Наконец, была получена телефонограмма из ПК большевиков: «Петербургский комитет считает необходимой задачей всех сил революции — немедленное свержение правительства и передачу власти Советам рабочих и солдатских депутатов как в центре, так и на местах. Для выполнения этой задачи Петербургский комитет считает необходимым перейти в наступление всей организованной силой революции, без малейшего промедления, не дожидаясь, пока активность контрреволюции уменьшит шансы нашей победы».

Утро 25 октября, да и весь день были обычными для столичных жителей и даже для многих ремесленников и служащих: ни скопления революционных войск на улицах, ни демонстраций, ни стрельбы.

Кое-где передвигались юнкерские патрули в центральных кварталах города, на окраинах обычные патрули Красной гвардии.

А выступление уже шло. На почтамте, центральном телеграфе, на телефонной станции, на вокзалах, в крупных типографиях и в государственном банке появились немногословные комиссары ВРК с небольшими отрядами солдат и Красной гвардии. Они бесшумно заменили старых начальников комиссарами, оставив в их распоряжении вооруженные группы и связных.

Так было в городских районах столицы. А рабочие окраины уже жили восстанием. И оттуда группа за группой, колонна за колонной стягивались отряды красногвардейцев ближе к центру. И располагались у площадей, перекрестков или в солдатских казармах.

В полдень все пришло в движение и на Петроградской стороне. Скороходов получил приказ: срочно выделить сводный отряд Красной гвардии в тысячу человек. Александр Касторович разделил его на две части: триста красногвардейцев — в Смольный, семьсот — в Павловские казармы на Марсовом поле. В этом подразделении оказался и молодежный отряд Смородина. Но повел его Орест Петропавловский: Петр должен был прибыть туда позднее.

Скороходов скуп был на слова при проводах первой тысячи. Он обошел ряды. И сказал всего три фразы:

— Речей не надо, товарищи, их время прошло! Одно могу сказать: Ильич в Смольном, в его руках все нити восстания! Оно уже завершается победой!

До сумерек Петр находился то в штабе оставшегося отряда Красной гвардии, то проверял работу патрулей и допрашивал задержанных по подозрению.

Старая драповая куртка его отсырела — улицы были затянуты влажной питерской мглой. Но о погоде не думалось. Думал он о Васе Вьюркове, которого вчера отправил на вечернее заседание ПК союза, но тот еще не вернулся.

— Ну, Петр! — окликнул его Скороходов. — Давай перекусим, а то с утра и росинки во рту не было. И двигай на Марсово поле, там тебя заждались.

В штабе стоял у стены большой стол, на нем — караваи хлеба, жестяные кружки, чайник с кипятком и миска со сливочным маслом.

Только приступили к скромной еде, подоспел Вьюрков. Заседание 24-го фактически не состоялось. Иван Скоринко закрыл его, но успел огласить обращение «Ко всем членам Социалистического союза рабочей молодежи». Члены ССРМ призывались встать в ряды борцов за новый мир, сражаться бесстрашно и храбро. Заканчивалось обращение лозунгами: «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует Ленин!»

В ПК остались только дежурные. Вася Вьюрков подался с группой ребят в Смольный.

Утром 25-го он прибежал в ПК союза, раскрыл свежий номер газеты «Рабочий и солдат». А там напечатано крупно «К гражданам России». И чуть ниже: «Временное правительство низложено».

— Только к дому собрался — хлоп! — распоряжение ВРК: отобрать из молодежи двадцать связных для Смольного. Я-то рослый, а подобралась мелкота, повел ее к Смольному как цыплят и по дороге делал наставление: связной — это второе лицо после вождя! Одна нога тут, другая — там, чтоб главнокомандующий был в курсе дела и чтоб его приказы доходили до каждого! Усвоили отлично и сейчас носятся по Питеру…

Чаепитие закончилось. Смородин взял взвод молодых красногвардейцев, поставил Васю Вьюркова за командира и быстрым шагом двинулся с товарищами к Троицкому мосту, но по пути решил проверить пулеметчиков на куполе Оперного театра в Народном доме. Две четверки у двух пулеметов расположились отлично. Как на ладони лежал за Невой Зимний дворец с погашенными окнами; слева — громада Петропавловской крепости, словно без шпиля: он тонул в пелене мглы, низко опустившейся на город. Чуть правее крепости — широкая лента Троицкого моста. От Марсова поля и от памятника Суворову далеко разносились по реке людской гомон и голоса команды. Почти с тыла — широкая Введенская улица, откуда можно было ждать налетов юнкеров, и большая дуга Кронверкского проспекта.

На Марсовом поле, возле казарм Павловского полка, Петр нашел Петропавловского. Орест сообщил: молодежный отряд Петроградской стороны на позиции вместе со взрослыми. Держит линию: Мошков переулок, через Мойку по Конюшенной улице до Невского. При штурме приказано двигаться левым флангом в обхват главного штаба, правым — в обхват дворца. Ребята к бою готовы: настроение приподнятое, почти у всех винтовки либо гранаты и пистолеты. Связные, правда, без оружия. И Таня Граф — со своими медичками. Она открыла санитарный пункт во дворе певческой капеллы.

Из беглого разговора с Орестом стали яснее какие-то подробности. Броневики ВРК заняли все проходы к Дворцовой площади. Артиллеристы Михайловского училища только что снялись с позиций у Зимнего и ушли, увезя с собой орудия. Юнкера, что остались, укрепили баррикаду из дров возле ограды Зимнего, затем схоронились кто в главном штабе, кто во дворце. Площадь сейчас опустела. Все жадно ждали боя. И он начался, как только ударили из пушки с Петропавловской крепости, а затем грохнули на всю столицу с крейсера «Аврора»…

Страшно хотелось узнать, что же делается в этот миг в Смольном, что скажет Ленин. И Петр Смородин с Васей Вьюрковым, словно не помня себя, домчались по набережной до Литейного моста, завернули на Шпалерную — и мимо Таврического дворца. И хорошо, что Вьюрков был связным ВРК: не проникнуть бы им ни в коридоры Смольного, ни в Белоколонный зал.

Там шло как при братании: солдаты, рабочие, матросы, крестьяне тискали друг друга в объятиях, беспрерывно кричали «ура!». Бросали под люстру шапки, папахи, бескозырки.

От фракции большевиков вышел к трибуне Анатолий Васильевич Луначарский и огласил ленинское воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!». Врезались в память слова: «Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки».[4]

Был ли наивен Петр, как и некоторые его товарищи по союзу, которые искренне верили, что с крушением власти буржуазии ниспадет на них манна небесная и вот-вот наступит тот день, когда воцарится на земле «мир и в человецех благоволение»?

А ведь для надежд и иллюзий почва была благодатная. Рабочая и крестьянская молодежь получила все политические права, как и требовала. Рабочий день стал восьмичасовым, для подростков — шестичасовым. Больше того, запрещалось назначать подростков на ночные работы и применять труд малолетних. Наконец, в самый краткий срок намечалось ввести всеобщее, обязательное и бесплатное обучение, чтобы вчерашняя лапотная Россия стала страной поголовной грамотности.

Все шло отлично. Только для наивных иллюзий о манне небесной места не оставалось: старая власть в лице сбежавшего на фронт Керенского фактически начала гражданскую войну против правительства, созданного пролетарской революцией.

Враг стоял у ворот столицы. Керенский сбежал утром 25 октября в машине американского посла. Теперь он сколачивал армейские части против красного Питера. Правда, он не смог повернуть всю армию, но его руку принял командир 3-го конного корпуса генерал Краснов. И 25 октября двинул казачьи сотни и артиллерийские батареи. Мятежники захватили Гатчину, затем Царское Село. В столице оживился подпольный «Комитет спасения родины и революции», где рядовыми были кадровые офицеры.