— Это звучит довольно странно, — возразил Фолкэйн.

— Для тебя, но не для меня. Кинфианцы менее тяжеловесны, чем люди. Я знаю некоторые культуры на моей планете, где берсерк — нормальное явление.

— Но такие цивилизации технологически отсталые, Чи, не так ли? Оставь это. Невозможно управлять таким образом цивилизацией, владеющей атомной энергией. Все развалится. Даже Старый Ник не имеет абсолютной власти в своей собственной организации. Он должен работать с консультантами, исполнителями, людьми разного сорта и ранга. Кривая нормального распределения гарантирует достаточное количество осторожных от природы типов, чтобы удерживать безрассудных…

Фолкэйн замолчал. Центральный преемник ожил.

— Они вызывают нас, — сказал он.

Фолкэйн внутренне напрягся.

— Хочешь включить дополнительный экран?

— Нет, — ответила Чи. — Предпочитаю слушать, но не видеть. Мне надо сосредоточиться на оружии.

Фолкэйн краем уха услышал доклад компьютера:

— Их передача ведется с боевого корабля.

На экране появилось изображение человека: худощавый, стронутыми сединой волосами, одетый во что-то серое. Фолкэйн чуть не выронил трубку: «Я должен был догадаться, я должен был приготовиться».

За спиной человека почти ничего не было, только ярко тлела приборная панель явно неземного производства.

Фолкэйн проглотил комок в горле.

— Хэлло, Хьюдж Латимер, — сказал он почти приветливо.

— Мы не встречались, — без малейших эмоций ответил голос с акцентом.

— Нет? Но кто же вы тогда такой?

— Кто вы такой?

Мозг Фолкэйна лихорадочно работал. Его имя было важной картой в этой дикой игре. Он не собирался сообщать его врагу, чтобы они не смогли сделать из этого кое-какие выводы.

— Себастьян Томб, — ответил Фолкэйн, — торговец и капитан в Политехнической Лиге.

Признание в своем ранге не должно было принести вреда, но вряд ли дало и что-либо положительное.

— Вы командуете вашей группой?

— Нет.

— Тогда я хотел бы поговорить с тем, кто выполняет эти обязанности.

— Поговорите, — согласился Хьюдж Латимер. — Он сам отдал приказ на переговоры.

Фолкэйн расслабился.

— Хорошо. Соедините меня с ним.

— Вы не поняли, — сказал Хьюдж. Его голос звучал все так же ровно, без малейшего выражения, глаза на худощавом загорелом лице смотрели прямо, не мигая. — Гахуд хочет, чтобы вы пришли сюда.

Трубка треснула в зубах Фолкэйна. Он откинул ее в сторону и воскликнул:

— Вы что, живете в другой Вселенной? Вы ожидаете, что… — Тут он спохватился. — У меня есть несколько предложений к вашему командиру, но я пока приберегу их, поскольку его анатомия может оказаться неприспособленной для таких вещей. Будьте добры, узнайте у него, считает ли он разумным с моей стороны или кого-нибудь из моего экипажа отдаться на его милость подобным образом.

Не показалось ли Фолкэйну, что тень страха промелькнула по жестким чертам Латимера?

— Мне был отдан приказ. Какая польза для вас, если я пойду его оспаривать и буду наказан? — Компаньон колебался. — У вас есть два пути. Либо вы откажетесь, и тогда Гахуд прикажет открыть огонь. Либо, если у вас получится, вы можете сбежать. Его это, кажется, не очень беспокоит. С другой стороны, вы можете прийти сюда. Он заинтригован идеей встретиться с диким человеком. Тогда вы сможете чего-нибудь добиться. Я не знаю. Возможно, мы сможем заранее выработать условия, дающие вам уверенность в обязательном возвращении. Но мы не должны слишком затягивать переговоры, иначе он рассердится. Теперь его страх был очевиден:

— И тогда может случиться все, что угодно.

Опасность подойти ближе была очевидна. Не только энерголуч, но и материальный снаряд мог ударить прежде, чем успела бы последовать эффективная реакция. Тем не менее опасность была взаимной. «Сквозь Хаос» смотрелся мошкой рядом с боевой громадиной, но эта мошка была довольно кусачей. Фолкэйн не хотел сокращать дистанцию в пятьсот километров, Латимер настаивал.

— Не забывайте, что вся моя жизнь посвящена поиску любых данных о технической цивилизации, — говорил худощавый мужчина. — Я знаю возможности вашего судна. Кроме ассортимента легких орудий, оно несет четыре тяжелые пушки и четыре ядерные торпеды. На близком расстоянии такое вооружение делает нас почти равными. Если возникнет спор, мы можем, несомненно, убить вас, но наш корабль тоже погибнет.

— Если мой экипаж недостаточен для эффективного удара, что помешает вам взять меня в плен? — протестовал Фолкэйн.

— Ничего, — ответил Латимер, — кроме отсутствия мотива. Я думаю, Гахуд хочет просто расспросить вас и, возможно, передать через вас послание к вашим хозяевам. Если вы задержитесь, он потеряет терпение и прикажет вас уничтожить.

— Ол райт! — хрипло сказал Фолкэйн. — Я приду как можно быстрее. Если я не вернусь через час, мой экипаж получит указание рассматривать это как предательство и будет действовать соответственно ситуации. В этом случае вас может ожидать неприятный сюрприз.

Он выключил связь и мгновение неподвижно сидел в кресле, сжав руки и пытаясь не дрожать.

Прибежала Чи Лан и, присев на задние ноги, посмотрела ему в глаза.

— Ты не хочешь идти, — с необычной мягкостью сказала она. — Ты боишься наркотиков.

Фолкэйн резко кивнул.

— Ты не можешь представить, что это такое, — выдавил он.

— Я могу пойти.

— Нет. Я капитан. — Фолкэйн встал. — Давай готовиться.

— Мы можем сделать так, что ты не будешь захвачен в плен.

— Что? Как?

— Конечно, ценой жизни. Но этот страх ты умеешь контролировать.

— О, — выдохнул Фолкэйн, — я понял, что ты имеешь в виду.

Он щелкнул пальцами, глаза его радостно засветились.

— Почему я не подумал об этом раньше?

Вскоре он отбыл.

К скафандру был прикреплен резервный двигатель. Фолкэйн вылетел в грависанях. Их колпак был плотно закрыт и наполнен воздухом, это была еще одна дополнительная страховка на случай, если его шлем треснет или случится еще что-нибудь непредвиденное. Для возвращения обратно грависани не требовали особой подготовки.

Фолкэйн летел в зловещей тишине. Звезды потускнели и исчезли из поля зрения. На приборной панели мерцали зеленые огоньки, они-то и снизили чувствительность сетчатки его глаз. Тем не менее ему не хватало звезд. Он с силой сжал рукоятки управления и для бодрости засвистел мелодию:

Нет, она не казалась неподходящей для последней, может быть, мелодии, сошедшей с его губ. Серьезность положения не выбила его из колеи. Этот, с каждой минутой все ближе и ближе нависавший над ним гороподобный корабль был преувеличенно грозен.

Голос Латимера оборвал маленькую непристойную балладу на устах Фолкэйна:

— Вы будете направлены в шлюзовую камеру лучом на частоте 15,6 мегагерц. Оставьте сани в камере и ждите меня.

— Что? — насмешливо воскликнул Фолкэйн. — Вы собираетесь встретить меня с оркестром?

— Не понял?

— И не надо. Я без амбиций.

Фолкэйн настроился на сигнал и позволил саням самим следовать за ним. Он же занялся фотографированием боевого судна, изучал похожие на крепости надстройки, откладывал в памяти малейшие замеченные данные. Но часть его памяти была занята другими мыслями.

«Этот Латимер какой-то переработавшийся парень. Он действует вроде офицера-исполнителя при Гахуде. Кто бы он ни был, но он выступает и в роли офицера связи, боцмана, короче, всего экипажа! Ладно, при достаточной автоматизации им не нужен большой экипаж. Но остается работа, которую машины не могут делать хорошо. У них нет мотивации, инициативы, характера подлинно разумного существа. Мы, да и любой цивилизованный вид, встреченный человеком, никогда еще не достигали успеха в создании стопроцентного роботизированного судна. Когда вы занимаетесь исследованиями, торговлей, войной, — всем, что ставит вас в непредсказуемые ситуации, жизненно необходимая численность экипажа возрастает. Частично по психологическим причинам, конечно, но частично и для выполнения самой миссии во всей ее изменчивой сложности. В каком затруднении были Чи и я из-за того, что нас только двое, а ведь так получилось из-за срочных обстоятельств, которых нет у Гахуда. Почему тогда Латимер — единственное существо, с кем я здесь до сих пор общался?»