Н.К. Крупская пишет о событиях 1912 года, связанных с Пражской конференцией:
«Владимир Ильич уже уехал в Прагу. Приехал Филипп (Голощекин) вместе с Брендинским, чтобы ехать на партийную конференцию. Брендинского я знала лишь по имени, он работал по транспорту. Жил он в Двинске. Его главная функция была переправлять полученную литературу в организации, главным образом в Москву. У Филиппа явились сомнения относительно Брендинского. У него в Двинске жили отец и сестра. Перед поездкой за границу Филипп заезжал к отцу. Брендинский нанимал комнату у сестры Филиппа. И вот старик предупреждал Филиппа: не доверяй этому человеку, он как-то странно ведет себя, живет не по средствам, швыряет деньгами. За две недели до конференции Брендинский был арестован, его выпустили через несколько дней. Но пока он сидел, к нему приезжали несколько человек, которые были арестованы; кто именно был арестован – не выяснено. Вызвала у Филиппа подозрение и совместная переправа через границу. Филипп пришел к нам на квартиру вместе с Брендинским, я им обрадовалась, но Филипп многозначительно пожал мне руку, выразительно посмотрел на меня, и я поняла, что он мне что-то хочет сказать о Брендинском. Потом в коридоре он сказал мне о своих сомнениях. Мы условились, что он уйдет и мы повидаемся с ним позже, а пока я поговорю с Брендинским, позондирую почву, а потом решим, как быть.
Разговор с Брендинским у нас вышел очень странный. Мы получали от Пятницы извещения, что литература благополучно переправлена, что литература доставлена в Москву, а москвичи жаловались, что они ни черта не получают. Я стала спрашивать Брендинского, по какому адресу, кому он передает литературу, а он смутился, сказал, что передает… своим рабочим. Я стала спрашивать фамилии. Он стал называть явно наобум – адресов-то не помнит. Было видно – врет человек… Я ему чего-то наплела, что конференция будет в Бретани, что Ильич и Зиновьев туда уже уехали, а потом сговорилась с Филиппом, что они с Григорием уедут ночью в Прагу и он оставит записку Брендинскому, что уезжает в Бретань. Так и сделали…
Я очень гордилась тем, что уберегла конференцию от провокатора».[6]
Надежда Константиновна не впервые видела Голощекина: летом 1909 года он приезжал в Париж и несколько раз встречался с Лениным. 25 июля 1909 года он писал из Парижа, что после «ознакомления с литературой и бесед с Ильичем… пришел к убеждению, что вся политическая линия «Пролетария» есть в теории позиция революционной социал-демократии… и, только идя этим путем, в практике мы в состоянии упрочить партию и организовать массы вокруг нее…».[7]
Н.К. Крупская вела секретную партийную переписку, и Голощекин был одним из ее постоянных корреспондентов. Насколько продвинулась организационная и пропагандистская работа, можно судить по двум небольшим отрывкам из писем Крупской. «Ох, какая неурядица в России! – горячо замечает она в начале века. – Главная беда в том, что у людей слишком много своего местного патриотизма. Читаешь письма, и грусть берет».[8] Что и говорить, патриотизм всегда был бедою для «перманентных революционеров»: чтобы раздуть мировой пожар, надо было сначала порубить на дрова свое, «местное»… А в 1913 году она сообщала: «С Урала мы недавно получили письмо, что за лето там шла работа великолепно. В Екатеринбурге около 200 организованных, в Мотовилихе 100, в Перми 50. Везде на заводах свои социал-демократические организации. Все это партийцы-правдовцы».[9] «Великолепную работу» уральцам помог наладить член ЦК Голощекин, который приехал в Екатеринбург в феврале и несколько недель до ареста создавал на заводах новые ячейки.
3 марта 1913 года энергичный организатор возвращался из Перми. На Екатеринбургском вокзале он был опознан «шпиками» и арестован. При аресте Филипп Исаевич назвался сотрудником газеты и предъявил паспорт на имя Самуила Котиссе. Он считал, что охранку уведомил его товарищ по партии Р.В. Малиновский, с которым они вместе ездили на Пражскую конференцию и были избраны в ЦК.
Голощекина сослали в Туруханский край, в деревню Селиваниху. Там жил на поселении «гласноподнадзорный» Я.М. Свердлов, с которым они были хорошо знакомы еще по Москве и по нарымской ссылке; неподалеку, в Курейке, жил И.В. Сталин. 3 сентября 1913 года Свердлов пишет к В.С. Мицкевичу-Капсукасу: «После нас приехали еще две партии, ждем и третью. Каждая по 3 человека. Пришел и мой старый приятель, с которым по одному делу я несколько лет тому назад уже путешествовал в Сибирь. Само собой разумеется, я был ему рад. Живет со мной».[10] Речь идет о Ф.И. Голощекине. 7 сентября 1913 года надзиратель в очередном доносе сообщал: «…административно-политические ссыльные Яков Свердлов, Николай Орлов, Шая Голощекин, крадучись лесом, уволились в Монастырь».[11] (Монастырь – село Монастырское, центр Туруханского края; Шая – настоящее имя Голощекина, которого от рождения звали – Шая Ицкович.)
Свердлова вскоре перевели в Курейку, где жил Сталин. Позже он писал друзьям в Петербург: «Нас двое. Со мною грузин Джугашвили, старый знакомый, с которым мы уже встречались ь ссылке другой. Парень хороший, но слишком большой индивидуалист в обыденной жизни». Поскольку оба подозревались, и не без основания, в желании устроить побег, их разлучили – Свердлова вернули обратно. К. Лисовский в своей книге о Свердлове приводит донесение туруханского отдельного пристава енисейскому губернатору: «Вверенный под гласный надзор полиции административно-ссыльный Яков Мовшев Свердлов прибыл 22 июня сего года (1913) в Монастырское и водворен на станок Селивановский, Туруханского края».[12] Имя Голощекина в этой книге не упоминается, как, впрочем, и в других книгах, изданных до его реабилитации.
В Селиванихе Свердлов и Голощекин прожили вместе в общей сложности около года. Яков Михайлович вел в это время активную личную переписку и часто упоминал о своем «приятеле Жорже», как он звал Голощекина. Мимоходом он набросал довольно зримый портрет Филиппа Исаевича.
В письме от 3 марта 1914 года, отправленном в Париж своему давнишнему товарищу по нарымской ссылке В.А. Дилевской (как видно, поднадзорных не слишком ограничивали в переписке), Свердлов сообщал:
«Жажда нового, перемен так сильна, что сказать трудно. …Приятель мой постоянно меняет расписание своих занятий… Нас двое было с конца лета. Двое и теперь… Не надоели друг другу, нет, не ссоримся, не (не разобрано) друг друга. Но оба скучаем по людям. Просто хочется (побыть) в толпе… Я не писал тебе ни разу, что мы с приятелем во многом разнимся. Это, конечно, неплохо. По крайней мере, иногда возникают споры… Споры у нас возникают по разным поводам. В вопросах политики мы почти не спорим, тут много единомыслия… Оба жаждем полноты бытия».[13]
Жизнь двух ссыльных друзей в Селиванихе, судя по всему, была весьма свободной и отнюдь не обделена человеческими радостями – рыбалкой, охотой. 22 марта 1914 года Свердлов пишет к К.А. Эгон-Бессер:
«…Попал я на промысловое место. Добывается здесь песец, лисица, росомаха. Для промысла особых познаний не требуется. Вот мы с приятелем бросили «пометы» на зверей. Через день приходится ходить на голицах за 9-10 верст. Погода чудесная, природа восхитительная, воздух – прелесть.
Кругом остяки, тунгусы, юраки. Есть очень занятные фигуры» .[14]
Письма к жене, К.Т. Новгородцевой, более откровенны. 27-29 июня 1914 года Яков Михайлович пишет из Курейки о своем друге Жорже особенно пространно (обычно ему посвящалось несколько строк). Он обеспокоен, и всерьез:
6
Крупская Н.К. Воспоминания о Ленине. М., 1968. С. 197-198.
7
Цит. по: Вопросы истории КПСС. 1966, № 8.
8
Переписка В.И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демократическими организациями в России. 1900-1903 гг. М., 1969. Т. I. С. 302.
9
История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1967. Т. 2. С. 411.
10
Свердлов Я.М. Избранные произведения. Т. I. M., 1957.
11
Цит. по: Плотников Ю.П. Я.М. Свердлов в туруханской ссылке. Красноярск, 1976. С. 20.
12
Лисовский К. В туруханской ссылке. Новосибирск, 1947.
13
Плотников Ю.П. Цит. пр.
14
Свердлов Я.М. Цит. пр.