Само положение Тверского бульвара определяло особый состав его посетителей, характер и ритм жизни, протекавшей на его аллеях. С утра на бульваре появлялись дети с мамами, няньками или гувернантками — в зависимости от социального положения.
Позже — дамы с собачками, часто в сопровождении офицеров или мужчин с тросточками в руке. После полудня — гимназисты и учащиеся других средних учебных заведений, студенты.
Иногда можно было видеть старичков — отставных военных в шинелях с пелеринками времен Александра II. Часа в 3–4 все чаще попадались мужчины солидной внешности, идущие парами не спеша, вдоль бульвара, с видом обсуждающих серьезные вопросы.
Кормилицы, одетые как боярыни, шли по две или по три рядом, толкая впереди себя плетеные коляски с младенцами и не обращая внимания на их поведение, пока детально не будут обсуждены поступки их хозяев. Этим же вопросом были заняты и няньки, сидевшие на скамейках, около которых гоняли обручи и играли в песочек их подопечные. Только на бульварах няни могли повидаться и поговорить друг с другом — дома они были заняты с раннего утра допоздна и каждую неделю их отпускали «со двора».
Часам к 6–7 вечера состав публики на бульваре менялся. В деревянной ракушке-эстраде, стоявшей против Богословского переулка, рассаживался военный духовой оркестр под управлением бравого капельмейстера. Против эстрады устанавливались складные стулья, за пользование которыми взималась плата не то 3, не то 5 копеек, собираемая старичком сторожем с сумкой и билетиками, как у трамвайного кондуктора. Бульварные сторожа (их было несколько человек, следивших за чистотой и порядком) куда-то исчезали, зато появлялись городовые и дежурный околоточный надзиратель. Появлялось много молодых людей типа приказчиков с дешевыми металлическими тросточками и девушек типа модисток, портных и горничных. Последних легко было узнать по склонности грызть семечки. Начиналось завязывание знакомств. К этому же кругу тяготели гимназисты и реалисты из старших классов в лихо изломанных фуражках. Появлялись и солдаты, среди них иногда и сумские гусары в красных шароварах, голубых мундирах с белыми шнурами и в сапогах с кокардами на ботфортах.[94] Эти пользовались особым вниманием. Студенты чувствовали себя как дома и были не прочь разыграть городового.
К вечеру картина такая. Темнеет. Зажигаются немногочисленные и неяркие фонари. Гремит полковая музыка. Солидная публика исчезла, разве несколько человек остались на стульях и слушают музыку. В небольшой будке поблизости раздается смех — это на силомере пробуют свою силу приказчики и над слабосильными смеются стоящие рядом девицы. И так до позднего вечера, с наступлением которого остаются только прохожие с нетвердой походкой, девицы легкого поведения и молодые люди, занятые решением проблемы «шерше ля фемм».
На других бульварах было потише. Оркестр, как помню, был еще только на Чистых прудах. Зелень на бульварах была чахлая, цветов мало. Газоны были огорожены деревянными заборчиками из наклонных круглых палочек, воткнутых в землю и перевязанных друг с другом. Большие широкие бульвары с тенистыми аллеями были: Новинский (ул. Чайковского), Смоленский и Зубовский — все на Садовом кольце; да еще Нарышкинский,[95] Александровский сад выглядели так же, как и теперь, но грязнее и хороших клумб не было.
Публичных парков в Москве почти не было, хотя имелись крупные хорошие парки при институтах, закрытых учебных заведениях и больницах. Роль публичных парков с открытым для всех входом выполняли: Петровский парк с круговой аллеей для экипажей, находившийся на месте нынешнего стадиона «Динамо», с рестораном в центре круга;[96] Сокольники с сохранившейся круговой аллеей и деревянным зданием ресторана в центре круга (недавно сломан), с лучевыми аллеями, заканчивавшимися дачными постройками; Воробьевы (Ленинские) горы. Фили, Кусково, Останкино и другие подобные места уже считались за пределами города. Наиболее демократичными были Воробьевы горы с единственным дешевым летним рестораном Крынкина[97].[98] На Воробьевых горах можно было лежать на траве, принести выпивку и закуску, не мешались сторожа и городовые.
Ресторан Крынкина на Воробьевых горах
Петровский парк и Сокольники посещала смешанная публика. Аристократия и богачи тоже бывали, но в своих экипажах или, как их называли, выездах, часто пароконных. Хорошо одетые мужчины в котелках или шляпах «канотье», с дорогими тростями и дамы в огромных шляпах со страусиными перьями проедут два- три круга, окинут взором толпу и встречные экипажи, церемонно раскланяются со знакомыми и уедут, не выходя из коляски. Та же картина была и в Сокольниках, но попроще.
В Петровский парк вела близость берегов, ресторанов «Яр» и «Стрельна», возникший в 1912–1913 гг. аэродром[99] и более удобное сообщение: прямая как стрела дорога с Триумфальными воротами от самой Страстной площади.[100] Через широкую Тверскую-Ямскую и широченное шоссе можно было промчаться на лихаче и даже на тройке.
Ресторан «Яр» (нач. 1910-х гг.)
Было еще Девичье Поле, лежавшее треугольником от Плющихи вдоль Большой Царицынской улицы (ныне Б. Пироговской).[101] На этом месте устраивались гулянья с каруселями, качелями и прочими яркими ярмарочными удовольствиями.
Такие развлечения периодически устраивались и в других районах, на площадях. Они посещались, в основном, рабочим народом, мастеровыми и приказчиками. Домашнюю женскую прислугу хозяева пускали на эти гулянья не охотно, во избежание «опасных» знакомств.
Был один ежегодный вид общенародного гулянья, посещавшийся всеми сословиями, но в меньшей степени рабочими — это Вербный базар, устраиваемый на Красной площади перед праздником Пасхи.
Вербный базар на Красной площади. С картины Б. Кустодиева (1917)
Вся площадь от Исторического музея до Василия Блаженного застраивалась в несколько рядов наскоро сколоченными из некрашеных досок примитивными рыночными ларьками. Предметом торга были тут же выпекаемые вафли с кремом и без оного, дешевые пряники и другие сладости, вроде леденцовых петушков на палочках, горячие пирожки. Но самым главным предметом торговли были: разноцветные с блестками бабочки на проволоке, прикалываемые к одежде или прикручиваемые к пуговицам пальто (чем больше на тебе бабочек, тем больше шика); «тещины языки» — свистульки с бумажной надувной спиралью, с перышком на конце, распрямляющиеся и свистящие при надувании; пищалки с надувным из тонкой резины пузырем «уйди-уйди»; стеклянные чертики в стеклянных колбах или пробирках,[102] залитых окрашенным спиртом или водой, поднимающиеся или тонущие при нагревании колбы ладонями или при нажиме на резину, закрывающую боковое отверстие в пробирке; всевозможные китайские бумажные веера, цветы, жужжалки и т. п., уже описанные выше, разные трещотки, дудки и так далее.
94
… сумские гусары — Гусары Сумского гусарского полка, сформированного в конце XVIII в.
95
да еще Нарышкинский — «Нарышкинский сквер, этот лучший из бульваров Москвы, образовался в половине прошлого столетия. Теперь он заключен между двумя проездами Страстного бульвара, внутренним и внешним. Раньше проезд был только один, внутренний, а там, где сквер, был большой сад во владении князя Гагарина, и внутри этого сада был тот дворец, где с 1838 года помещается бывшая Екатерининская больница. Еще в 1926 году, когда перемащивали проезд против здания больницы, из земли торчали уцелевшие столетние пни, остатки этого сада. Их снова засыпали землей и замостили» (В. Гиляровский, «Нарышкинский сквер»).
96
Петровский парк — парковый комплекс на северо-западе Москвы, созданный в 1820-х гг. С XIX в. — популярное место гуляний, где также размещались богатые дачи. В начале ХХ в. в Петровском парке находились знаменитые рестораны «Яр» и «Стрельна» (см. ниже). В 1928 г. парк был уничтожен, на его месте был выстроен стадион «Динамо».
97
От этого ресторана сохранился кусок кирпичной подпорной стенки (Прим. авт.)
98
…дешевым летним рестораном Крынкина — ресторан С. Крынкина, первый высотный ресторан в Москве, был открыт в 1891 г. и славился отличной кухней, видами и цыганскими хорами. «У Крынкина встречают нас парадно: сам Крынкин и все половые-молодчики. Он ведет нас на чистую половину, на галдарейку, у самого обрыва, на высоте, откуда вся-то Москва как на ладоньке» — пишет И. Шмелев в кн. «Лето Господне». Об этом ресторане упоминает в дневниковой записи 1899 г. и великий князь Константин Константинович (поэт К.Р.): «Съездил я с Робертом на Воробьевы горы, где я никогда не бывал. Там есть ресторан Крынкина с открытым балконом, оттуда восхитительный вид на изгибающуюся Москву-реку и всю Белокаменную. Только мы там сели пить чай, как на хорах хор певчих в русских боярских кафтанах затянул песню на мои слова «Умер, бедняга».
99
…возникший в 1912–1913 гг. аэродром — упомянутый аэродром был открыт в 1910 г. (см. прим. к с. 142).
100
…Ресторанов «Яр» и «Стрельна» — «Яр», прославленный известной песней «Эй, ямщик, гони-ка к «Яру» и именами бесчисленного множества знаменитых завсегдатаев, был основан в 1826 г. французом Т. Яром (Ярдом) в качестве ресторации с гостиницей на Кузнецком мосту. В 1851 г. «Яр» переехал в Петровский парк на Петербургском шоссе (Ленинградский проспект). В 1910 г. здание ресторана, которым владел тогда А. Судаков, было полностью перестроено по проекту А. Эрихсона — появились громадные залы, уединенные кабинеты, летний сад. «Яр» был знаменит не только цыганским и русским хорами, но прежде всего кутежами — поездка «к Яру» на лихачах или тройках была неотъемлемой частью истинного московского загула. «А то вызывались в клуб лихие тройки от Ечкина или от Ухарского и, гремя бубенцами, несли веселые компании за заставу, вслед за хором, уехавшим на парных долгушах- линейках. И неслись по ухабам Тверской, иногда с песнями, загулявшие купцы. Молчаливые и важные лихачи на тысячных рысаках перегонялись с парами и тройками» — пишет В. Гиляровский («Купцы»). В 1950-х гг. бывшее здание ресторана было перестроено под гостиницу «Советская». С «Яром» соперничала «Стрельна», также расположенная в Петровском парке, с летним отделением под названием «Мавритания». «Тройки и лихачи всю ночь летали от Москвы к Яру, от Яра в Стрельну» — писал в одном из фельетонов А. П. Чехов. «Стрельна», созданная И. Ф. Натрускиным, представляла собой одну из достопримечательностей тогдашней Москвы — она имела огромный зимний сад. Столетние тропические деревья, гроты, скалы, фонтаны, беседки и — как полагается — кругом кабинеты, где всевозможные хоры» — вспоминает В. Гиляровский («Трактиры»). «Вспоминаются роскошные, излюбленные кутящими москвичами рестораны «Стрельна» и «Яр», умышленно расположенные за бывшей чертой города — сейчас же за Триумфальной аркой, по пути к Петровскому парку» — вторит Н. Телешов. «Сюда езжали на лихачах, на парах с отлетом и на русских тройках, гремя бубенцами и взвивая вихрем снежную пыль. Громадные пальмы до высокого стеклянного потолка, тропические растения — целый ботанический сад — встречали беспечных гостей; в широких бассейнах извивались живые стерляди и жирные налимы, обреченные в любую минуту, на выбор, стать жертвой кухни; французское шампанское и заграничные привозные фрукты, хоры цыган с их своеобразными романсами под звуки гитар и с дикими страстными выкриками. Разгоряченные вином некоторые чувствительные москвичи плакали, а иные в сокрушительной тоске по отвергнутой любви и в пьяной запальчивости разбивали бутылками зеркала».
101
Было еще Девичье Поле … На этом месте устраивались гулянья с каруселями, качелями и прочими яркими ярмарочными удовольствиями — По воспоминаниям И. Белоусова, в конце XIX в. «под Девичьим было много мелких балаганчиков, в которых показывались разные необычайные вещи: теленок о двух головах, «мумия египетского царя-фараона», дикий человек, привезенный из Африки, который на глазах у публики ел живых голубей, человек с железным желудком, выпивающий рюмку скипидара или керосина и закусывающий этою же рюмкою, и еще много тому подобное».
102
…стеклянные чертики в стеклянных колбах или пробирках — воспетые бесчисленными мемуаристами игрушки, также называвшиеся «морскими жителями» или «американскими жителями». Ср. у В. Набокова в «Память, говори»: «Вспоминаю ‹…› картезианских чертиков, называемых «американскими жителями», — крохотных бесенят из стекла, поднимающихся и опускающихся в стеклянных трубках, наполненных розоватым или сиреневым спиртом, вроде как настоящие американцы (хоть эпитет означал всего лишь «иноземные») в лифтовых шахтах прозрачных небоскребов».