— Осталось пять минут, мистер Бардсли! — крикнул мальчик, вызывающий актеров на сцену.
Вскоре до Шимоны донесся топот — это мальчишка бежал по коридору и стучал во все двери, напоминая актерам о начале представления.
Красавец Бардсли вышел из-за занавески. Шимона с тревогой взглянула на отца. К счастью, как это обычно и бывало, ожидание момента выхода на сцену начинало оказывать на больного актера свое исцеляющее воздействие.
Он расправил плечи и вздернул подбородок. В его глазах засветился тот самый огонь, который с магической силой действовал на публику.
Костюм актера, казалось, слился с ним, словно вторая кожа, и даже худоба Красавца Бардсли не так бросалась в глаза и при свете рампы делала его похожим на юношу, роль которого он так изумительно исполнял.
Актер подошел к туалетному столику, добавил на щеки немного румян с помощью заячьей лапки и слегка коснулся краской уголков глаз.
— Ты такой красивый, папа!
Первый раз он услышал от нее эти слова, когда она была еще маленькой девочкой, и с тех пор Шимона не раз повторяла их отцу. Бардсли нежно улыбнулся дочери и сказал:
— Оставайся здесь, пока я буду на сцене. И пусть Джо никому не открывает дверь.
— Не беспокойтесь о Шимоне, сэр, — с готовностью отозвался Джо Хьюитт.
— Осталось две минуты, мистер Бардсли!
Звонкий голос мальчика, сопровождавшийся стуком в дверь, окончательно прогнал остатки уныния с лица Красавца Бардсли.
Он последний раз взглянул на себя в зеркало и повернулся к двери.
— Удачи тебе, папа!
Он снова улыбнулся Шимоне и вышел. До девушки донесся звук его голоса — он разговаривал с актерами, которые вместе с ним торопились на сцену.
Как ей хотелось оказаться сейчас в зале, чтобы увидеть отца в одной из самых значительных его ролей. Так, во всяком случае, считали критики, и, надо сказать, на похвалы они не скупились. Один из них написал на прошлой неделе: «Я уже исчерпал все эпитеты и метафоры, стараясь достойно описать игру Красавца Бардсли».
Ему вторил репортер «Морнинг кроникл»: «Стоит этому человеку выйти на сцену, как он сам и зрители, завороженные его восхитительной игрой, возносятся прямиком на Олимп!»
Поднявшись с красного плюшевого дивана, Шимона начала машинально наводить порядок на туалетном столике отца.
Там стоял портрет ее матери, с которым отец никогда не расставался. В этой миниатюре художник Ричард Косуэй сумел великолепно передать сходство с оригиналом.
Трудно было себе представить, что прекрасной молодой и счастливой женщины, глядевшей с портрета, уже давно нет на свете.
Ее глаза, огромные и сияющие, излучали обожание и восторг — чувства, которые всегда испытывала молодая женщина к своему мужу. Золотистые волосы оттеняли нежность ее лица. Все это Косуэй сумел прекрасно изобразить, поместив модель на мягком голубом фоне.
Шимона не сводила глаз с миниатюры. Сердце ее защемило от тоски, как всегда, когда она вспоминала мать.
Как это могло случиться? Почему она умерла так внезапно, что они, ее близкие, даже не успели осознать, насколько серьезно она больна?
«Мы ведь привыкли заботиться только о папе, — так объясняла себе происшедшее Шимона, — и даже не заметили, что к маме давно уже подкрадывается болезнь. А потом, увы, было уже слишком поздно!»
Острое чувство непоправимой утраты пронзило девушку.
Возвращая миниатюру на бархатную подставку, Шимона взглянула в зеркало и опять поразилась своему сходству с матерью.
У нее те же золотистые волосы, обрамляющие лицо, те же огромные, выразительные глаза, тот же тонкий овал лица, такие же слегка изогнутые губы.
Однако в чертах Шимоны было и несомненное сходство с отцом.
Например, она унаследовала его безупречный греческий профиль. Правда, из зрительного зала эту прекрасную особенность его лица было трудно рассмотреть, а вот что касается Шимоны, то классические черты придавали ее красоте некую завершенность.
А вообще-то она красива, в этом нет никаких сомнений!
Было в Шимоне какое-то своеобразие и притягательность. Именно поэтому Красавец Бардсли держал дочь подальше от людей, которые частенько посещали его гримерную в «Друри-Лейн», но никогда не переступали порог его дома.
Вообще актер всегда стремился скрыть свою личную жизнь от посторонних глаз — с тех самых пор, как по его вине разразился самый громкий скандал в Бате.
Он самым решительным образом старался держать свою жену подальше от закулисного мира театра с его фамильярностью и легкомыслием.
Так случилось, что, играя одну из своих последних ролей в Бате, перед тем как отправиться в Лондон вместе с миссис Сиддонс, Красавец Бардсли заметил в ложе у самой сцены очаровательную девушку.
Неудивительно, что он обратил на нее внимание — ведь девушка появлялась в театре каждый день. Днем она обычно приходила в сопровождении горничной или слуги, а вечером — вместе с пожилой парой. Это были, как впоследствии стало известно Бардсли, родители молодой особы.
Он без труда узнал, что это была Аннабел Уинслоу.
Ее красота буквально ошеломила модное общество, собиравшееся в концертных залах Бата.
За ней увивались все молодые денди, пытаясь снискать расположение юной красавицы, а пожилые знатные мужчины боготворили эту девушку, считая ее манеры безукоризненными, а наружность очаровательной.
Поэтому весь город проявил интерес к помолвке Аннабел с лордом Пауэллом, джентльменом, богатство и знатность которого уже успели произвести весьма сильное впечатление на праздную публику знаменитого курорта.
Лорд Пауэлл прибыл в Бат лечиться от ревматизма, но одного взгляда на очаровательную Аннабел оказалось достаточно, чтобы он забыл о своем недуге. Сердце лорда воспылало любовью!
Без сомнения, предложение лорда Пауэлла было весьма лестным для Аннабел — так по крайней мере полагали ее родители, — и отец девушки, сэр Гарвей Уинслоу, не замедлил принять его от имени своей дочери.
Однако никому и в голову не приходило, что сердце девушки уже отдано другому.
Родителей девушки совершенно не беспокоило увлечение их дочери театром. В конце концов это даже полезно для ее образования — послушать пьесы Шекспира и насладиться игрой миссис Сиддонс в роли леди Макбет и Дездемоны. О таланте этой актрисы уже вовсю заговорили в Бате.
Сэр Гарвей и леди Уинслоу также полагали, что миссис Сиддонс великолепна в «Гамлете», постановку которого осуществил Гаррик. На молодого актера, исполнителя заглавной роли, они даже не обратили внимания.
Поэтому неудивительно, что эти достойные люди, как, впрочем, и весь Бат, были буквально повергнуты в шок, когда узнали, что Аннабел убежала с Красавцем Бардсли. Миссис Сиддонс уехала в Лондон, чтобы поступить на сцену «Друри-Лейн», а Бардсли и Аннабел последовали за нею.
Сэр Гарвей немедленно лишил дочь наследства, а сам удалился в свое поместье в Дорсете, объявив, что отныне не желает даже слышать о ней.
Однако Аннабел была совершенно счастлива с человеком, которого сама выбрала себе в мужья. Когда же в 1785 году у нее появилась дочь, названная родителями Шимоной, молодой женщине стало казаться, что на свете нет никого счастливее ее.
С тех пор как молодые люди поженились, Красавец Бардсли не был замешан ни в одной скандальной истории, хотя при его внешности и талантах у него не было отбоя от женщин всех возрастов и сословий. Он вел себя с ними галантно и предупредительно, но избегал всякого общения вне стен театра.
Как только представление заканчивалось, знаменитый актер спешил в свой маленький домик в Челси. Там его ждали Аннабел и Шимона, и ни к какому другому обществу он не стремился.
Возможно, в нем говорила склонность к пуританству, унаследованная от отца-священника, а может быть, он чувствовал вину перед собственными родителями, но как бы то ни было, свою дочь Шимону Бардсли воспитывал довольно строго.
Сама девочка, впрочем, даже не подозревала, что ее жизнь отличается от жизни других детей, а круг общения ее и ее матери был настолько ограничен, что они с таким же успехом могли бы жить на необитаемом острове.