Как оказалось, игумен Иоанн прогневил не только Бога, но и Святополка. Его летопись, равно как и нескрываемое негативное отношение к великому князю дорого стоили Иоанну. Он подвергся преследованиям со стороны Святополка, а вскоре был сослан в Туров. Только заступничество Владимира Мономаха помогло возвращению Иоанна на игуменство.
Об объеме летописного свода Иоанна говорить затруднительно. Со времен А. А. Шахматова, который и выделил этот свод, исследователи относили к нему комплекс статей 1074–1093 гг. Исходили, по существу, из логики, а не из определения стилистических особенностей нового этапа летописания. Поскольку свод Никона заканчивался статьей 1073 г., то естественно было предположить, что последующие статьи принадлежат уже Иоанну.
В действительности не все так однозначно. Как говорилось выше, не исключено, что к ряду статей после 1073 г. мог иметь отношение Никон, а статьи 1074 и 1091 гг. определенно написаны летописцем Нестором. Более или менее уверенно с летописанием Иоанна можно связать статью 1089 г., повествующую об освящении Успенской церкви Печерского монастыря. В пользу этого свидетельствует настоящее время рассказа, упоминание все того же Яна Вышатича, который «воеводство держащю Кыевьскыя тысяча», а также скромное сообщение в самом конце, что «игуменьство держащю же Іоану».[108] В таком важном для Печерского монастыря церковном действе игумен, конечно же, не был последним в списке участников. Если бы освящение описывал кто-то другой, игумен Иоанн стоял бы в перечне духовных лиц сразу же после епископов, так как это имеет место в статье 1088 г., рассказывающей об освящении церкви св. Михаила Выдубицкого монастыря. Иоанн же из-за скромности, а может, и особого уважения к Яну Вышатичу, назвал себя только после него.
Наверное, Иоанну принадлежит также статья 1092 г., в которой содержится сообщение о большом море, унесшем жизни многих тысяч людей. От продающих гробы летописец узнал, что только «отъ Филипова дня до мясопуста» разошлось 7 тысяч гробов. Как и в статье 1093 г., летописец смотрит на это несчастье, как на Господнее наказание. «Се же бысть за грѣхы наша, яко умножишася грѣси наши и неправды. Се же наведе на ны Богъ, веля намъ имѣти покаянье и въстягнутися от грѣха».[109]
Как обосновал А. А. Шахматов, игумен Иоанн одновременно с заключением к своему своду, каким является статья 1093 г., написал и предисловие.[110] В нем, после торжественного начала и прославления Киева, который получил свое название, как Рим, Антиохия, Селевкия и Александрия от «цесарей», излагается политическая оценка положения Русской земли. Летописец идеализирует старые добрые времена и осуждает современные ему порядки — «несытьство» и «насилие» княжеско-боярской верхушки. В отличие от нынешних, князья прошлых времен «не собираху мънога именья, ни творимых вир, ни продажь въскладаху на люди», но «расплодили были землю Русьскую». Затем следует традиционное для Иоанна рассуждение о грехах и Господнем наказании за них. «За наше же несытьство навелъ Бог на ны поганыя, а и скоти наши, и села наша, и имѣния за тѣми суть».[111] Летописец призывает сильных мира сего одуматься, довольствоваться законным, не творить насилия, жить в страхе Божьем и в правоверии искать путь к вечной жизни: «Никому же насилие творяще, милостынею цвѣтуще, страннолюбиемъ въ страсѣ Божия и правоверии свое спасение съдевающе».[112]
Содержательно и стилистически «Предисловие» действительно очень близко к тексту летописной статьи 1093 г. Принадлежность их одному автору не вызывает сомнения. Иоанн не называет здесь по имени князей, к которым обращено его слово, но современникам было совершенно ясно, кто имеется в виду. Это уже почивший в Бозе Всеволод, а также пришедший ему на смену Святополк, известный своим серебролюбием. Есть основание полагать, что труд Иоанна стал известен великому князю, он узнал в нем себя и не случайно начал гонение на печерского игумена. Об этом со всей определенностью говорится в «Слове о Прохоре Лебеднике», содержащемся в «Печерском патерике». Игумен Иоанн преследовался Святополком за то, что «обличаше его (Святополка. — П. Т.) несытьства ради, богатъства и насилия ради».[113]
Впрочем, адресатами страстного обращения Иоанна были также и удельные властители, мало чем отличавшиеся от киевских в своем отношении к подданным.
А. А. Шахматов и другие исследователи полагали, что свой свод Иоанн закончил летописной статьей 1093 г. Об этом как будто свидетельствует ее содержание, а также указание В. Н. Татищева на то, что за этим пространным рассуждением в некоторых списках читалось слово «аминь». При этом все летописеведы единодушно относят завершение свода к 1095 г. Если это так, тогда не понятно, на каком основании из свода Иоанна исключаются статьи 1094 и 1095 гг. По содержанию и стилистике они не выпадают из предшествующего текста. Летописца продолжает волновать проблема половецкой угрозы. В статье 1094 г. он говорит о третьем привлечении на Русь половцев Олегом Святославичем и обращается к Богу за прощением его греха, из-за которого так много загублено христианских душ: «Се уже третьее наведе поганыя на землю Русьскую, его же грѣха дабы и Бог простилъ, занеже много хрестьянъ изгублено бысть, а друзии полонени и расточени по землям».[114] По существу, здесь продолжена тема страданий русского христианского рода от поганых половцев, так сильно прозвучавшая в статье 1093 г.
В статье присутствует хроникальное сообщение о том, что в этом году Святополк заключил мир с половцами и женился на дочери князя половецкого Тугорхана, но его, видимо, следует отнести уже на счет Нестора.
Пространная статья 1095 г. состоит из двух частей. В первой изложена далеко не рыцарская история убийства в Переяславле половецких ханов Кытана и Итларя, приглашенных Владимиром Мономахом на переговоры и коварно казненных. Рассказчик понимает всю низость поступка и, будучи сторонником переяславльского князя, пытается его оправдать. Он отмечает, что инициатива такого коварства исходила не от Владимира, а от Святополка. С ней от великого князя прискакал его посланник Славята. Первой реакцией Владимира на предложение убить половецких ханов был решительный отказ. «Как я могу это сделать, — воскликнул он, — когда пригласил их на мир!» В конце концов Славята и воевода Владимира склонили его к этому, заявив, что греха в том не будет, поскольку половцы сами постоянно изменяют договоренностям о мире и «губять землю Русьскую, и кровь хрестьнску проливають бесперестани».
Кому принадлежит эта печальная повесть? Только Иоанну. Для Нестора она неприемлема идейно. Он, будучи летописцем Святополка, не мог бросить на него тень подозрения такого злодейства. Если бы ее автором оказался редактор Владимира — Мстислава, работавший в 1118 г., он вряд ли бы знал абсолютно точную дату убийства Итларя. «И тако злѣ испроверже животъ свой Итларь, в недѣлю сыропустную, въ часъ 1 дне, мѣсяца февраля въ 24 день».[115] Конечно, все это описано современником события и со слов очевидца.
Подводя итог сказанному, следует отметить, что у нас нет убедительных данных, позволяющих утверждать, как это делал А. А. Шахматов, что свод Иоанна является общерусским явлением, вобравшим в себя летописание новгородское, черниговское и других городов.[116] Небольшие хроникальные известия об убийстве Глеба Святославича в Заволочьи, о княжении Святополка в Новгороде, Владимира Мономаха в Смоленске или Чернигове, а также полоцкая история с рыщущими по улицам города бесами не обязательно должны быть переписаны из земельных летописей. Они вполне могли быть и без этого известны киевскому летописцу.