— Ну это ты, брат, не в ту степь махнул, — улыбнулся отец. — Сначала он подумает да прикинет много раз…

Весь следующий день прошел в клинике профессора Жуховицкого. Утром у Якова Самойловича случилась непредусмотренная операция, и они часа четыре прождали профессора в приемной.

Еще часа три ушло на многотрудные снимки. Наконец, когда чем-то недовольная сестра закончила перевязку, а мать зашнуровала на нем гипс и стала одевать, Сергей блаженно вздохнул.

Профессор потрепал его по щеке, велел, чтобы Сергея как можно скорее отправляли на дачу и держали там «вплоть да заморозков». А сам остался договаривать с отцом «о результатах фистулографии».

Он проснулся, когда отец и мать уже ушли на работу. Промаявшись до половины десятого в ожидании друзей, Сергей не выдержал и сам отправился на их поиски.

На площадке второго этажа Сергей нос к носу столкнулся с Медуницей и Шашапалом, спешившими ему навстречу.

Оба второй раз безуспешно звонили и стучали в квартиру братьев Горчицыных. Тайник для записок тоже пустовал.

Исчезновение близнецов не на шутку встревожило Сергея. Огорчала и непозволительная беспечность Шашапала и Елены, явно что-то от него скрывающих.

— Что ты ей все время сигнализируешь? — напустился на Шашапала Сергей.

— Все классно вышло, — перелившись в сплошную улыбку, возликовал Шашапал. — Ты бы видел!

— Что вышло? — не понял Сергей.

— Как только тебя увела Алена, мы рискнули! Я прошаркал между Юркой Окурьяновым и Конусом. Конуса даже задел слегка. Елена видела. Но они лишь расступились, как перед настоящей старухой, и продолжали дуться в «пристенок». Как я со всех ног не припустился, до сих пор понять не могу. Все-таки у ворот решил обернуться, посмотреть. Клюку выронил. Изловчился, оглядываюсь — ни Юрка, ни Конус в мою сторону и не смотрят. И тут откуда ни возьмись Додик-щепка выныривает. Поднимает мою клюку, подает мне, да так глазищами всего сверху донизу и выщупывает. Пялится и пялится. Чувствую, сейчас этот шкет что-нибудь никчемушное высмотрит. Спасибо, Елена отвлекла. Картинку переводную Додику подсунула. Тут уж я больше зевать не стал. Через проходное на Пятницкую. Оттуда дворами на наш черный ход, как с Еленой договорились. Она вещи мои в сумке клеенчатой… Смотрите, Ник…

Они появились из темной арки и встали на границе света и тени. Должно быть, давали глазам привыкнуть к буйному солнцу.

— Братцы, мы тут! — подпрыгнув, замахал руками Шашапал.

Близнецы стояли слишком далеко. И все же Сергей почувствовал исходившую от братьев тревогу. Внешне они вроде бы остались стоять, как стояли. Однако что-то невидимое в них изменилось, произошло.

— Эй! Чего вы завяли? — не унимался Шашапал.

Близнецы переминались с ноги на ногу. Подходить почему-то не спешили.

Но вот Иг, засунув руки в карманы брюк, буркнул что-то в затылок брату, двинулся через двор чужой, изможденной походкой. Отставая шагов на шесть, пошел за братом и Ник. Тоже через силу будто.

В замедленные движения близнецов словно вселились утрата и растерянность.

А может, все это лишь обман зрения? Фокусы солнца? Или… близнецы приготовили для друзей сюрприз-розыгрыш? Так и есть. Оба улыбаются. Но почему улыбки точно с других лиц стянуты?

— Карточки потеряли? — опередив всех, спросила из-за спины Сергея Медуница.

— Еще чего? — криво усмехнулся Иг. Что это вы пялитесь, будто мы из гробов повыскакивали?

Шашапал засмеялся было и смолк.

— Вот что, братики и сестрица Медуница, — беспечно начав жонглировать жосткой, ни на кого не глядя, заговорил Иг, — такие бублики-сухарики получаются, что придется нам с вами поручкаться «и в дальний путь, на долгие года».

— Как это «на долгие года»? Почему? — отступая перед Игом заволновался Шашапал. Не дождавшись ответа, подскочил к Нику, но тот отвернулся. Обескураженный Шашапал бросился тогда к Сергею.

— Чего это они? А?..

— Вы действительно куда-то? — начал исподволь Сергей.

— Уезжаем мы! — не дал доспросить Ник.

— С отцом? — как за последнюю надежду, ухватился Шашапал.

— Почему с отцом? — скорчил презрительную гримасу Иг. — Что нам, по три года? Мы и сами ездить умеем…

— А как же наш Союз?

— Вот мы и пришли предупредить, что выходим из Союза, — поставил точку над «и» Ник. — Так уж получается.

— Но почему? — Шашапал не хотел, не мог смириться с тем, чтобы все лучшее из того, что было у него сейчас в жизни, так стремительно обрушилось, полетело под откос. — Вы же маму свою дождаться должны.

— Должны, должны, должны, должны, — все быстрее подбивая ногой жостку, точно решив самого себя обогнать, задолдонил Иг, кружась на одном месте.

Ник выхватил из рук Шашапала обломок ножа с искореженной ручкой (что презентовала Вера Георгиевна внуку для игры в землемеры), быстро, без промахов и осечек, принялся всаживать нож в центр земляного круга, где был нарисован кот с косыми глазами.

И тут, будто из-под земли прогрызлись, подкатили к ним улыбчивыми пряниками Харч и Щава.

— Кореша! — ощерясь кривозубым ртом, забасил Харч. — Мы к вашей бранже с приветом от Чапельника! Просим угощаться семечками жареными-калеными!

Харч горсть за горстью принялся выволакивать из засаленного кармана кацавейки черные семечки.

— Покумекали мы тут, поприкидывали, — вторя Харчу, загундосил Щава, — и куда ни кинь получается — ни к чему нам с вами друг на друга зубы точить. Кругом столько добра дармового в руки просится, а мы вместо того, чтобы калым совместно брать, своих метелим.

— А что, фарт на примете имеется? — словив правой ладонью жостку, впился в Харча жадным взглядом Иг.

— Да только пожелай, — обнадежил Харч Ига. — Вот вчера нам со Щавой так подвалило.

— Ну-ну? — присев на корточки, нетерпеливо заторопил Иг.

— Таранимся мы с рынка, — азартно отплевываясь, завелся Харч, — видим в подворотне, как с Пятницкой к нам заруливать, капитан озирается. В какую-то бумажку заглядывает все. А сам тепленький-тепленький. Вроде на месте стоит, да больно ветром сносит. У ног чемодан солидный.

— Законный чемоданчик оказался, — умиляясь, засюсюкал Щава, — столько в нем «тепла и ласки» упихнулось.

— Мы рта раскрыть не успели, — не дав Щаве рассусоливать, замахал кулаками Харч, — как капитан сам к нам с вопросами полез. «Где здесь, пацаны, дом номер два расположен?.. Валентину Родионовну Попову знаете?» — «Как не знать, — говорим. — Просим следовать за нами». Капитан тут же отваливает нам по плитке шоколада «Миньон» с молочной начинкой.

— Врешь! — попытался окоротить распалившегося. Харча Сергей.

— Если не веришь, плюнь в лицо! Плюй! Плюй! — потребовал Харч.

— Погоди, Серега! — заторопился Иг. — Харч все от чистого сердца излагает! Жми дальше! Верим мы тебе. Все верим!

— Повели мы капитана с его солидным чемоданчиком, — снова засветился Харч, — немножечко кружными проходными. Как почуяли что он вот-вот с ног свалится. Но капитан нас опередил. Сам подставился. Понимаете, ребятки, говорит, я в Москве, как с поезда слез, так больше недели по фронтовым друзьям гощу. Выспаться, ну никакой возможности нет. Вот и до лучшей боевой подруги, можно сказать, доехал. Но в таком усталом виде представать мне перед ней неловко. Вот у вас вокруг дома какие. Небось черные ходы есть? Я человек бывалый, мне два часа хорошего сна вполне хватит. Ребятки, я вижу, вы с понятием, свои, а потому давайте-ка мы сейчас с вами на уютную площадочку какого-нибудь черного хода заберемся повыше. Где народ не особо шастает. Я отосплюсь, а вы меня поохраняйте на всякий случай и вовремя по этим моим часикам разбудите. За службу вам тридцатка авансом. А как до двери Валентины Родионовны меня доведете, то еще кое-что получите. За мной не заржавеет.

— И выложил вам три червонца одной красной бумажкой, — опережая Харча, высказался Иг.

— Как пить дать! — возликовал Харч.

— Мы его на черный ход седьмого домика спровадили, — всунулся Щава, — в закуток, где сундук кованый в трещинах, помните?