— И, как это отразилось на урожаях реликтовых? — все таки порой, я бываю через чур уж ехиден.

Боня не обиделся, лишь усмехнулся и продолжил:

— Реликтовым, от лица Советской Власти, выделили участок под заповедник, через которой мы только что проехали, а для Солнечной Пустоши начался расцвет. Когда есть вода, здесь растет буквально всё… Причём, как растет! Урожаи были такие, что в Аргентине и Канаде локти до плеч сгрызли! И, Вы не поверите…, — Боня показал рукой на какие-то руины вдоль шоссе, — в этом селе было свыше тысячи домов. А, в райцентре, Солнечногорске, в период расцвета, население подходило к ста тысячам. Всего было более ста населенных пунктов. Своя перерабатывающая промышленность. И, с ВДНХ наши экспонаты не слазили…

Боня от гордости сиял так, что яркое солнечнопустышное светило, казалось, померкло.

— И, что потом? — осторожно спросил я.

— А, что потом? — на глазах потух и съёжился районный агроном, — в любое дело — даже процветающее, надо постоянно вкладывать, а не только выгребать. Перед войной выгребали, не вкладывая, во время войны — само собой, не до этого было. После войны — все средства на восстановление и ядерное оружие — без этого тоже нельзя, я понимаю. Потом Хрущёв с его целиной да кукурузой… Кукуруза, кстати, здесь росла просто царская! Торф почти весь выработали, болота осушили практически до дна и вода на полив кончилась. Можно было бы с одного из притоков Волги до Болот канал прокапать — есть такой проект, или из самой Волги… Но, это такие деньги! Проще, кому-то казалось, за эти деньги в Америке пшеницу покупать. Да, Вы сами знаете… Почва истощилась: поголовья скота недостаточно для естественного восстановления гумуса в почве — Москва мясо требовала. Кукуруза, кстати, очень сильно истощает почву — после тех, хрущёвских экспериментов плодородность так и, не восстановилась… На одних минеральных удобрениях далеко не уедешь, да и экономили нам их постоянно. Можно было бы не весь торф сжигать, а часть его в почву вносить. Торф и удобрение и, своей гигроскопичностью помогает влагу удерживать… Так, нет! Торфяной электростанции такие планы давали, как будто этот торф, глубиной до самой Америки! И, всё: кончился торф, кончилась вода… Всё вычерпали. Сейчас помаленьку, потихоньку вымираем…

На несколько минут районный агроном умолк.

— Да, вот видите — это канал! — вновь заговорил Боня, указывая на обвалившуюся местами большую канаву, через мост над которой мы проехали. По дну канала текло нечто бурое, — а, вон те полоски зелени — это остатки арыков.

Вдоль канала паслось стадо разномастных коров.

— Что-то, всё равно осталось?

— Конечно! Дожди в районе болот, то идут… Но это так, для поддержки штанов. Школьную задачку, о бассейне и двух трубах помните? Бледная тень былого величия. Население сокращается, в самом Солнечногорске, правда, стабилизировалось на уровне двадцати тысяч, а оставшиеся села вокруг пустеют год от года. Молодежь сваливает!

— Может подземные воды есть? Пьёте вы что? Не это же?!

— Сколько не бурили, до артезианской воды так и не добрались. В колодцах вода есть, да! Но кончается, бывает, в середине лета. А питьевая вода по трубопроводу с Волги поступает. Тоже, кстати, проржавел весь… Да и, эта для питья годится, только надо дать ей отстояться. Или через фильтр пропустить.

Некоторое время мы помолчали, думая каждый о своем. Я, например, о том, что достаточно много ездя по стране, практически везде и всегда слышал подобные истории. Везде ветшает всё, построенное при Советском Союзе, везде пустеют сёла… Может, так и должно быть?

— Сами то, к нам по делам или в гости? — наступил черед вопросов Бони.

Подумав некоторое время — а стоит ли, я ответил:

— Вступать во владение наследством. Брат мой купил у вас — в Солнечногорске дом, а потом… Ну умер, в общем. А мне этот дом завещал. Вот и, еду в первый раз на наследство посмотреть.

Нда… Жить в этом Солнечногорске — я так и, так не собирался, а выслушав рассказ Бони понял, что по нормальному продать дом — как собирался, не получится… Ну и, за каким хреном, я тогда еду?!

Дело в том, что мой старший брат — Стерлихов Герман Федорович, личность была весьма на просторах России весьма известная… Во времена ранней перестройки, практически с нуля, он стал первым рублёвым миллионером Советского Союза, потом — одним из первых, долларовым. В дальнейшем, дела у него пошли несколько хуже — так как, на первое место среди деловых качеств вышло умение отнимать и делить, воровать и договариваться. Так что, в первую десятку олигархов мой брат не попал, но всё равно — был одним из богатейших людей постсоветской России. Даже, в президенты как-то раз баллотировался!

В последнее время появился у брата очередной бзык — заинтересовался он нашим семейным древом: мы — Стерлиховы, из древнего нижегородского купеческого рода. Мне то, если честно — это по барабану, а брат весьма этим обстоятельством гордился! И, решил он историю нашей достопочтимой фамилии, досконально и обстоятельно изучить. Сам, по архивам лазил или людей нанимал — не знаю, но нарыл он, что один из наших далеких предков в конце девятнадцатого века был даже дворянином и, имел довольно внушительных размеров поместье… И, тут брата вообще понесло — решил он стать «столбовым боярином»! Модно это было в то время. Через какое-то, там дворянское собрание — где, я понял, рулят потомки недорезанных большевиками графьёв да князьёв, он добивается присвоения ему дворянского звания. Сколько, интересно, бабласа вбухал?

Ну, а дворянину требуется, разумеется, родовое гнездо — без него он не дворянин, а так — фуфло. Тем более, что купеческий дом наших предков был давно снесен, а место застроено… Так, вот: брат выяснил, что «родовое гнездо» того дворянского предка в целостности и сохранности! И, даже продается. Ну и, купил его, вроде говорил — совсем недорого. Как, можно догадаться, этот дом в Солнечногорске — куда я сейчас и еду.

Брат собирался всё бросить и уехать туда — «жить натуральной жизнью», как он в моих телефонных разговорах с ним выражался. Пока же, в том доме года два шёл ремонт и, брат там бывал наездами, заканчивая со своими московскими делами.

Пожить «натуральной жизнью», брату так и, не довелось: возле его же московского офиса, к нему — выходящему из машины, средь бела дня подошел киллер и выстрелил сначала в грудь, потом в голову. Затем, сел в ожидавшую его машину и уехал. Классика… Концов нет.

По завещанию, вдове брата и детям досталось движимое и недвижимое имущество в Москве. Ну и, основной капитал — акции там, облигации, активы да депозиты… Основного капитала, кстати, оказалось на удивление маловато. Ну, ничего — даже, не продавая московской недвижимости — квартир и, даже целых многоподъездных домов, будут жить долго и счастливо! И, ещё останется.

Мне же, брат оставил «родовое поместье» и «немного» денег — десять миллионов «бакинскими». Была у нас с ним одна история… В купе с моими — от последнего моего бизнеса, должно и, мне на жизнь хватить. Если, конечно, по Куршевелям слишком часто не ездить…

Кстати, вдова, отношения с которой у меня с самого начала не заладились, хотела отсудить «поместье», но узнав в какой та дыре, оставила эту затею. А, вот за деньги она на пересмотр завещания подала… Скорее всего ничего её не обломится, потому, что я нанял по этому делу очень хорошего юриста и пообещал ему аж целых сто тысяч в СКВ, если он это дело выиграет… Да, кто ж его знает?

Через полгода — раньше уже, я смогу вступить в законное владение наследством. Пока же просто: надо присмотреться, да прицениться заранее — за сколько можно эту недвижимость «толкнуть».

— …Так, Вы — брат Германа Фёдоровича!? — районный Ботаник, получив утвердительный ответ, ударился головой об потолок. Покойный брат, был тут явно в авторитете…, — соболезную. Хороший человек… Был. Когда приезжал, мы с ним частенько беседовали. Планы у него были… грандиозные.