Я еще тебе не рассказывал, — спохватился Иг. — Мы в Ташкенте с дедом и бабкой жили.

— Ну?

— Ну… и дед умер. Вот у кого светлая голова была. Добрый-предобрый. До самой смерти чеканщиком работал. И всех нас кормил. Но денег у него не осталось, потому что дед на все займы подписывался. Так что после него одни облигации остались. Но и облигации бабка попрятала. А куда — сама забыла. У нее, понимаешь, уже гномики по мозгам носились.

— Какие гномики?

— От старости мозги устали, и она плохо мерекала. Пиалы треснувшие закапывать начала, а соседям говорила, что они из золота. Вечером однажды ушла и не вернулась больше. Мы ее месяц ждали. Все, что было, — проели. Отец с матерью на разных фронтах. Не будем же мы им паникерские письма слать. Но тут нам стало немножко фартить. Сначала пришло письмо от тетки Стеши. Мы хоть адрес ее узнали. Потому что шкатулку с письмами и документами бабка неизвестно куда запрятала. Само собой, номера полевой почты отца с матерью мы наизусть помнили. Вот… А потом я в щели на кухне нашел пачку дедовых облигаций. Под рукомойником. Решили мы тогда к тетке Стеше ехать. Нам соседка Флюра Ибрагимова помогла. Она на швейной фабрике работала. Обрезки, лоскутики, отходы всякие домой приносила. Сумки из них шила. Они на базаре, знаешь, как здорово шли… Мы ей продавать помогали. Флюра Ибрагимовна нас кормила иногда. У нее своих четверо детей было. А мужа убили в сорок втором. Да… Я первый у нее на машинке шить научился. А потом и Ник. Когда к тетке поехали, то сами себе из клеенки трусы с карманами секретными сшили. Где деньги и облигации прятали. Ух, они нам пригодились. Месяц до тетки добирались. В Свердловске нас с поезда сняли и в детприемник отправили. Мы как узнали, что трусы наши тоже отберут, через окно рванули… И трое суток на вокзале не показывались. У одного барыги в сарае ночевали. Думали, он свой… А на третью ночь барыга наш чемоданчик с лепешками увел, сволочь.

— Вы и лепешками торговали?

— Да нет, — отмахнулся Иг. — Лепешек нам Флюра в дорогу напекла. Это же самая долгая еда, если хочешь знать. Подсыхает немного, но не портится. Флюра нам все что можно было из дома продать помогла. Своих денег на дорогу добавила. А мы ей дом отдарили. У нее-то совсем развалюха дом был. Флюра нас и в поезд посадила. И билеты купила без документов. А когда документов нет, в поездах хуже некуда. Проверки все время. Вот где фокусы с картами выручали. Почему все проводницы так на фокусы клевали, до сих пор понять не могу. Но проводницам от проверяльщиков тоже по шее доставалось. Ссаживали нас сколько раз. Но как ни верти — доехали… Тетка Стеша сначала нас никак признавать не хотела. Поверить не могла, что мы сами добрались. Допрос про приметы отца с матерью учинила. Мы ее номером отцовской полевой почты доконали. Ты и ее пойми! Она же в тридцать девятом году семейку нашу последний раз видела. А тут являются два долдона… Но когда доказали ей все, ох она ревела. Недели две. Как посмотрит на нас, так и ревет. А вообще тетка Стеша крепкая. Солдата кулаком свалить может… Три дня в бане нас выпаривала. Под нулевку обрила. Да! Самое главное! Через месяц с небольшим одна дедовская облигация выиграла! Тысячу рублей! Представляешь?

— Врешь! — отмахнулся Сергей.

— Клянусь. Без колец, без шансов! Мы про эту тысячу тетке ни гугу, конечно. А как получить? Сразу, как проверили, все до копейки поклялись матери на подарок сберечь. Но ты сначала попробуй получи этот выигрыш!