Через несколько месяцев после того, как Аллах, с помощью Хайзуран и Яхьи, привел Харуна к верховной власти, он совершил свое первое паломничество в Мекку. История не сохранила ясных следов этого акта, который он впоследствии повторил несколько раз, поскольку, как и все Аббасиды, придавал ему огромное значение. Для нового государя это, безусловно, был повод продемонстрировать свою щедрость. Однако мы лучше осведомлены о паломничестве, которое несколько месяцев спустя совершила Хайзуран. Оно превратилось в триумфальное шествие. Как говорят, подаяние текло рекой. Каждый или почти каждый день мать халифа приказывала соорудить навесы для паломников, фонтаны вдоль их пути и мечети. Она обнаружила родной дом Мухаммеда — или просто жилище, которое годилось для этой роли — и повелела превратить его в мечеть, как и ту постройку, в которой Пророк встречался со своими соратниками. Ее еще долго называли «Домом Хайзуран».

Таким образом, Аббасиды хотели подчеркнуть религиозный характер своего режима. Для Мансура и Махди это служило некоторым оправданием заговора потомков kjo-баса и переворота 750 г. Аббасиды изгнали омейядских халифов, чтобы вернуть правоверных на истинный путь ислама. Глубокое убеждение Харуна, что Аллах избрал его и поставил повелителем правоверных, амир ал-муминин, и главой общины, имам, было еще сильнее, чем у его отца и просвещенного деда. По любому торжественному случаю он облачался в плащ Пророка (бурда) и брал в руки жезл (кадиб), что обозначало особое достоинство «наследника послания Бога» (халифа), воплощающего в себе «власть Бога на земле», а именно такой титул принял на себя Мансур. По своей сути халифат представлял собой религиозный институт, главной обязанностью которого являлась защита веры. Аббасидский халиф находился на своем месте для того, чтобы обеспечить следование строгому правоверию и предписаниям, установленным раз и навсегда.

Чтобы установить угодный Богу порядок и насадить мусульманское законодательство, Харун ар-Рашид с первых дней своего правления окружил себя религиозными деятелями, с которыми он обсуждал догматику и право. При нем святые места вновь обрели былое значение, и вскоре он придал паломничеству в Мекку эффектную окраску благочестия и миссионерства, которая благодаря его щедрости — в ходе лишь одного паломничества он потратил миллион динаров — стала поистине ослепительной.

Главное же, соображения как религиозного, так и политического плана побуждали Харуна бороться со всевозможными ересями. Для колоссальной империи, населенной столь разнообразными народами, в которой как в море растворился арабские завоеватели, не могло существовать иного решения, кроме единой веры и единого закона. Именно они стали ее связующим элементом и основой существования. Халиф же видел свою роль в том, чтобы заставить всех им подчиниться. Мы еще увидим, как он боролся с Алидами и зиндиками[22].

Для первых Аббасидов опасность исходила от религиозных и социальных смутьянов внутри мусульманской общины, но никак не извне. Ни один внешний враг им не угрожал. Их единственный крупный сосед, Византия, увязшая в своих заговорах и кризисах, не имела сил, чтобы им досаждать. Однако Харун, в свое время посланный отцом на войну по другую сторону Тавра, не терял из виду империю василевса. Никогда не забывая о том, что ислам предписывает войну с неверными, а также, вероятно, поддавшись мечтам о завоевании Константинополя, которые вскружили голову стольким царям и императорам после него, он начал поход против Византии, и, наряду с борьбой за веру, эта война стала важнейшим делом его жизни.

С самого восшествия на престол он взял армию в свои руки и сделал решение военных вопросов своей исключительной прерогативой. Так, он решил соорудить в некоторых приграничных районах новую оборонительную линию, чтобы дополнить или заменить тхугхуры, укрепления, построенные Махди и уже утратившие боеспособность.

Хайзуран умерла в конце 789 г., вероятно, естественной смертью. Ей едва исполнилось пятьдесят. Харун, не скрывая своего горя, шел за ее гробом босиком по осенней грязи до расположенного на восточном берегу Тигра кладбища Русаф, которое сохранило свое название до настоящего времени. Он спустился в могилу, где сам произнес последние молитвы и прочитал известную в мусульманском мире элегию Ибн Нувайраха, которую жена Мухаммеда Айша продекламировала на могиле своего отца Абу Бакра, первого наследника Пророка. Затем над гробом великой Хайзуран все смолкло. Однако, когда главные действующие лица трагедий, в которых она принимала активное или пассивное участие, переселились в мир иной, летописцы, историки и поэты вспомнили о романтической судьбе йеменской рабыни, жены и матери халифов, совершившей немало преступлений, чтобы возвести на трон своего любимого сына.

Как только мать Харуна умерла, он забрал свою печать у Джафара Бармакида, чтобы вручить ее другому своему любимцу, Фадлу ибн ал-Раби. Хайзуран всегда против этого возражала, и именно таким образом Харун обозначил свое желание найти противовес влиянию великого рода Бармака, из которого происходил его визирь. Кроме того, он приказал арестовать Ибрагима ал-Харрани, бывшего визиря Хади, и конфисковать его имущество. Яхье удалось добиться лишь смягчения этой меры[23].

Харуну было двадцать три. Он отличался приятной внешностью, хорошим телосложением и высоким ростом. Согласно Табари, у него было красивое лицо со светлой кожей, вьющиеся волосы и, как повествует «Тысяча и одна ночь», «прекрасный рот и пухлые округлые щеки». Большую часть времени он проводил в Багдаде, во дворце ал-Хулд, или «Блаженная вечность», построенном на берегу Тигра его отцом. Перед дворцом простиралась огромная площадь, над которой возвышались здания, находившиеся в ведении начальника городской стражи. Смотры и парады, проходившие на площади в праздничные дни, привлекали огромные толпы, стремившиеся полюбоваться величественной демонстрацией имперской мощи и красивым строем халифских войск.

Мы не располагаем точной информацией о внутренней планировке дворца ал-Хулд, но известно, что он отличался внушительными размерами, как и все восточные дворцы с самых древних времен. Ал-Хулд[24], открывший собой череду дворцов, которые вскоре были воздвигнуты вдоль Тигра, отражал заботу о безопасности халифов, совмещая в себе резиденцию и политико-административный центр империи. Помимо просторных залов для аудиенций и приемов во дворце имелись многочисленные комнаты для сановников и секретарей, а также их личные помещения. В соответствии с традиционной восточной технологией ал-Хулд, как и весь Круглый город, был построен из кирпича-сырца, обложенного обожженным кирпичом и покрытого штукатуркой. Мощные внешние стены, над которыми с равными промежутками поднимались толстые башни, придавали ансамблю вид гигантской крепости.

Одновременно с дворцом Мансур приказал разбить «райские» сады, почерпнув вдохновение у сасанидских ландшафтных архитекторов и Омейядов, и этот чарующий эдем, который халифы, первым Махди, а затем, и главным образом, Харун, украшали и лелеяли, стал декорацией для придворной жизни. Множество цветов, полученных с помощью хитроумных прививок, располагались так, чтобы воспроизвести известные арабские поэмы; деревья, оправленные в драгоценные металлы с инкрустациями, с позолоченными и посеребренными листьями; искусственные водоемы и ручьи; маленькие мосты из древесины, доставленной из далеких стран; безукоризненные беседки; кипарисы и тисы, отражавшиеся в воде, на поверхности которой можно было прочитать стихотворное славословие халифу из листьев кувшинок… Природа почти не внесла своей лепты в совершенство этих садов, это сделало за нее несравненное искусство. Табари рассказывает, что внутри дворца находился небольшой сад, полностью засаженный деревьями с розовыми цветами, а в центре него располагался зал, обтянутый розовым шелком, по которому скользили слуги, облаченные в одеяния того же цвета. «Тысяча и одна ночь» сохранила для нас его описание: