– Да выкинь ты свой платок, – Игорь оттолкнул руку отца. – Рассказывай, что потом!
– Потом он проскочил на кухню и начал бить Георгия Владимировича. Представляешь, просто так, ни за что ни про что.
– Гоша ему денег должен, вот и получил. Сколько он взял, знаешь?
– Нет, – удивленно отвечал отец. – Какие деньги?
– Слушай, а на чьи деньги вы тут водку пьете с огурчиками? Уж не Гоша ли угощает?
– Да, Георгий сказал, что ему аванс выдали. Он в продуктовый магазин сторожем устроился.
– Пап, ты с луны что ли свалился? Какой продуктовый! Кому нахрен этот «синяк» нужен!? Что он сторожит, если бухает с тобой постоянно? – Игорь понимал, что такой человек, как Мазай, опасен для отца, тем более теперь, когда выяснилось, что он вместе с Гошей пропивал его деньги. – Ты совсем мозги пропил…
– Игорек, давай все-таки Георгия вернем. Ему и так досталось, а тут еще ты…
– Никого ты не вернешь, понял? Нечего ему тут делать, чтобы я его никогда тут не видел, а то я его сам прибью, клянусь тебе. – Игорь немного успокоился и замолчал.– Налей мне немного.
– Ты что, выпиваешь? – насторожился Сергей Юрьевич. – Это очень плохо, Игорь, тебе алкоголь никак нельзя.
– Ты же пьешь уже двадцать лет и ничего, живешь.
– Водка это зло! – вскрикнул отец и стукнул в сердцах ладонью по столу. – Водка это… это…
– Ладно, знаю я, что ты скажешь. Налей и не учи меня. Тебе что, сто граммов этой дряни жалко?
Игорь выпил водки и закурил. Ему хотелось чем-нибудь закусить мерзкое теплое зелье, но все, что лежало на столе, выглядело до того отвратительно, что он просто выпил сырой воды из-под крана.
– Слушай, мне особенно некогда с тобой тут сидеть, у меня и без твоих проблем день тяжелый был. Скажи мне, у тебя деньги есть?
– Есть сынок, есть, не волнуйся.
– Сколько?
– Тысяча есть, но этого вполне достаточно, не беспокойся. Ты же знаешь, мне много не надо.
– А пожрать?
– Хлеб есть, колбаса есть, и потом я отличный гороховый суп сварил. Мне его на несколько дней хватит.
– Гороховый суп?! Слушай, а я все голову ломаю, чем так воняет, а ты, оказывается, гороховый суп сварил. Когда ты его сварил?
– Позавчера.
– Вылей его, а то соседи на тебя опять жаловаться будут. Помнишь, как ты креветок наварил? Я тогда классе в третьем, кажется, был, – Игорь улыбнулся, вспомнив, как отец приготовил испорченных креветок, желая порадовать его с мамой настоящим дефицитным деликатесом.
– Помню. Еще Семенов, царствие ему небесное, жив был. Ох, как тогда его жена шумела. – Сергей Юрьевич тоже засмеялся и потом неожиданно захныкал. Лицо его поникло, и вид стал совсем жалким и даже убогим. Серая рубашка, некогда бордовая вязаная жилетка, грязный галстук и черные засаленные брюки, из-под которых торчали старые тапки, вызвали в Игоре отвращение. Он некоторое время смотрел на всхлипывающего худого отца и, не выдержав, отвернулся и «уткнулся» в окно, за которым продолжал падать мокрый снег.
– Хватит ныть. Что ты как баба все ревешь? Вот, на, возьми пять тысяч и вылей свой суп в унитаз, – Игорь протянул деньги отцу. – Приберись в квартире и купи себе рубашку что ли. Нельзя же всегда ходить в таком вонючем рванье. Ты скоро как бомж станешь, если надо, денег я тебе добавлю. И вот еще что, завтра я не приду, у меня своих дел полно.
– Да, сынок, понимаю.
– Посмотри, какая мерзость на улице, почти зима. – Игорь отступил от окна и не поворачиваясь продолжил. – Пап, я скоро уеду из Города.
– Как уедешь? – Сергей Юрьевич замер и слезы вновь наполнили его глаза. – Надолго?
– Навсегда, папа, навсегда. – Игорь присел за стол напротив отца и посмотрел на него. Он будто физически почувствовал боль родителя, услышавшего неожиданную новость. Ему хотелось утешить его, но ничего не приходило на ум. – Пап, я уже никогда сюда не вернусь, не могу. У меня нет сил терпеть эту серость. Еще немного и я свихнусь здесь.
– Игорь, сынок, ты что такое говоришь? – нервничал Сергей Юрьевич. – Разве можно такие вещи говорить? Ты же провел здесь лучшие дни: родился, вырос.
– Лучшие дни? Ты о чем, пап? – Игорь усмехнулся и задумался, вспомнив недавний сон. – Знаешь, мне тут как-то сон приснился, вообще мрак. Я сижу дома один и слышу, как кто-то стучится в дверь. Стук такой назойливый и монотонный. Я посмотрел в глазок и никого не увидел. Странное чувство охватывает меня, что-то вроде страха. Я подхожу и открываю дверь. За ней стоят одинаково одетые кривоногие карлики. Представляешь, все на одно лицо, как клонированные. Они мгновенно врываются ко мне и бегут через комнату на кухню, а там выпрыгивают в открытое окно. Я понимаю, что они погибают, падая вниз, и пытаюсь поймать и спасти хотя бы одного из них, но мне это не удается. Они как безумные мчатся и смеются таким противным детским смехом. Обегают меня слева, справа и вот уже, казалось бы, я схватил одного, но он буквально выскальзывает из рук. Я бросаюсь на кухню и высовываюсь в распахнутое окно, чтобы посмотреть на их разбившиеся тела. Меня пугает мысль о том, что их внизу должно быть уже несколько сотен, а под окном никого нет, понимаешь, совсем никого, ни единого карлика…
– Игорек, что с тобой происходит? – взволнованно спросил отец.
– Не знаю. Меня на прошлой неделе так перекосило, что я одного человека чуть не прибил, – Игорь закурил сигарету. – Вот такие дела, папа. А ты говоришь, дни. Я так в психушку нахрен загремлю.
– Игорек, какого человека? Ты что? Какая психушка? – тревожился Сергей Юрьевич, слушая сына.
– Ладно, не парься. Жив он, здоров. Не повторится больше, обещаю.
– Ну, слава Богу. – Подбородок Сергея Юрьевича задрожал и он обхватил голову руками, – Ты поезжай, конечно. Ты может и прав. Ты молодой, что тебе здесь делать, одни вон алкаши кругом. Обо мне не думай. Обо мне не надо думать, я как-нибудь тут сам проживу. У меня отличная пенсия и, посмотри, у меня все есть: телевизор новый ты мне купил, холодильник еще работает. Что мне еще надо? У других и этого нет. Живу я очень экономно, без этого теперь никак нельзя. Ты же сможешь приезжать ко мне иногда? Правда?
– Наверное, смогу.
– Вот и хорошо, а мне больше ничего и не надо, сынок. Можешь ко мне совсем редко приезжать, я не обижусь. Только вот будет возможность – и приезжай, я всегда рад буду. Ты только не забывай меня, – Сергей Юрьевич дрожащими руками налил себе немного водки и, всхлипывая, опустошил стакан, – и прости, прости меня за все, сынок. За то, что я…
– Пап, не надо, – Игорь прервал отца, – Бог простит.
– Бог уже не простит, я знаю это точно. – Взгляд Сергея Юрьевича опустел. – Некого уже прощать, понимаешь?
– Простит, простит, не переживай. У Него на таких, как ты, все и держится.
Игорь докурил и прошел в коридор. Одеваясь, он заглянул в комнату и увидел пепельницу, набитую затушенными папиросами, на тумбочке у изголовья кровати.
– Ты зачем в постели куришь?
– Что ты, сынок! Это я так, только когда почитать чего-нибудь лягу, могу и выкурить папироску, – Сергей Юрьевич проследовал за Игорем.
– Ты с этим делом кончай, это опасно! – резко произнес Игорь. – И смотри, про Гошу я не шучу – сам его удавлю.
– Понял, сынок, понял. Не волнуйся, все будет в порядке. Я пол помою и все уберу, а ты иди домой. Позвони мне, как доберешься.
Игорь повернулся к отцу и вновь почувствовал необходимость утешить его. Поддавшись нахлынувшим чувствам, он неловко обнял его. Сергей Юрьевич растерялся от такого поведения Игоря.
– Пока, пап. – Игорь ослабил объятия и вышел из квартиры. – До отъезда еще есть время. Увидимся. Закрывай дверь.
Через полчаса Игорь был дома. Нехотя он разделся и снял обувь по пути на кухню. Кухня была пуста и чиста, словно декорации в кукольном театре. Солонка, перечница, сахарница и чистая чашка стояли с аккуратным расчетом, которым руководствовалась Ирина Дмитриевна, уборщица из детского садика, нанятая матерью Игоря для присмотра за квартирой.