— Я слушаю, сэр, — прервал молчание Адзель.

— В-третьих, — продолжал Ван Рийн, — разве я не ясно сказал, что идея «Оракула» сама по себе неплохая, она полезна всем? Фирма не должна погибнуть, ее необходимо передать в честные руки или щупальца, или лапы, или что там еще! Следовательно, нам не нужен большой шум вокруг «Оракула». По этой причине я обязан был заключить сделку с партнерами фирмы. И в-четвертых…

Его тон стал непроизвольно мрачным.

— Кто эти существа «X»? Чего они хотят? Почему скрываются? Можем ли мы договориться с ними? Ни один здравомыслящий человек не хочет войны. Мы должны узнать как можно больше и окончательно уяснить себе, что нам следует предпринять. «Оракул» — наша единственная нить к их хозяевам.

Адзель кивнул.

— Нет, фактически нет. Я не могу выдавить из них ни звука. Они умрут, но не скажут. Я посоветовал им как можно скорее отправиться домой и доложить обо всем своим хозяевам. Кроме того, им необходимо удостовериться, что их уже улетевшие партнеры не захвачены в плен на обратном пути к Луне. Поэтому все о'кей, они вылетают, а я посылаю следом корабль, который будет наблюдать за ними, оставаясь всю дорогу в диапазоне детектирования. Возможно, что они заманят его в ловушку, а возможно, и нет. Возможно, и не следовало бы хлопотать, когда каждая из сторон не уверена в том, что сможет перехитрить другую. Самые заклятые враги всегда испытывают некоторый взаимный интерес. И даже собираясь убить кого-нибудь, мы почему-то не прочь поболтать с намеченной жертвой. В худшем случае ты потеряешь немного времени, в лучшем — ты узнаешь, что у тебя нет причин убивать его.

Ван Рийн осушил свою кружку.

— Ух, хорошо! — сказал он, — Мы достигли компромисса. На Луне остался лишь один из партнеров, остальные Улетели, за ними никто не последовал. Их собственные детекторы могут подтвердить им это. Оставшийся партнер решает сейчас юридические вопросы передачи компании. Это Tea Белданиель. Она не очень упрямилась, и мне кажется, что она в отличие от ее друзей более чем наполовину человек. Потом она проведет один из наших кораблей в некое нейтральное место, где, я полагаю, мы встретимся с их боссами. Игра стоит свеч, кто как не они придумали столь замечательную систему «Оракула» для изучения нашей цивилизации. Не так ли?

Адзель резко поднял голову.

— Прошу прощения, — воскликнул он, — не намекаете ли вы, что в этом корабле будем лететь мы с вами?

— А кто же еще? — усмехнулся Ван Рийн. — Вот почему я взял тебя с собой. Мне необходимо, чтобы рядом был надежный парень. Парень, которому я могу доверять. У нас. наверняка будет не развлекательное путешествие.

Тут он грохнул кулаком по столу и закричал:

— Стюард! Где, дьявольщина, еще пиво?

Прошло более десяти лет с тех пор, как лемникайненцы обнаружили бродячую планету. За это время она проделала длинный путь. Наблюдая Бета Креста в носовой иллюминатор, Фолкэйн присвистнул. Он был потрясен и подавлен.

— Сможем ли подойти ближе? — спросил он.

Сидя среди контрольных панелей, щелкающего, мигающего и мерцающего оборудования, мягкого гула двигателей и дрожания стен мостика космического корабля «Сквозь Хаос», Фолкэйн не смотрел ни на звезду, ни на ее отражение. Удаленная на многие и многие астрономические единицы, она все равно с легкостью выжгла бы ему глаза. Экран уменьшил яркость и увеличил размеры звезды. Фолкэйн увидел голубоватый, усеянный пятнами, подобно шкуре леопарда, круг, окруженный роскошной короной рубинового, золотого и опалового цветов, — это кружево раскинулось на пространстве в несколько раз большем, чем диаметр звезды.

Фолкэйн со всей силы сжал подлокотники кресла, сердце его громко стучало. Спасаясь от проснувшегося в душе первобытного ужаса, он отвернулся от экрана и с усиленным вниманием стал рассматривать домашние безделушки, развешанные членами команды на перегородках кабины. Чи Лан повесила здесь одно из замысловатых сетчатых украшений, которые ее народ ценил как произведения искусства в другом месте он сам намалевал женскую фигуру, дальше на полке стояло японское карликовое дерево Адзеля.

«Адзель, друг, сейчас, когда нам так нужна твоя сила, хотя бы сила твоего голоса, ты находишься на расстоянии двухсот световых лет от нас».

Затем Фолкэйн сказал сам себе: «Остановись, ты, слизняк! Ты становишься слюнтяем, что, впрочем, вполне понятно, когда Чи Лан вынуждена была провести большую часть полета, вытаскивая тебя из мертвецов».

Мозг его оцепенел, он хватал воздух ртом. Ужас того, что было с ним сделано, вернулся в полной силе. Все звезды уменьшились до бесконечно малого размера.

Он одиноко скорчился в темноте и ледяном холоде.

Фолкэйн не мог ясно вспомнить, на что было похоже порабощение его мозга. Как будто он пытался воссоздать плохой сон, все было смутно и гротескно, время кружилось дымкой, растворялось и снова принимало мимолетные формы. Фолкэйн был пленником другой Вселенной и другого себя, даже слова у него были не его собственные, и он не мог заставить себя снова воспроизвести их в памяти. Он желал Tea Белданиель, как ни одну женщину в своей жизни. Он боготворил ее и обожал своего кумира, как не обожал ни одного Бога в жизни. Когда это было необходимо, он надевал холодную маску, ум его становился ясным и логичным, а потом Фолкэйн возвращался в свою теплую смутную бездну. Нет, это был не он, Фолкэйн, это был кто-то другой, использовавший его тело, он проникал в самое нутро… Как Фолкэйн мог отомстить за насилие над собой?

Идея мести вспыхнула в нем, как искорка в темной ночи. Он подхватил ее, обласкал, взлелеял в душе и теперь нянчил это разгорающееся пламя. Да, в нем вспыхнула ослепляющая, как огромное солнце, ярость.

Фолкэйн как бы переживал свое черное прошлое. Он размахивал топором викинга, скакал с факелом в руке на татарской лошади, стрелял из древних орудий, превращавших города в развалины. Это придавало ему силу, которая, в свою очередь, возвращала Фолкэйну здравый ум.

Через несколько минут он вновь успокоился, его мускулы расслабились, пульс и дыхание замедлились, но чувство раздражения еще какое-то время оставалось.

Фолкэйн упрямо подумал: «Давай продолжим нашу работу, парень. Для начала перестань быть слишком почтительным к ней. Ты видел звезды и поярче этой».

Конечно, немного — голубые гиганты являются редчайшими монстрами, даже самые маленькие из них представляют собой жуткое зрелище.

Пятнышки на солнце были круговоротами, каждый из которых мог поглотить планету, равную Юпитеру. Мозаика окружающих выброс нитей обладала массой, эквивалентной всей Земле, если бы ее вдруг испарили, превратили в ионы и раскаленную плазму, а затем выбросили на миллионы километров в космическое пространство; часть новообразований была навечно утеряна, но часть была притянута назад и обращена в сказочные узоры. Атмосфера солнечной короны была пронизана частицами и ядрами атомов, жесткими и мягкими квантами. Радиация звезды представляла собой настоящую бурю, настолько мощную, что прекратиться она могла не раньше чем через сотни мегалет, но и окончиться она могла только взрывом сверхновой. Фолкэйн взглянул в это неистовство и содрогнулся.

Вдруг он услышал, что корабельный компьютер что-то говорит.

— Прошу прощения, — автоматически сказал Фолкэйн.

— Я не запрограммирован обижаться, следовательно, извинения передо мной излишни, — ответил ровный искусственный голос. — Тем не менее я был проинструктирован, что должен иметь с вами дело настолько осмотрительно, насколько позволяют мои банки данных смысловой цепи. До тех пор пока вы полностью не выздоровеете от нервного потрясения. Соответственно предполагается, чтобы вы считали, что прощение дано вам согласно вашей просьбе.

Фолкэйн расслабился, ответ компьютера развеселил его.

— Благодарю, Тупоголовый, — сказал он. — Как раз именно этого мне не хватало!

Затем он поспешно добавил:

— Не испорти шутку и не доказывай, что ты логически вывел необходимость и рассчитал свой ответ. Давай все сначала.