Но весна уже пришла окончательно. И об этом говорил не только теплый день. Низко надо льдом тянул табунок уток. Казалось, они стлались над самой рекой. Я показал на них Безрядьеву. Но утки, сверкнув на солнце светлыми крыльями, вдруг резко взмыли вверх над кустами на другом берегу реки и сразу затерялись в небе.

— Давай садиться, — сказал Безрядьев и бросил окурок в воду.

Я столкнул лодку на воду и запрыгнул в нее. И вдруг услышал за спиной громкие ругательства. Это вернулся из дому Шегайкин. Под левым глазом у него наливался огромный фиолетовый синяк.

— Это так ты наподдавал своей бабе? — ехидно усмехнувшись, заметил Антон.

— Я ей еще покажу, — процедил сквозь зубы Шегайкин и направился к своей лодке.

— Живешь ты, Кузьма, бестолково и так же бестолково помрешь, — произнес Антон и начал заводить мотор.

Шегайкин зачерпнул пригоршню воды и приложил ее к подбитому глазу. Другим глазом зыркнул на Антона, но ничего не сказал.

Антон дернул за стартер, мотор затарахтел, выпустив на воду сизое облачко дыма. Поудобнее усевшись на сидении, Антон взял румпель в руки и направил лодку к противоположному берегу. Он знал там каждый кустик. Мы пересекли Обь и по широкому заберегу поднялись до истока, вытекавшего в реку из озера. Выше него стоял лед, дальше плыть было некуда.

Безрядьев сбавил обороты мотора и повернул лодку в озеро. Мы сразу оказались на тихой воде. В конце озера из кустов поднимался синеватый дымок костра. Я показал на него рукой и Антон повернул туда лодку. За кустами виднелась охотничья палатка.

Охотников было трое. Двое спали на траве, один сидел у костра и курил. Я сразу узнал его. Это был пожарник Витек Бровин. Витьку было уже за сорок, но никто в поселке не называл его по-другому. Он считался знаменитостью местных охотников потому, что во всем опережал остальных. Первую весеннюю утку добывал Витек, последнюю нельму на реке перед ледоставом ловил тоже он.

Увидев нас, Витек сморщился, как от зубной боли, и, бросив окурок на землю, стал тщательно затаптывать его сапогом. Весь его вид говорил о том, что мы здесь лишние. Не обращая внимания на холодный прием, мы вылезли из лодки и подошли к костру. Лежавшие на траве охотники сразу открыли глаза, сели. Мы поздоровались. Безрядьев достал сигарету, взял из костра горящий уголек и, прикурив от него, спросил:

— Ну и как дела, мужики?

— Какие тут могут быть дела, — раздраженно ответил Витек и тоже полез за сигаретой. — За три дня на троих взяли двух гусей. В гробу бы я видел такую охоту. А вы куда направились?

Витьку явно не хотелось, чтобы вместе с ним охотились чужие люди. Озеро для пятерых человек было маловато.

— Мы дальше поедем, — сказал я, хотя не представлял, куда можно было уехать с этого озера.

Витек жалостливо посмотрел на меня и спросил, разведя руки:

— Куда же ты уедешь?

Я не стал отвечать. Весенняя благодать разливалась над землей, и настроение у меня было прекрасным. С бугорка, на котором расположились охотники, хорошо просматривалась река. Лед на ней лежал белый и чистый, но поднялся он вровень с берегом. А в сторону материка расстилалась бескрайняя пойма с редким кустарником и высохшей прошлогодней травой. Я посмотрел туда и сразу увидел летящий на нас табунок уток. Охотники потянулись за ружьями, но утки отвернули в сторону и вскоре исчезли из виду.

— Послушай, Витек, — спросил Безрядьев, — ты не был на той протоке? — Антон показал рукой на кусты, из-за которых вылетели утки.

Витек повернулся в ту сторону, качнул головой и сказал:

— Был. Лед там прет со страшной силой. Шум такой, что оглохнуть можно.

— Надо сходить туда, — обратился ко мне Безрядьев.

Я опоясался патронташем, закинул на плечо ружье и мы пошли смотреть протоку. Еще издали услышали шорох и увидели вздрагивающие кусты тальника. А вскоре увидели и протоку. Огромные льдины, вылезая на берег, словно бритвой, срезали тонкие деревца. Более крупные, упираясь корнями в землю, сдерживали напор. Льдины разворачивались и плыли дальше. Сталкиваясь друг с другом, они крошились, вставали на дыбы и, не удержав равновесие, падали. Вода под ними шипела, высоко вверх летели брызги, смешанные с искрящимися на солнце ледяными крошками. Никогда в жизни я не видел ничего подобного.

Но красота ледохода не интересовала Безрядьева. Ему нужно было быстрее добраться до охотничьих мест. Он заметил, что лед почему-то движется вдоль одной стороны протоки. Вода у противоположного берега была чистой. Перебравшись туда, можно было плыть несколько километров. Антон посмотрел сначала на протоку, потом на меня. Я понял его замысел. Но для того, чтобы отправиться в путь, нам надо было перетащить сюда лодку. От озера до протоки не меньше трехсот метров.

— Мужики помогут, — словно угадав мои мысли, произнес Антон. — Пошли.

Но вместо того, чтобы идти, он резким движением руки приказал мне присесть и показал на дальние кусты. Из-за них прямо на нас летел табунок уток. Я сорвал с плеча ружье, трясущимися руками затолкал патроны в стволы и, не целясь, выстрелил. Утки пронеслись мимо. Я проводил их взглядом, ругая себя за промах, и вдруг увидел, что одна из них сложила крылья и со стуком упала на землю. Бросив ружье, я побежал к ней. На сухой траве, раскинув крылья, лежал шилохвостый селезень. Я взял его за черный клюв и с торжествующим видом посмотрел на Антона. Со стороны выстрел выглядел мастерским, хотя в утку попал я случайно. Но Антон этого не знал.

— Ну, как? — произнес я, даже не пытаясь скрыть самодовольной улыбки.

— Если так пойдет, ты, паря, и меня обстреляешь, — сказал Антон и добавил: — С хорошим тебя началом.

Витек, следивший с бугра за нами, тоже видел мой выстрел. Но в отличие от Антона хвалить не стал. Однако помочь перетащить нам лодку из озера в протоку согласился. Правда, перед этим, наморщив лоб, спросил:

— А не боязно тебе, Антон? Я бы на твоем месте переждал до утра. Через такой лед перебираться опасно.

Но Безрядьев и слышать не хотел о том, чтобы сидеть здесь без дела. Мой удачный выстрел только разогрел его азарт.

— Я до утра две зори отстрелять могу, — сказал он. — Чего же мне сидеть здесь у твоего костра?

— Мое дело предупредить, — ответил Витек. — Лодку перетащить — дело не хитрое.

Мы отнесли на берег протоки сначала вещи, а потом принялись за лодку. Сделанная из прочной просмоленной сосны, она оказалась необычайно тяжелой. Мы еле-еле вытащили ее из воды и, напрягая жилы, стали толкать на бугор. Витек бегал вокруг лодки и, обращаясь к Антону, все время кричал, нещадно ругаясь:

— И где только ты такой гроб выкопал? Сунь ее в воду, она же камнем пойдет на дно.

Он хватал лодку сначала за один, затем за другой борт, налегал плечом на корму, кряхтел и упирался так, что на лбу вздувались синие жилы. На охоте Витек работал совсем не так, как в пожарке.

С бугра лодка пошла легче. Мы подтащили ее к воде и, не сговариваясь, бросились на землю. Лодка отняла все силы.

У всех нас были мокрые лица и тяжелое дыхание.

Я лежал на траве, уставившись в небо, и постепенно приходил в себя. Легкий ветерок обдувал лицо, разгоряченное тело не чувствовало знобкого холода только начавшей оттаивать земли. Небо было чистым, без единого облачка, словно его кто-то выстирал и натянул, чтобы просушить. Забредшие в воду кусты тальника стояли неподвижно, но когда о них задевали льдины, они вздрагивали, долго покачивая голыми макушками. Лед, уносимый течением, глухо шуршал. И мне подумалось, что это было задолго до нас — и сто, и тысячу лет назад, когда на эти берега еще не ступала нога человека.

Немного отдохнув, Витек и его друзья поднялись и, пожелав нам удачной охоты, пошли к своему стану. Болотные сапоги Витька хлопали широкими голенищами, сухая трава хрустела под ногами, он шел, ссутулившись и опустив голову. Мне показалось, что он завидовал нам. Мы отправляемся в неведомые дали, а ему придется пережидать ледоход на неудачливом озере. Но, может быть, завтра ему повезет больше, чем в предыдущие три дня?