Поэт Бьёрнстьерне Бьёрнсон был близок Нансену. Помимо горячих дружеских чувств, их объединяла общность политических воззрений. Нансен тоже страстно ратовал за разрыв унии с Швецией и полный отказ от ее угнетающей опеки.

Действительно, положение Норвегии становилось невыносимым. Швеция, стремясь занять привилегированное положение, установила выгодные для себя торговые пошлины и тем самым подрывала экономику «братской» страны. А именно к этому времени торговый флот Норвегии стал одним из крупнейших в мире, он втрое превосходил флот шведов.

Отношения между соседствующими «братьями» ухудшались все более, приводили к частым правительственным кризисам и сменам министерских кабинетов. Попытки уладить спорные вопросы путем переговоров не только не ослабляли напряжения, а только усиливали взаимные упреки и обвинения. Шведы упорствовали в политических и экономических притязаниях, а норвежцы не поддавались им и еще активнее отстаивали свои права.

Нансен не остается в стороне от борьбы за национальную независимость. Человек решительных действий, он не ограничивается сочувствием патриотам, требовавшим изменения конституции и разрыва унии. Выступления в печати прославленного путешественника вызвали горячие отклики и за пределами его родины.

Уже названия его статей свидетельствуют об их целенаправленности: «Мужество», «Путь», «Мужчины»… "Речь идет сейчас ни больше, ни меньше, как о самостоятельности и чести Норвегии", — пишет Нансен в одной из статей. Эта позиция его тверда и неизменна, он проводит ее во всех своих выступлениях. "Король, — пишет он в другом месте, — обязан прежде всего охранять самостоятельность и честь нации. На то он и король. Воля норвежского короля не может быть иной, чем воля народа".

Норвежцы внимают пламенным словам своего героя. Однако народные лидеры колеблются, действуют нерешительно. И тогда Нансен призывает их: "К смелости! Нас пытаются запугать тем, что дело станет серьезным, если мы пойдем по прямому пути, единственному, который мы считаем ясным и приемлемым… Нас пугают тем, что мы склоняемся к незаконному положению, что на долгое время будем изолированы в Европе, что будем под угрозой нападения Швеции. Извечный страх! И никто не говорит о смелости. А разве весь народ не может быть смелым? Когда-то, во всяком случае, Норвегия обладала смелостью…"

Горячий призыв горячего сердца! Впрочем, иных слов и не следовало ожидать от человека, которому претит всякое выражение трусости, неуверенности, безволия. Путь его без компромиссов, прямой — к свободе!

Неудивительно, что норвежцы просят своего национального героя принять на себя политическое руководство. Один из радикальных деятелей при всеобщем одобрении обращается к Нансену: "Вы писали: "Нам нужны мужественные люди!" Вы имеете на то право, ибо вы Мужчина. И вы имеете право крикнуть: "Смелость!", ибо вы сами доказали собственную смелость. Вы говорите нам, что не можете быть государственным министром, так как отказались от религии. Но напомню вам известные слова Генриха IV: "Париж стоит мессы!" Возьмите руль в свои руки, Фритьоф Нансен! В этот момент вы — знамя Норвегии!"

То был не случайный, единичный голос. Выдающийся норвежский писатель Гуннар Гайберг от имени многих сограждан также просит Нансена взять руль в свои руки. Он говорит: "В эти дни Нансен доказал, что и в политике он может влить в нас свою смелость, свою энергию и огромное чувство собственной ответственности. И это не бюрократическая ответственность с оглядкой и нерешительностью, а настоящее сознание долга духовного вождя, планирующего великие планы и осуществляющего их со всей силой своей воли и с готовностью заплатить жизнью за свою веру.

Вспомним, что говорит Ибсен: "Самый сильный человек тот, кто стоит один". Фритьоф Нансен стоял один под полярным небом.

За эти дни мы все почувствовали: человек с Ледовитого моря — горячий человек!"

Несмотря на все уговоры, Нансен решительно отказывается возглавить национальное движение, так как не чувствует в себе призвания политического деятеля. Он хочет служить родине иным образом.

Как представляет Нансен свою миссию? Ответ дает его дневник — этот субъективный, но честный свидетель важнейших душевных событий. Целый рой мыслей, требующих своего воплощения, тревожит Нансена. Цель их, по существу, одна — созидание, творчество, труд. Во имя чего? Чтобы на его примере грядущие поколения ощутили жизнь во всей силе и полноте, прониклись очищающей красотой природы.

Горы Телемаркена… Там обитатель одинокой хижины размышляет о своем человеческом долге. Мысли об этом сопутствуют ему постоянно, повсюду. И летним днем у горного ручья, когда лучи солнца, преломляясь в зыбких струях, делают видными камешки на дне. И в зимние звездные вечера, когда прямые высокие ели так покровительственно простирают свои ветви над заснеженными кустами.

Неизменны эти мысли, как и несмолкаем голос совести и неутомимы поиски истины. С высоты гор Телемаркена человек, которому люди обязаны покорением Арктики, прозорливо вглядывается в бесконечность вселенной, и губы его шепчут, высказывая вслух заветную мысль: "Новый мир должен быть построен, и я хочу его строить…"

Глухой осенью 1905 года внезапно нарушилось уединение обитателя хижины в Телемаркене. Сюда из далекой долины сквозь кромешную темь ночи прибежал парень, доставивший срочную депешу — норвежское правительство просит Фритьофа Нансена безотлагательно прибыть в столицу по делу государственной важности.

Земля звала спуститься с облаков…

Не дожидаясь рассвета, по скалистым горным тропам Нансен добирается до озера Сёркьё, прыгает в лодку, гребет до противоположного берега, там вскакивает на велосипед, мчится на нем весь остаток ночи, чтобы поспеть на утренний поезд, который на следующий день доставляет его в Христианию.

Столица, как море в бурю, волнуется, клокочет, выходит из берегов повседневности. Государство на грани войны: Швеция предъявила ультиматум, в котором требует от мятежного «брата» полной покорности.

Совет министров настоятельно просит Нансена немедленно выехать в Лондон. Почему? Зачем? Авторитет героя Арктики там необычайно высок. Потому он, наверно, сможет уговорить англичан, заинтересованных в дружбе с молодой Норвегией, одернуть ее "старшего брата", зарвавшегося в своих угрозах. Шведы, конечно, испугаются вмешательства великой державы, столь искушенной в политических интригах.

Уже через день Нансен в Копенгагене, где ведет переговоры с датским министром иностранных дел, британским и германским посланниками. И в тот же вечер он в Лондоне, успев на пути туда написать воззвание к своим соотечественникам.

Положение накаляется с каждым часом. Норвежские патриоты срывают шведские флаги, топчут их и швыряют в море. Призывы к свободе разносятся по всей стране, от заброшенных рыбачьих поселков до столицы, где беспрерывно заседает стортинг, дерзнувший объявить расторжение унии.

Разгневанные шведы называют свершающееся опасным революционным пожаром, который надо затушить любыми средствами.

О войне шушукаются, говорят, кричат громко. В обеих странах проводятся мобилизации армий.

И в этот грозный момент раздается голос человека, в честности и прямоте которого не смели усомниться даже враги.

"Чего мы хотим? — обращается Нансен в своем воззвании к соотечественникам. — Мы не хотим войны и распрей на Скандинавском полуострове. Это было бы политическим преступлением, которое раз и навсегда разрушило бы возможность взаимного понимания и дружбы. Это нужно ясно себе представить по обе стороны границы… Наша вера в себя не должна кружить голову. Если возросла наша сила, то еще легче пойти на уступки… Как мы не хотим, чтобы нас унижали, так и мы не должны унижать других. Такое поведение является признаком низшей культуры и скверной политики…"

Словом и делом борется Нансен за предотвращение войны. В Лондоне он спешит посетить всех влиятельных лиц, могущих способствовать его миссии: министров, членов парламента, представителей прессы. "Время не терпит! — доказывает он. — Вот-вот возникнет война! Но ее не поздно остановить, если вмешаются люди доброй воли… Помогите! Помогите! Помогите предотвратить войну между братскими народами!"