Разумеется, военные вопросы оказались особенно близки будущим офицерам. Угроза войны становилась все ощутимее. Европа уже раскололась на враждебные военные коалиции — страны Антанты, то есть Франция, Англия, Россия, с одной стороны, Германия, Австро-Венгрия, Италия — с другой. Оба лагеря усиленно вооружались, готовясь к войне за передел мира. Особенно громко бряцала оружием кайзеровская Германия. Считая себя обделенным при разделе колоний, германский империализм алчно взирал на соседнюю Францию, сумевшую, несмотря на разгром 1870 года, создать огромную колониальную империю. Как раз в первое десятилетие XX века Франция боролась за господство над Марокко.

1 июля 1911 года в гавань марокканского порта Агадир внезапно вошла германская канонерская лодка «Пантера», а вскоре вместо маленького судна появилась грозная тень крейсера «Берлин». Германская пресса горячо приветствовала эту операцию. «Ура! Мы действуем!» — писала одна из газет. В воздухе запахло порохом. Однако до войны дело не дошло, поскольку еще не все державы Антанты подготовились к ней. Но все понимали, что это лишь отсрочка. Агадирский кризис раскрыл глаза на близость войны даже крайним оптимистам.

Шарль де Голль, как и большинство его товарищей по Сен-Сиру, не испытывал страха перед войной. Эти молодые националисты мечтали о том времени, когда победоносная Франция отвоюет Эльзас и Лотарингию, расширит свою территорию до естественной границы — Рейна, увеличит свое колониальное могущество, превратится силой своего оружия в самую могущественную державу Европы. Вопрос для них заключался главным образом в том, каким должно быть это оружие, как должна быть организована и оснащена французская армия. Будущие офицеры спорили в первую очередь о роли тех или иных родов войск, о новой военной технике, о разных проектах реформы французской армии. Горячие дебаты вызвало, например, утверждение генерала Жоффра: «Авиация? Это спорт. Для армии она представляет ноль!»

1 октября 1912 года Шарль де Голль закончил Сен-Сир, получив звание младшего лейтенанта. Своими успехами он завоевал 15-е место в выпуске, состоявшем из 211 человек, что было весьма почетно. Но из-за своего характера он уже приобрел недоброжелателей. Один из преподавателей дал ему такую характеристику: «Отличается средними данными во всех отношениях, за исключением роста». По иронии судьбы будущий крупнейший политический деятель Франции XX века при получении офицерского звания дал традиционную клятву, что он никогда не будет заниматься политикой.

Лучшим выпускникам Сен-Сира предоставлялось право выбора назначения. Шарль де Голль также получил это право, и перед ним встал вопрос, где начать свою службу? Наибольшим престижем традиционно пользовалась кавалерия, а на самом последнем месте, как и везде, стояла многострадальная пехота. И вот, как ни странно на первый взгляд, наш младший лейтенант выбрал; именно неблагодарную участь пехотинца. Более того, он решил служить в том же 33-м пехотном полку в Аррасе, где он проходил солдатскую муштровку. Но неожиданностью своих поступков Шарль де Голль будет удивлять всегда. Однако его решение было не таким необдуманным, как это могло показаться на первый взгляд. Эффектная кавалерия в эпоху массового применения пулеметов неизбежно теряла свою былую славу, артиллерия же считалась во Франции своего рода вспомогательным родом войск, а пехота оставалась главной ударной силой, призванной свершать те действительно великие подвиги, о которых мечтал Шарль де Голль. Были, правда, еще и особенно модные флот и зарождавшаяся авиация. Но для службы в них требовалась специальная сложная подготовка.

Уроженца Лилля, связанного с севером происхождением матери и бабки, тянуло к местам, где он решил служить. По своему характеру, темпераменту он близок традициям, духу жителей северных провинций, резко отличавшихся от южан. Шарль де Голль жил под обаянием истории Франции, в основном истории военной, а ведь именно на севере происходили великие сражения, которые он знал так, будто сам в них участвовал. Он был Убежден, что предстоящие вскоре битвы неизбежно развернутся здесь.

Наконец, Шарль де Голль не мог не знать, что командиром 33-го полка назначен полковник Филипп Петэн, известный в армии не только строптивым характером и трениями с начальством, что сказывалось на его карьере, но также критическим отношением к официальной военной доктрине. Петэн был крайне консервативен. Не считаясь с новым законом отделения церкви от государства, он открыто поощрял офицеров, регулярно посещавших мессу. Во всяком случае он сумел приобрести репутацию умного, энергичного, требовательного командира, у которого можно научиться воинскому ремеслу.

И вот свежеиспеченный юный офицер, блестя новенькими эполетами, докладывает своему полковнику о прибытии к месту службы. 22-летний младший лейтенант очень высокого роста с черными глазами и 56-летний полковник, встретивший его ироническим взглядом блекло-голубых глаз, впервые стоят лицом к лицу. Люди столь разные по чинам и возрасту тем не менее обнаружили взаимную склонность. Судьба де Голля долгое время будет связана с Петэном…

Молодой офицер, которому предстояло многие годы служить под началом тогда полковника, а потом и маршала Петэна, будет испытывать большое уважение к своему патрону. Интересно, что даже после позорного конца Петэна, ставшего предателем Франции, де Голль сохранит что-то от этого чувства. В своих мемуарах он напишет: «Моим первым полковым командиром был Петэн, который открыл для меня все значение таланта и искусства военачальника».

Итак, де Голль вступил в самостоятельную жизнь. Однако нельзя сказать, чтобы его воспитание закончилось. Офицерская служба усиливает и углубляет некоторые черты его характера. Профессиональные военные составляют особый мир не только по отношению к нации, но даже по отношению переменного состава армии: призывников— солдат и офицеров резерва. В то время кастовый дух был исключительно силен во французское армии, сохранившей в основных чертах структуру и традиции монархической армии, несмотря на многократные попытки Республики демократизировать ее. Если роль церкви удалось резко ограничить, то-этот институт старого режима оказался непоколебимым. Армия официально строила свою жизнь на основе закона 1832 года, принятого при Луи-Филиппе. Даже после разоблачений в ходе «дела Дрейфуса» ничего не изменилось: армия оставалась государством в государстве. Офицерам внушалось презрение к штатским вообще, к депутатам, парламенту, правительству в особенности. Это презрение странным образом усиливалось оттого, что военные не имели избирательных прав и формально были вне политики. Но это лишь укрепляло своеобразную оппозицию офицеров ко всему гражданскому. Нетрудно заметить, насколько эта тенденция совпадала с антипарламентаризмом молодого де Голля.

Само положение профессионального командира, отдающего приказы, решающего в крайних обстоятельствах даже вопрос о жизни и смерти подчиненных, прерогативы дисциплины, не допускающей обсуждения приказов, исключающей право на дискуссию со стороны нижестоящих, — все это не может не усилить авторитарных сторон характера человека. А у де Голля они и без того уже были весьма заметны. Если и раньше он с трудом шел на сближение с людьми, то офицерская служба способствовала дальнейшему признанию одиночества как явления естественного. Военная служба особенно сильно деформирует человека, усиливая спесь, надменность, гордость, если он и до этого, как было в данном случае, предрасположен к проявлению подобных качеств.

Маленький чин и маленькая должность не мешали де Голлю относиться к службе с исключительным рвением и серьезностью. Унтер-офицеры невзлюбили педантичного молодого командира. Они находили, что Шарль де Голль своей дотошностью только мешает им. Зато начальству нравилась такая преданность служебному долгу. В 1913 году полковник Петэн дал ему такую аттестацию: «С самого начала проявил себя в качестве действительно достойного офицера, внушающего самые большие надежды на будущее». Петэн писал тогда же: «Очень способный. Блестяще показал себя как в огневой подготовке, так и в учебных занятиях». В октябре 1913 года де Голль получает звание лейтенанта.