Прежде всего институту был дан новый устав; институт превращался, по существу, в закрытое учебное заведение: все студенты обязаны были жить в общежитии, отлучаться в город можно было только по специальному разрешению инспектора. Институту постарались придать сословный характер — преимущество при поступлении оказывалось землевладельцам и их детям.

Обязательное проживание в общежитии, ло мысли авторов реакционного устава, сразу убивало двух зайцев: можно было следить за поведением студентов не только на занятиях, но и в частной жизни, и можно было оградить институт от детей неимущих родителей — главного источника беспокойства. Дело было в том, что до этого плата за обучение составляла 40 рублей в год, а теперь надо было платить одновременно и за обучение и за общежитие в десять раз большую сумму — 400 рублей в год.

Таким образом, вновь созданный институт хотели превратить в своеобразный агрономический лицей, рассчитанный главным образом на помещичьих сынков.

Ношение формы для студентов было признано обязательным. Мало того, новый устав обязывал студентов «отдавать честь генерал-губернатору, митрополиту, своим начальникам и профессорам».

Так царское правительство постаралось заранее подавить всякую возможность появления революционных настроений среди студенчества.

Но кроме этого, решили истребить «мятежный» дух и среди профессорско-преподавательского состава. Для этого была найдена очень простая мера: весь учебный персонал Академии, во главе с директором Захаровым, был уволен в отставку.

Новому директору — физику К. А. Рачинскому — министерство предписало набрать новый состав профессоров, причем ни Тимирязев, ни Стебут, ни многие другие прежние профессора и преподаватели не были приглашены в институт.

Исключение составили только самые молодые преподаватели Петровки, которые, по мнению начальства, не успели себя скомпрометировать, — Вильямс, Прянишников, Демьянов. Их приглашение объяснялось и тем, что не так-то просто было найти в то время подходящих кандидатов для замещения значительного числа так внезапно освободившихся кафедр.

Трое молодых ученых колебались — они не знали: итти ли им в новый институт, организуемый на развалинах родной Петровки, откуда были изгнаны их учителя? Конец этим колебаниям положили их многолетние наставники, — Тимирязев и Стебут настояли на том, чтобы и Вильямс, и Прянишников, и Демьянов пошли в новый институт и стали там пропагандистами передовой русской науки. Они сочли бы малодушием отказ молодых ученых от этой благородной и ответственной задачи. Пусть они идут в Московский сельскохозяйственный институт и постараются возродить в нем славные традиции Петровки.

Большую роль в решении Вильямса и Прянишникова начать работу во вновь открываемом институте сыграл П. А. Костычев. Он незадолго перед этим был назначен директором департамента земледелия и принимал все зависящие от него меры для того, чтобы по возможности смягчить «реорганизацию Петровки». Он тоже посоветовал молодым ученым, большие достоинства которых он уже сумел оценить, не покидать их старую Петровку.

В это время заботу о дальнейшей судьбе Вильямса проявляет бывший петровец А. А. Измаильский. В ответ на просьбу Докучаева порекомендовать ему помощника для работ в его «Особой экспедиции» Измаильский горячо рекомендует Вильямса. Говоря о другом кандидате на эту должность, опытном агрономе П. М. Дубровском, Измаильский отмечает, что Вильямс ему «не уступит»[12].

Однако Вильямс, так же как Прянишников и Демьянов, в конце концов принял предложение Рачинского и занял в новом институте кафедру общего земледелия.

В сельском хозяйстве царской России наблюдалась мрачная и, казалось бы, неотвратимая закономерность: в среднем раз в три года случались засухи, приводившие к неурожаям и голоду. Особенно катастрофической была засуха 1891 года, охватившая 29 губерний Европейской России. Эта засуха приобрела характер подлинно народного бедствия, и ее тяжелые последствия заставили даже царское правительство подумать о возможных мерах борьбы с грозной стихией.

Лучшие люди России — писатели и ученые: Лев Толстой, В. Г. Короленко, А. П. Чехов, К. А. Тимирязев, П. А. Костычев, А. И. Воейков и другие — приняли горячее участие в борьбе с этим ужасным народным бедствием.

Самый выдающийся, не потерявший своего значения и сейчас, труд по борьбе с засухой принадлежал В. В. Докучаеву. Он выпустил в 1892 году свою знаменитую книгу «Наши степи прежде и теперь», в которой не только нарисовал страшную картину оскудения и иссушения южнорусских степей — житницы России, но и показал, что эти катастрофические процессы не являются непредотвратимым порождением природных особенностей степной полосы, а возникли под воздействием неправильной, хищнической эксплуатации земли в условиях капитализма.

Не ограничившись установлением этих глубоко правильных положений, Докучаев предложил в своей книге первый в истории науки комплексный план переделки природы и хозяйства наших степей. В этот план входили искусственное насаждение лесов и лесных полос на водоразделах и в долинах рек, строительство прудов и водоемов, борьба с оврагами, регулирование водного режима крупных рек, установление правильного соотношения между пашнями, лугами, лесами и водами.

Вильямс зачитывался прекрасной книгой великого русского почвоведа и давал ей впоследствии очень высокую оценку. Вильямс писал: «Наши степи…» есть тот огромный первый толчок, который когда-то привел в движение научно-агрономические и общественные силы и направил их по правильному научному пути».

Докучаеву удалось не только предложить план борьбы с засухой, но и начать его осуществление на практике, правда, в очень скромных масштабах. Докучаев добился организации «Особой экспедиции» Лесного департамента по разработке мероприятий, направленных на улучшение степного земледелия. Эта экспедиция провела огромную работу по изучению русских степей, закладке лесных защитных насаждений и прудов в нескольких районах южной России и особенно в Каменной степи Воронежской губернии.

Вопроса регулирования режима главнейших рек России экспедиция Докучаева не затронула, а между тем эта проблема имела исключительное значение для всего народного хозяйства страны. И вот в 1894 году, по инициативе и по настоянию ряда видных ученых, была, в дополнение к докучаевской, организована новая комплексная экспедиция по исследованию источников главнейших рек Европейской России.

Во главе экспедиции стал известный географ и геодезист А. А. Тилло (1839–1899) — автор первой гипсометрической (высотной) карты Европейской России. В экспедиции приняли участие профессора Московского сельскохозяйственного института В. Р. Вильямс и М. (К. Турский, известный географ, профессор Московского университета, первый русский доктор географии Д. Н. Анучин (1843–1923), геолог С. Н. Никитин (1851–1909) и инженер-гидротехник Ф. Г. Зброжек; в дальнейшем к участию в работах экспедиции был привлечен ученик В. В. Докучаева, геолог и почвовед Н. А. Богословский (1862–1914).

Экспедиция должна была всесторонне исследовать природные и сельскохозяйственные условия местностей, где находились истоки великих русских рек — Волги, Днепра, Дона, Урала, а также ряда их притоков, и установить, какое количество лесов и в каких размерах следовало сохранить или развести вновь, имея в виду, с одной стороны, водное хозяйство, а с другой — потребности земледелия.

Вильямса пригласили заведовать агрономическим отделом экспедиции.

В начале 1894 года руководители экспедиции часто собирались вместе, обсуждали планы летних работ и разрабатывали инструкцию для технических работников экспедиции. Эти встречи с крупными учеными, представителями разных отраслей знания, имели большое значение для Вильямса. Дмитрий Николаевич Анучин, бывший двадцатью годами старше Вильямса, являлся крупнейшим авторитетом среди русских географов и отличался необычайной широтой научных интересов: он был известен как антрополог, этнограф — знаток населения России, географ — специалист по вопросам гидрологии и рельефа прежде всего европейской части нашей страны. Беседы с Анучиным помогали Вильямсу широко знакомиться с новейшими научными данными по географии России, а Анучин, в свою очередь, многим был обязан Вильямсу за сообщаемые им сведения по географии русского сельского хозяйства.