— С одним мальчиком.

— Гм! Из-за чего же вы подрались?

— А он хотел отнять у меня хворостину.

— И ты не отдал?

Трофимаш отвечает с гордостью:

— Не отдал.

— Молодец. Теперь садись с нами за стол.

— А я только что ел.

— Э, брось… Знаю я, когда ты ел.

Трофимаш удивлен:

— А откуда вы знаете?

— Вижу по глазам.

Ну раз так, Трофимаш сразу усаживается за стол. Бадя Михалаке соорудил было ему стульчик из пустого перевернутого ведра, но Русанда сажает его рядом на лавке.

На стол ставят две тарелки с варениками. Трофимаш интересуется:

— Какие с брынзой?

— С картошкой не подойдут?

— Подойдут, но уже после.

Потом, когда он завозился с насаженными на вилку тремя варениками, Русанда спросила:

— Домника что делает?

— Прядет. Сказала, чтобы ты пришла к нам сегодня вечером. Отец с матерью уехали в Бельцы — приезжает бэдица Тоадер, вооруженный орудиями.

— Приезжает домой?!

— Нет, едет на войну, и они поехали с ним повидаться. И я должен был поехать, но не на кого было оставить дом.

Русанда встает из-за стола и смотрит то на отца, то на мать.

— Пойти?

— Отчего же не пойти? Только поешь сперва.

Но Русанда уже одевается.

— Трофимаш, почему ты не сказал это с самого начала?

Он удивленно смотрит па нее.

— Так… я же ел вареники.

Пришлось немного обождать, пока мальчик насытится. Потом его одевают. Прежде чем выйти, Трофимаш церемонно прощается с хозяевами и говорит баде Михалаке:

— Так я еще загляну к вам как-нибудь на днях. Бадя Михалаке улыбается.

— Конечно, приходи!

Когда они вышли на дорогу, Русанда взяла Трофимаша за руку. Он сунул хворостину под мышку — теперь ему нечего бояться. Потом остановил Русанду и попросил:

— Не говори Домнике, что руки у меня были в грязи.

— Отчего же не говорить?

— Потому что она не захочет приехать в Бельцы, когда я буду проезжать с орудией.

Она молчала, и он спросил еще раз:

— Не выдашь?

Русанда наклонилась, прижалась щекой к его лобику, и Трофимаш облегченно вздохнул. Потом осторожно отвел голову и озабоченно посмотрел по сторонам: не видел ли кто?

Хоть и мал годами, но уже знал, что подобные вещи хороши только тогда, когда они свершаются в полной тайне.

Бедный Трофимаш! Он надеялся весело провести этот вечер, но старшими над ним остались девушки, а чего только не выдумают девушки, когда они предоставлены самим себе! Сперва они стали учить его прясть. Мальчик сначала отнекивался, но потом ему понравилось, и, если бы Домника вовремя не попрятала все веретена, он попортил бы немало пряжи. Потом принялись учить его танцевать, но Трофимаш, боясь, как бы ему не наступили на ноги, разбил под лавкой крынку и был крайне удивлен, когда Домника, вместо того чтобы надрать уши, угостила плэчинтами.

За столом Домника шепнула что-то Русанде, Трофимаш потребовал ввести его в курс дела, и когда Домника не захотела поделиться, он надулся, выбрал себе несколько самых поджаристых плэчинт и полез на печку: пусть себе шепчутся, сколько им влезет. Он как-никак мужчина. Мужчины, как известно, народ прямой, открытый.

И поздно, и ночь на дворе. По ночам бродят воры.

— Домника, а у вас злая собака?

Домника отодвинула занавеску, посмотрела в окно.

— Злая, только она не вылезает из будки. Лает оттуда.

— А если они придут?

Домника посмотрела вокруг — что ж, если воры заберутся в дом, девушкам будет чем отбиваться.

— Русанда, а разбойники крадут девушек?

— Крадут. Только сначала договариваются с ними.

И поздно, и ночь на дворе. По ночам ходят парни.

— Домника, а если придут парни, мы их пустим?

— Боже упаси!

— А если они будут проситься?

— Да разве они просятся, когда приходят?

— Тогда давай подметем пол, чтобы не высмеяли нас потом.

— Еще как!

Девушки подмели пол, потом поменялись платочками, уселись друг против дружки и диву даются, до чего они хороши.

И поздно, и ночь на дворе. Ночью ходят привидения.

— Домника, в этой хате умирал кто-нибудь?

— В позапрошлом году умерла бабушка.

— Что ты говоришь! А когда ее положили в гроб, кошка не прыгала через покойницу?

— Не помню. А если прыгала?

— Как, ты не знаешь? Если кошка перепрыгнет через покойника, мертвец становится привидением и каждый вечер приходит домой посмотреть, что делают его родные.

Домника улыбается.

— Э, мою бабушку не возьмут в привидения, даже если бы через ее гроб прыгала кошка со всеми своими котятами.

— Почему так думаешь?

— Разве ты ее не помнишь? Она была такая маленькая. Вечно у нее болела поясница. А раз уж ты привидение, хочешь не хочешь — ходи, а кладбище аж на том конце села. Два раза прошлась бы до дому и снова умерла бы.

— А правда, что она хорошо гадала на картах?

— Ох, Русанда, скажу — не поверишь! Вечером наворожит маме, что у нее будут неприятности, — и что ты думаешь! — на другой день или коршун утащит утенка, или корова отвяжется от яслей и сжует всю петрушку. А что может быть неприятнее, чем остаться на все лето без петрушки?

— И чужим тоже гадала?

— Сколько угодно!

— Кому именно?

— Кому хочешь! Андреевой Василице сказала, что та долго еще не выйдет замуж, и разве не сидит она до сих пор в девках?

— Домника, а ты умеешь гадать на воске?

— Умею. Только нужна свечка из воска диких пчел.

— А у вас нет такой?

— Остался огарочек после бабушки, только мама прячет его. Давай поищем!

Восковой огарочек лежал на потолочной балке в каса маре. Налили воды в тарелку. Русанда наклонила огонек над тарелкой. Огарок задрожал, уронив две желтые слезинки. Девушка покрутила пальцем так, что вода стала двигаться по кругу, и восковые капельки принялись гоняться друг за дружкой, пока не соединились. Русанда прыгала от радости.

— Ты видела?

— Так и знай — осенью выйдешь замуж. А ну, дай я себе погадаю.

Но Домника не выйдет замуж ни осенью, ни через год, ни в ближайшие десять лет: уже полчаса капельки бегают по кругу, но они и ленивые, и слепые — однажды сошлись было близехонько, но так и не соединились. В конце концов бедная девушка схватила их и выбросила. Потом с затаенной завистью взглянула на Русанду и спросила как бы невзначай:

— Ты на кого гадала?

— На бадю Георге.

Домника остолбенела.

— На Георге тетушки Фрэсыны?

Русанда смущенно ответила:

— На него… А что — хороший ведь парень!

Замечтавшись, Русанда водила пальцем по ободку тарелки, а рядом, прилепленный к краю стола, догорал забытый девушками огарочек из воска диких пчел. Русанда хотела было потушить, авось еще пригодится, но Домника заслонила его рукой:

— Пускай догорит…

Перед рассветом оттаяла крыша, началась капель. Капли падают одна за другой, но никогда не упадут две вместе — только по одной, по одной, по одной…

Домника намотала на палец прядь волос и тянет, тянет, если б сил хватило, вырвала бы. Некому ее бить за то, что забивает себе голову всякой всячиной. Рядом крепко спит Русанда, а она все думает, думает. И все мерещатся ей две капли желтого воска, — и всего-то одна капля воды между ними, а не сойдутся, не станут рядом. Лучше бы она подумала о другом… Поезд с Тоадером уже, наверное, в Бельцах. Хотелось бы его повидать… Она не в обиде на него ни чуточки, хотя он один виноват. Еще в школе подружился он с Георге тетушки Фрэсыны и приводил его почти каждый вечер. И скоро они к нему так привыкли, словно он был их сыном. Когда ее посылали поить скотину, Георге молча брал ведра и шел вместо нее. А в прошлую зиму он сделал ей дубовую прялку, одну из тех прялок, что служат целую жизнь, и не избавишься от нее, пока не сломаешь. Ничего больше он для нее не делал, и, может быть, ничего б не случилось, не забудь он у них свой платочек. Домника хорошенько выстирала его и вышила крестиком. И однажды, когда Георге выходил от них, она догнала его во дворе и сунула платочек ему в карман.