Но больше всего приходилось Вильямсу общаться по вопросам вновь организованной экспедиции с лесоводом Митрофаном Кузьмичом Турским, учителем Вильямса по Петровской академии.

Турский, заведовавший лесоводственной частью экспедиции, был крупный ученый, хорошо известный как большой знаток русских лесов и специалист по лесоводству. Работая в Петровке с 1876 года, Турский не только прекрасно вел теоретический курс лесоводства, но и сумел создать хорошую опытную лесную дачу. При прохождении студентами курса лесоводства Турский особое внимание уделял практическим занятиям в лесу и собственноручной посадке студентами леса. Немало зеленых молодых дубков, остроконечных лиственниц и других деревьев, являющихся в наши дни лучшим украшением академического парка, посадил Вильямс при прохождении курса лесоводства еще в 1886 году. Сейчас же речь шла о другом — организовать такие исследования, которые привели бы к посадке не отдельных деревьев, а к насаждению или сохранению огромных массивов русских лесов.

Общение с Турским чрезвычайно усилило интерес Вильямса к намечаемой экспедиции. Турский, бывавший много раз за границей и видевший там, особенно в Германии, искусственно насаженные участки леса, критически относился к заграничному опыту в этой области. Он считал, что этот опыт не может быть механически перенесен в Россию, а кроме того, он нам и не нужен, так как в нашей стране создана своя практика искусственного лесоразведения и при этом в наиболее трудных для выращивания леса условиях южнорусских засушливых степей.

Недалеко от берегов Азовского моря, в Велико-Анадоле, еще в сороковых годах XIX столетия начались работы по насаждению лесов в степях. Турский бывал там и давал очень высокую оценку лесоводческим достижениям велико-анадольского лесничества.

Это являлось любимой темой разговоров Турского, и он охотно делился своими богатейшими знаниями со своим молодым товарищем по предстоящей совместной работе.

«Надо быть там на месте, — говорил М. К. Турский, — надо видеть собственными глазами великоанадольский лес, чтобы понять все величие дела степного лесоразведения, составляющего нашу гордость. Никакими словами нельзя описать того удовлетворяющего чувства, какое вызывает этот лесной оазис среди необъятной степи у посетителя. Это действительно наша гордость, потому что в Западной Европе ничего подобного вы не встретите». Чтобы подчеркнуть преображающее природу значение этих оазисов, созданных волей и руками человека, Турский добавлял: «Характер степи исчезает здесь бесследно».

М. К. Турский и Вильямс внимательно следили за работами «Особой экспедиции» Докучаева, знакомились с богатой русской литературой по вопросам лесоводства и искусственного лесоразведения.

Вильямс убеждался, что вклад русских ученых и практиков в разработку этого вопроса поистине колоссален.

Русский народ издавна стремился постигнуть секрет успешного разведения леса в степи. Жители степных краев с незапамятных времен старались оградить свои усадьбы и жилища от климатических невзгод с помощью искусственно посаженных деревьев и кустарников.

Результатом несомненного знакомства с уже существовавшим народным опытом явились первые государственные попытки степного лесоразведения, в довольно больших масштабах предпринятые при Петре I. В 1696 году (по другим данным — в 1698) при личном участии Петра были произведены посевы дуба в сухой степи вблизи Таганрога, в урочище Большая черепаха. Опыт оказался удачным, лес этот существует и поныне. В петровские времена подобные опыты разведения леса были проведе_: ны и в других районах южной России, особенно на Украине.

Известным научным обобщением опытов по искусственному разведению леса в степях России явилась книга выдающегося русского ученого, экономиста, выходца из среды русского крестьянства, Ивана Тимофеевича Посошкова (1652–1726). В своем замечательном труде «Книга о скудости и богатстве» (1724 г.) этот сподвижник Петра писал, что в степной полосе возле каждой деревни надо создать специальные лесные насаждения, «десятин десяток, другой». Для этого автор советует, чтобы степной житель, «вспахав бы, осенью намешал бы семян лесного — березового и липового, и кленового, и осинового, и дубового, и орехов спелых сырых четверик — другой туг же разместить. И как тот сеяный лес взойдет, то от пожару бы берегли. И первый год надобно его и пополоть, чтобы степная трава не заглушила его».

В начале XVIII столетия, когда западноевропейская наука еще и не помышляла о каких-либо трудах по лесоразведению в засушливых местностях, в России в книге Посошкова уже появилось своего рода первое руководство по степному лесоразведению. Это указывает на тот высокий уровень, на котором находилась «лесная наука» на Руси еще в самом начале XVIII столетия.

В XIX столетии в России в разных частях степного пояса с большим успехом были проведены посадки леса с целью изменения климата и улучшения условий ведения земледелия. Многолетние успешные труды на этом поприще деда писателя Г. П. Данилевского — И. Я. Данилевского (1769–1833), В. Я. Ломиковского (1777–1848), В. Е. Графа (1819–1867), В. П. Скаржинского (1797–1861) и многих других, обобщенные Докучаевым и Колычевым, показали, что вопрос о возможности и выгодности степного лесоразведения решен русской наукой положительно.

Костычев действительно имел фактические основания еще в 1885 году утверждать, что «древесная растительность может переносить сильные и продолжительные засухи несравненно лучше травянистой растительности».

Вильямс понимал, что исследование почв во время экспедиции должно носить направленный характер, связанный в первую очередь с интересами лесоводства и сохранения водных источников.

Коллективная инструкция для предстоящих работ экспедиции была к весне уже составлена и напечатана. Все авторы этой инструкции (Тилло, Вильямс, Турский, Анучин, Никитин, Зброжек) единодушно пришли к выводу, что «исследование должно иметь площадной характер и обнимать весь бассейн реки с главными ее истоками и притоками».

В агрономическом разделе инструкции, составленном целиком Вильямсом, содержалась стройная программа работ по исследованию почв в лесоводственных и сельскохозяйственных целях. Вильямс требовал от технических сотрудников экспедиции детального изучения «состава и глубины» почвы на лесных и безлесных местах, водопроницаемости почвы, то-есть ее способности пропускать воду сверху вниз, ее волосности — свойства подымать воду из нижних горизонтов в верхние. Большое внимание уделил Вильямс структуре, или строению, почвы: он говорил, что нужно изучать «характер строения поверхности почвы и прочность этого строения».

После завершения всех полевых наблюдений было необходимо установить «относительную пригодность той или другой площади под облесение или под другой вид угодий».

Эта инструкция является замечательным, хотя и мало еще оцененным документом в истории почвенных исследований для строго специальных лесоводческих и сельскохозяйственных целей. Конечно, Вильямс писал ее не только для «лесных кондукторов» — техников, которые должны были производить самостоятельно целый ряд наблюдений. Он написал эту инструкцию прежде всего для себя как руководство при предстоящих больших полевых исследованиях. Так же поступил и другой русский почвовед, В. В. Докучаев, приступая к проведению своих знаменитых полевых исследований русского чернозема.

Вильямс решил, экономя время, не посещать Волжского и Днепровского участков экспедиции. Это не было упущением, ибо, как отмечал Вильямс, «мне приходилось в предшествующие годы изучать эти местности и я знаком с их характером в сельскохозяйственном отношении».

Все свое внимание весной и летом 1894 года он уделяет четырем участкам экспедиции по среднерусским рекам — Оке, Суре, Сызрану и Красивой Мечи.

Берега Оки Вильямс изучает на всем протяжении реки от ее верховьев в районе Орла до устья у Нижнего Новгорода, где она впадает в Волгу; но особый интерес для экспедиции представляли местности в верховьях Оки. Леса этого приокского края были разделены на 128 отдельных участков. Нужно было иметь энергию и выносливость Вильямса, чтобы суметь, используя лодку, лошадь и прежде всего свои собственные ноги, посетить все эти участки.