На третий день Ленин взял оборону столицы в свои руки и бросил против контрреволюции все силы революции.

Петр рвался на фронт, но его не пустили: передовая пролегала в рабочих кварталах. Там надо было вновь укреплять отряды Красной гвардии, сооружать линии обороны, громить юнкеров.

Удивительной была новая волна революционного порыва в грозный час опасности. Круглосуточно шли эшелоны с Балтики и с Северного флота, от финляндских и латышских частей, из соседних губерний и отрядов Красной гвардии. Сокрушительный удар начался 29 октября, когда возник в столице мятеж юнкеров.

Контрреволюция укрепила два своих очага на Петроградской стороне: юнкерские училища — Владимирское и Павловское. Их пришлось брать штурмом. Держались они весь день и поливали огнем солдат и красногвардейцев, пока Скороходов не распорядился ввести в дело трехдюймовки. Удар был решающим.

Все военные училища были разгромлены, с беззаветной храбростью освобождено Царское Село, затем Гатчина.

День за днем Смородин превращался в человека военного: и как комиссар ВРК по ликвидации саботажа, и как член районного Совета, тесно связанный со штабом Красной гвардии. Спал в казарме, не раздеваясь, с наганом под подушкой.

По-разному выступала контрреволюция: то бастовала администрация Монетного двора; то ударялись в саботаж врачи Петропавловской больницы; то возникали погромы на винных складах.

Потом Смородин провожал Рывкина с группой товарищей: они уезжали на юг против мятежного генерала Каледина. Группу красногвардейцев, с которой молодежь покидала свой красный Питер, напутствовал Владимир Ильич 1 января 1918 года в Михайловском манеже.

Говорил он в обычной манере — кратко, страстно:

— Товарищи, я приветствую в вашем лице решимость русского пролетариата бороться за торжество русской революции, за торжество великих ее лозунгов не только в нашей земле, но и среди народов всего мира. Приветствую в вашем лице тех первых героев-добровольцев социалистической армии, которые создадут сильную революционную армию.[5]

С пением «Интернационала» тысячи людей устремились вслед за Лениным, проводили его до автомобиля. А через две-три минуты автомобиль стал мишенью для террористов. Но, к счастью, Ленин не пострадал…

Жизнь словно начала входить в новые берега. Активистам союза открылся широкий путь — их посылали в наркоматы труда и просвещения, в Советы, профессиональные союзы, в рабочую милицию, в дома культуры. Два месяца Смородин был председателем народного суда Петроградской стороны. Членом революционного суда Нарвского района стал Вася Алексеев. Он же подготовил и выпуск первого номера журнала «Юный пролетарий» 28 ноября 1917 года.

Союз получил более удобное помещение в наркомате просвещения на Чернышевой площади. II городская конференция ССРМ открылась 1 декабря без помех. Толково обсудили на ней экономические и культурно-просветительные дела союза, направили нужных товарищей в советские организации, ведающие охраной труда и образованием молодежи. Наметили пункты, где надо открыть школы грамоты и профессионально-технические училища. И наметили завязать контакты с союзами рабочей молодежи в других городах для создания всероссийской революционной организации юношества. Наконец, решили направить и одобрить появившиеся в городе революционные союзы учащихся и с их помощью создать вместо гимназий, реальных, коммерческих и иных училищ единую трудовую школу. Создание единой трудовой школы было одной из главных задач Наркомпроса.

На очередном январском заседании ССРМ стало известно, что состав союза сократился почти наполовину. Из-за империалистической войны, вызванной ею разрухи закрылись десятки заводов и фабрик. Молодежь, оставшись без средств, стала устраивать свою судьбу вне столицы. Большая группа актива ССРМ уехала на длительный срок — помогать Советам на местах.

Григорий Дрязгов и Эдуард Леске потребовали коренной перестройки организации. Разных этих людей объединила какая-то несуразная анархистская идейка: союз перетрясти, забыть о его массовости, сделать членами узкую группу «мыслящих личностей» и создать для них какие-то специальные «коммуны».

Вечер этот запомнился Петру на всю жизнь: в последний раз сидел он рядом со старым боевым другом Василием Алексеевым. Вскоре раскидал их в разные стороны фронт. Петра — под Псков против немцев, Василия — под Гатчину против Юденича, в составе команды бронепоезда № 44 имени Володарского. Было время встретиться, но не пришлось: умер Алексеев от сыпного тифа 29 декабря 1919 года. И след его семьи оборвался трагически. Та самая девушка — Мария Курочко, — о которой путиловские ребята пели два года назад:

недавно стала его женой. Когда умер Вася, проплакала она полночи над гробом мужа и застрелилась из его браунинга. 2 января 1920 года их вместе похоронили на Красненьком кладбище…

Но пока Вася был жив. И, не сговариваясь, они с Петром накинулись на Дрязгова и Леске.

Петр грозно потрясал кулаками:

— Меньшевик Дрязгов всплыл на гребне нашей волны, как гнилая щепка. Волна-то была наша! Рабочая молодежь Питера весь год шла за большевиками, потому что только наша партия помогала ей организоваться и осознать ее цели в борьбе за победу пролетарской революции. Но стихийным движением тысяч и неопытностью их молодых руководителей воспользовались агенты буржуазии, чтобы свергнуть движение на путь культурничества. Но это им не удалось! Лишь некоторая часть подпала под влияние верхушки «Труда и света». В этой верхушке и показал себя Дрязгов: день за днем дул он в дудку либерала Шевцова. И все это с дальним прицелом, чтобы отвлечь молодежь от главной цели большевиков. А обо всяких «сверхреволюционерах» говорит он сейчас для красного словца — это в манере классовых врагов пролетариата. Шарахнулся Дрязгов от меньшевиков к анархистам — туда ему и дорога! С ним мы разошлись навсегда! Закрыть ему дорогу в комитет, вот и весь сказ!.. Но меня сразил Эдуард Леске: рабочий парень, без дураков, который всему знал цену. Как же ему-то петь с голоса чужаков, ратовать за анархию, сдаваться в плен мелкобуржуазной стихии? Но объяснение я вижу: трудности лишили человека разума. А это выкинуло его из рядов стойких борцов. Он хочет быть вместе с Дрязговым в кругу «мыслящих» одиночек. А нам нужна масса. Сила наша в масштабе движения, в революционном порыве тысяч. Пусть нас сейчас мало. Но мы передовая молодежь революционного рабочего класса. И чем больше нас будет под красным знаменем партии, тем мы сильнее как ее резерв. За каждого человека будем бороться в союзе как за самого себя! Леске же в счет не идет. Предлагаю снять его с ответственного поста в комитете!..

Платформу новоявленных анархистов осудили. Леске освободили, а Дрязгову закрыли дорогу в комитет…

Невольно пришла пора распрощаться и со старшим другом Александром Касторовичем Скороходовым.

Оставил он неизгладимый след в душе Петра: преподал науку — видеть в жизни главную линию партийного борца; научил стойкости, ясности. Как отец, прощал ошибки юности, подставлял плечо в минуты трудностей. Простились словно бы ненадолго, а вышло так, что навсегда.

Петр ушел с отрядом на фронт. Скороходов вскоре занял пост убитого Урицкого в питерской ВЧК. Однако не поладил с Зиновьевым, который часто впадал в панику, отпросился в армию. А в сентябре 1919 года его зверски казнили петлюровцы в Жмеринке.

Смородин возвратился в Питер весной двадцатого года, Александра Касторовича не было в живых. Но на каждом шагу в районе была память о нем. Его именем назвали Большую Монетную улицу, Крестовский трамвайный парк и бывший завод «Дюфлон», где он состоял на партийном учете и формировал отряды Красной гвардии.

Мало, слишком мало живых свидетельств осталось о военных годах Петра. Сам он ничего не записывал; кое-кто вспоминал о встречах с ним, но кратко, скупо, хотя и эти крохи раскрывают черты характера.