— Может быть, вы скажете бойцам несколько слов по этому вопросу? — попросил Троцкого комиссар Кивгела.

Троцкий согласился выступить. Он рассказал о том, что в рядах Красной Армии есть элементы, извращающие понятия о формах устройства общества, за которое мы воюем. «Я имею в виду коммуну с ее обобществленными средствами производства и равными условиями пользования благами труда». Из рядов послышалось: «Значит, все общее?» Буденный увидел, как Троцкий покраснел, голос его стал грубым и жестким. Когда же он заявил, что все будет общим при абсолютной ликвидации частной собственности, поднялся шум, послышались крики: «Эта коммуна — для коммунистов, а мы за большевиков!» Буденный поднял руку — наступила тишина. Он достал из кармана коробку спичек и стал громко объяснять: на одной стороне этой коробки мы напишем «большевик», а на другой — «коммунист». Повернет ли он, Буденный коробку эту одной или второй стороной, вниз или вверх, от этого ничего не изменится — коробка останется коробкой.

— То же самое назовите вы меня большевиком или коммунистом, будет одно и то же, — сказал в заключение комкор.

— Понятно! — ответили бойцы в один голос.

Уехал Троцкий недовольный. «Потом мне рассказывали, — писал впоследствии Буденный, — что, вернувшись от нас в Москву, Троцкий говорил: «Корпус Буденного — это банда, а Буденный — атаман-предводитель. Мое выступление эта банда встретила ревом, а один взмах руки Буденного произвел на них впечатление электрического удара. Это современный Разин, и куда он поведет свою ватагу, туда она и пойдет: сегодня за красных, а завтра за белых». После отъезда Троцкого Буденный и комиссар Кивгела долго молчали. Первым нарушил тишину комиссар. Он прямо заявил, что удивлен поведением Троцкого.

— Ничего, комиссар, при первом же случае, когда будет прямая связь с Москвой, я обо всем лично доложу товарищу Ленину. А сейчас прошу собрать сюда всех командиров, и будем думать, как нам повести наступление, чтобы в недельный срок настигнуть и разбить группу генерала Савельева.

Стояли жаркие осенние дни. Конный корпус продолжал движение к Новохоперску. На окраине села у глиняной хаты красногвардейцев встретила крестьянка с кувшином молока. Она подошла к Буденному и спросила на украинском языке:

— Хто вы таки?

— Красные, мамаша, — Буденный улыбнулся.

Она подала ему кувшин, и Буденный с аппетитом выпил холодного молока. Поблагодарил хозяйку. Женщина рассказала, что недавно белые убили ее мужа-инвалида.

— Я чула, — говорила она сквозь слезы, — що тут десь Буденный со своим отрядом. Чого же вин там десь скакае, если боляки тут недалеко, у Калача. Що, спугався небось генерала? Так вроде Буденный, говорят, храбрый.

— Может, и храбрый, — взволнованно сказал Буденный. — А врага мы из Калача выбьем…

Разложив перед собой карту, Буденный уяснил обстановку: конная группа генерала Савельева стремится прорвать наш фронт в стыке 8-й и 9-й Красных Армий и во взаимодействии с корпусом Мамонтова разгромить 8-ю армию, действующую на левом берегу Дона от Воронежа до Павловска. «Мы должны сорвать этот план», — решил Буденный. Он не стал ожидать указаний от командующего армией, ибо твердо знал не только состав сил противника, но и его замысел.

На рассвете 23 сентября корпус занял город Калач. 26 и 27 сентября разгорелись ожесточенные бои корпуса с кавалерией противника в районе Котовка — Березняги и пехотой противника севернее Казанской. Конница белых, как и предполагал Буденный, под мощными ударами 4-й и 6-й кавалерийских дивизий бросилась к переправе через Дон, но тут их преследовали части 6-й кавдивизии. Белоказаки начали беспорядочный отход к станице Казанской. Офицерская бригада генерала Арбузова пыталась оказать сопротивление, но командир кавполка Федор Морозов с криком «ура!» увлек бойцов в атаку. Морозова дважды ранило, под ним убили коня, но он нещадно разил белых. Он зарубил одиннадцать белогвардейцев, в том числе и генерала Арбузова. Буденный подъехал к Федору Морозову.

— Что, еще не успокоился после боя? — спросил Семен Михайлович. Он обнял Морозова и при всех расцеловал его. — Молодцом! Храбро ты рубил беляков, ох и молодчина, видать, рука у тебя, Федор, крепкая!

— Может, и крепкая, — смущенно улыбнулся Морозов.

— Ну а за то, что лично зарубил белого генерала, — продолжал Буденный, — представлю тебя к награде.

Позже Буденный назначил Морозова начальником 11-й кавалерийской дивизии. Он геройски погиб на Южном фронте 30 октября 1920 года. Итак, группа генерала Савельева разгромлена. Не теряя времени, Буденный связался с командующим Особой группой войск Шориным и доложил о своем замысле. Однако Шорин не разделил точку зрения командарма и приказал конному корпусу идти на Бутурлиновку. У Буденного создалось впечатление, что командованию Особой группы не совсем ясна создавшаяся обстановка, и он заявил об этом главкому. В тот же день по приказанию главкома С. С. Каменева начальник штаба Реввоенсовета республики П. П. Лебедев телеграфировал командованию Особой группы: «…представляется крайне желательным, чтобы Буденный нанес еще один короткий удар в юго-восточном направлении; это приведет к тому, что вся 9-я армия легко выйдет на Доп. После этого короткого удара, который не должен длиться долее 1–2 дней, Буденного желательно повернуть, но не на Бутурлиновку, а примерно на Павловск, дабы далее направить его по тылам противника, наступающего на Лиски, Коротояк, что, несомненно, вызовет встречное движение конницы противника и подставит ее под удары Буденного. Вполне целесообразнее ваше приказание от 27 сентября Буденному двинуться на Бутурлиновку в то время, когда он еще был значительно севернее, сейчас же это может привести к тому, что корпус будет только болтаться между двумя полями сражений в тылу своих частей. Поэтому главком просит вас изменить ваш приказ от 27 сентября и отдать новое распоряжение в соответствии с изложенным выше, но, однако, лишь в том случае, если у вас не будет опасения, что эта отмена приказания может сбить Буденного с толку». Шорин, однако, почему-то медлил. А время шло. Корпуса Мамонтова в районе Бутурлиновки уже не было. Стало очевидным, что надо немедленно двинуть конный корпус на помощь 9-й армии, помочь ей выйти на Дон. 30 сентября главком шлет директиву командованию Особой группы об ускорении удара конного корпуса для содействия выходу 9-й армии на Дон. «Сегодняшний день в конном корпусе Буденного прошел, видимо, только в разведке. Между тем по обстановке совершенно необходимо скорейшее освобождение конкорпуса для новой задачи. Поэтому потребуйте от конного корпуса еще одного короткого энергичного удара на юго-восток с тем, чтобы 9-я армия немедленно вышла на Дон и приступила к подготовке переправ», — указывалось в директиве главкома С. С. Каменева. В этот же день Буденный получил новую директиву Шорина: корпусу вернуться назад в Казанскую и нанести удар по белоказакам перед фронтом 9-й армии вдоль Дона на станицу Вешенскую.

— Безобразие, я никак не пойму товарища Шорина! — возмутился начальник штаба Погребов.

— Это просто-напросто предательство по отношению к нашей Восьмой армии!

О своем мнении комкорпуса срочно доложил командующему Особой группой войск.

Шорин, однако, стоял на своем. Дальнейший ход событий показал, что Буденный не ошибся в своих предположениях. В. И. Ленин писал члену Реввоенсовета Юго-Восточного фронта И. Т. Смилге 4 октября 1919 года: «Шорин жульничает, сберегая Буденного только для себя и вообще не проявляя никакой энергии для помощи войскам Южфронта. Вы будете целиком ответственны за устранение этого безобразия, равносильного предательству. Телеграфируйте подробно, какие реальные меры серьезной помощи и серьезного контроля за выполнением ее и с каким успехом применяете»[3].

Утром 2 октября Буденный получил директиву командующего Особой группой войск Шорина, в которой тот вынужден был согласиться с решением комкора. Однако вместо постановки задачи корпусу на разгром Мамонтова Шорин подчинил конкорпус командующему 9-й армией, поставив ему задачу с узкой целью не допустить продвижения Мамонтова в восточном и юго-восточном направлениях.