Корабль шел на гипертяге. По расчету компьютеров, до места встречи надо было добираться около трех недель.

Вначале Tea держалась в стороне, предпочитая целыми днями отсиживаться в своей каюте. Говорила она мало и то сплошь общими фразами вежливости во время трапезы или при случайных встречах. Ван Рийн не давил на нее, но осторожно пытался разговорить либо за столом, во время трапезы, либо за рюмочкой старого доброго вина или коньяка. Внешне это выглядело, как праздный треп познавшего жизнь и утомленного ею человека, — воспоминания, вольные ассоциации, в основном весьма правдивые, но порой и несерьезные. Замечания Адзеля зачастую провоцировали продолжение монологов, но Ван Рийн все равно гораздо чаще обращался к молчаливой, никогда не улыбавшейся женщине, чем к хорошо воспитанному дракону-кентавру.

Tea поначалу уходила сразу же после первых блюд, но вскоре стала оставаться и часами слушала милые разглагольствования старого торговца. Больше на корабле просто нечего было делать. Многие миллионы световых лет одиночества окружали эту бренную скорлупу, а язык Ван Рийна выкладывал слушателям столько нового и необычного, что уйти и не выслушать его не было никаких сил. Это был замысловатый сплав науки и легенды.

— Мы не могли подойти ближе к этой карликовой звезде, настолько сильна была радиация. Мощные кванты рентгеновских лучей прыгали с нас, как блохи с тонущей собаки. Но мы должны были отыскать средства и добраться до сокровищ, иначе наша бедная маленькая компания приказала бы долго жить. «Ну, — подумал я, — наконец-то и меня загарпунила злодейка-судьба!» И, будь я проклят, лишь стоило мне подумать о гарпуне, как в голову пришла великолепная идея…

А вот чего не знала Tea Белданиель, так это того, что перед каждой такой беседой Адзель получал самые тщательные инструкции. Ему подробно перечислялось все, что он должен был сказать, спросить, указать или подтвердить. Таким образом Ван Рийн разыгрывал перед Tea целую программу увлекательных спектаклей.

Очень скоро торговец выяснил в общих чертах, что интересует «объект» его интриги, что доставляет ей удовольствие, а что вызывает скуку или отвращение. Было очевидно, что Tea старается запомнить абсолютно все, что, по ее мнению, представляет интерес для шеннов. При этом она прекрасно понимала, что такая информация весьма относительна, поскольку не было никакой возможности проверить ее истинность. Но реагировала она на байки Ван Рийна весьма непосредственно и эмоционально. По мере того как хитрый торговец разнообразил палитру своих рассказов, реакция Tea была все откровеннее и дружелюбнее.

История могла быть рассказана в холодной, безличной, нарочито снобистской манере или с варварским ликованием, или юмористически, или философски, или нежно, поэтично (в этом случае Ван Рийн говорил от лица кого-то другого), или с любыми другими нюансами.

Конечно, он не прыгал от одной формы рассказа к другой. Он тактично соблюдал пропорции.

Путешественники не преодолели еще и половины пути, а Ван Рийн уже отлично знал, на что особенно клюет Tea Белданиель и конечно же сосредоточился именно на этом. Адзель был больше не нужен. Tea отвечала прямо, заинтересованно.

Они были еще врагами, но торговец превратился в уважаемого противника, даже больше чем в уважаемого: было трогательно видеть, как растет в Tea надежда, что между людьми и ее властителями может быть заключен мир.

— Естественно, я сам хочу мира, — благосклонно говорил Ван Рийн. — Что нам делать? В нашей галактике двести или триста миллиардов звезд. Места достаточно всем!

И он кивал Адзелю, который отправлялся за очередной партией коньяка. Когда появлялась очередная бутыль, Ван Рийн поднимал шум:

— Ба! Разве же этим смягчают переутомленные голосовые связки? Я не говорю уже о леди, которая не пьет и сохранила такое нежное небо. Забери эту дрянь и принеси другую бутылку, поприличнее. Нет, не выкидывай добро. У тебя такая же чешуя в мозгах, как и на шкуре! Мы возьмем ее домой, покажем торговцу и заставим его самого вылакать сие!

Конечно же это был прекрасный коньяк, который он и Адзель позднее распили наедине.

Игра была частью эффекта, которого так талантливо добивался Ван Рийн. Юпитер должен иногда выпускать случайные громы и молнии.

— Почему ваши шенны боятся нас? — спросил он Tea в другой раз.

Tea ощетинилась.

— Они никого не боятся. Никто не может испугать их!

Да, они, должно быть, боги, а она — их верная послушница, по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Впрочем, вскоре у Ван Рийна сложилось впечатление, что связь здесь была более сложная и включала фигуру хозяина.

— Они идут к вам осторожно и мудро, чтобы изучать вас изнутри.

— Так. Не сердитесь, пожалуйста. Как я могу правильно толковать их действия, когда вы ничего не рассказываете мне о них?

— Я не могу. — Она тяжело вздохнула и заломила руки.

— Я не должна.

И Tea убежала в свою каюту.

Вскоре Ван Рийн последовал за ней.

Когда нужно, он мог двигаться бесшумно, как дым. Дверь каюты Tea была массивной, закрывалась она плотно, но в ухе торговца была подслушивающая горошина, осторожно пронесенная им при посадке. Это был транзисторный звуковой усилитель. Ван Рийн некоторое время слушал ее рыдания. Он не стыдился своего поступка, но и не злорадствовал.

Слезы подтверждали, что Tea переживает психологический надлом. Она не сдастся в оставшиеся дни путешествия, но появилась почва для переговоров. Главное — осторожно продолжать в том же духе.

Развеселив ее при следующей встрече, Ван Рийн во время ужина уговорил Tea немного выпить после десерта. Адзель тихо ушел и провел полчаса в основной кабине управления, постепенно, чтобы не заметила Tea, регулируя цвет и интенсивность освещения салона. Получился уютный романтический сумрак.

Ван Рийн принес проигрыватель, чтобы за беседой послушать хорошую музыку.

Сегодняшняя программа была расчетливо составлена из маленьких шедевров: «Последняя весна», «Звездная голубизна», «Изольда Литентод». Они должны были оказать свое расслабляющее влияние.

У Ван Рийна не было никаких физиологических планов в отношении Tea. Не то чтобы он возражал: Tea была если не прекрасна, то, по крайней мере, привлекательна, хотя и носила скрывающий формы строгий белый костюм. Заинтересованность делала ее красивые черты одухотворенными и живыми. Когда она с улыбкой, без какой-либо цели, кроме как удовольствия поговорить с приятным человеком, обращалась к Ван Рийну, голос ее становился звучным и сильным.

Любая попытка ухаживания немедленно включила бы ее защитную реакцию. Ван Рийн использовал более тонкий и действенный способ.

— Они воспитали нас, — с нежностью говорила Tea. — О, я знаю земные законы. Я знаю, что это сделало нас ущербными личностями, но что такое норма? Если честно, Николас? Да, мы отличаемся от других людей, это так, но человеческая натура пластична. Я не верю, что вы можете назвать нас исковерканными больше вас самих только потому, что вы были воспитаны в привычных традициях. Мы здоровы и счастливы.

Ван Рийн поднял бровь.

— Да! — сказала она громче и выпрямилась в кресле.

— Мы рады и горды служить нашим спасителям.

— Вы никогда никому не говорили о своем происхождении, о кораблекрушении и прочем?

— Ну, я говорила об этом Дэйву Фолкэйну, когда он был снами.

Слезы вдруг заблестели на ее ресницах. Она зажмурилась, встряхнула головой и одним глотком осушила бокал. Ван Рийн вновь наполнил его.

— Весьма приятный молодой человек, — скороговоркой выпалила Tea. — Я никогда не хотела причинить ему вреда, никто из нас не хотел. Не наша вина в том, что он был втянут вами в опасную авантюру! Я надеюсь, ему повезет.

Ван Рийн не стал развивать эту тему. Tea незаметно коснулась весьма сложного вопроса: Латимер и его сестра отправились с сообщением к шеннам, последние, по всей вероятности, должны были быстро организовать экспедицию к Бета Креста. Торговец медленно произнес: