— Сколько я тебя знаю, — очень громко сказала женщина, — ты не просил меня ни о чем, только расспрашивал.

Лиггетт достал несколько пятицентовых монет и пошел к телефонной кабине позвонить другу-инженеру. Тот не ответил. Позвонил еще двум знакомым инженерам, так как собирался совершить тур по барам, где мог найти Глорию, и хотел быть с кем-то из мужчин, только не с одним из настоящих друзей. Друзья будут дома с женами или на вечеринках с женами, а он хотел ходить с человеком, который не знает Эмили. Эти инженеры не отвечали. Позвонил третьему, который ему не особенно нравился, тот очень радушно ответил и стал настойчиво приглашать его к себе на вечеринку с коктейлями, где собралась превосходная компания. Лиггетт отказался и через минуту понял, что может обрести общество мужчины в визитке, судя по разговору между ним и его женщиной. Спор принял неприятный оборот, женщина собиралась сию минуту уйти домой и отправить мужчине все его подарки: пусть делает с ними все, что угодно. Не желая оставаться наедине с этим человеком, Лиггетт допил хайбол, расплатился и пошел в соседнюю закусочную.

Первой, кого он увидел, была Глория, нарядно одетая в очень элегантный костюмчик. Она смущенно посмотрела на него. С ней были молодой человек и хорошенькая девушка. Лиггетт подошел, пожал всем руки, Глория представила его остальным и наконец предложила ему присесть на минутку, сказав, что они сейчас уходят.

— О, а я думала, мы здесь пообедаем, — сказала мисс Дэй. — Я очень проголодалась.

Все промолчали, тактично дав ей понять, что говорить этого не следовало.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Лиггетт.

— Нет, — ответила Глория.

— Я почувствовала себя очень глупой, грубой и все такое, когда ты любезно пригласила нас на обед, — сказала мисс Дэй, — но, право, мисс Уэндрес, я предпочла бы остаться у Бреворта и поесть там, потому что была голодна. Я…

Тут она замолчала.

— Думаю, нам нужно идти, — сказал мистер Браннер. — Глория, отложим этот обед на потом.

Он не пил, и у него были угрюмо-трезвые манеры, как у мужчин, которые временно воздерживаются от спиртного, но обычно любят выпить. Лиггетт быстро поднялся, пока они не передумали. Мисс Дэй, очевидно, решила повременить с едой, потому что тоже поднялась.

Когда они ушли, Лиггетт сказал:

— Я старался найти тебя. Звонил повсюду и собирался обойти все заведения в Нью-Йорке, пока не найду. Что ты пьешь?

— Ржаное с обычной водой.

— Ржаного с обычной водой, мне шотландского с содовой. Хочешь поесть здесь?

— Я обедаю с тобой?

— А разве нет?

— Не знаю. С чего ты звонил, как выразился, повсюду, хотя не знаю, куда ты мог звонить мне, кроме как домой.

— И к Мэнджеру.

— Это не смешно. Вчера вечером я была пьяна. Больше этого не случится.

— Нет. Это должно случиться. Непременно. Послушай, я не знаю, как начать.

— Если это какое-то предложение, то не начинай. Никакие предложения меня не интересуют.

Глория сознавала, что лжет, ее интересовало почти любое предложение; по крайней мере было интересно выслушать его. Но пока она не могла понять, к чему клонит Лиггетт. Он не сказал ничего, свидетельствующего, что пропажа манто обнаружена, но уклонение от этой темы могло быть тактическим и только тактическим. Она решила не касаться этого, пока не коснется он, и ждать первой фразы, говорящей, что Лиггетт хочет возврата этой вещи. Сейчас она была не готова разговаривать о манто. Может быть, попозже, но не сейчас.

— Знаешь, чего я хочу? — спросил Лиггетт.

У Глории вертелось на языке: «Да, норковое манто», — но она ответила:

— Не имею ни малейшего представления.

Лиггетт полез в карман и достал квитанцию на узел, оставленный на Центральном вокзале.

— Тебя, — сказал он.

— Что это? — спросила она, беря квитанцию.

— Ржаное мисс Уэндрес. Мне шотландское, — сказал Лиггетт подошедшему с напитками официанту. Когда официант отошел, он продолжил: — Это на твои платье и пальто. Ты взяла деньги, которые я оставил. Этого достаточно?

— Достаточно. Как понять, что ты хочешь меня?

— Думаю, это совершенно понятно. Я хочу тебя. Хочу…если я сниму тебе квартиру, будешь жить в ней?

— О, — произнесла она. — Знаешь, я живу дома вместе с родными.

— Можешь сказать им, что нашла работу и хочешь жить на окраине.

— Но я не говорила, что хочу жить на окраине. Почему ты захотел меня в любовницы? Я не знала, что у тебя есть любовница. Я знаю эту отговорку, так что можешь не произносить ее.

— Я и не собирался. Я хочу тебя, вот почему.

— Хочешь, я скажу?

— Ну…

— Прежде всего потому что я хороша в постели, а твоя жена нет. Впрочем, если хороша — не возмущайся. Догадываюсь, что хороша, судя по тому, как ты это воспринял. Но она тебе надоела, и ты хочешь меня потому, что я гожусь тебе в дочери.

— Более-менее верно, — сказал Лиггетт. — Встретить бы тебя, когда я был совсем юным.

— Ты не так уж молод. Я видела фотографии твоих дочерей у тебя в гостиной, они немногим младше меня. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя слишком старым, поэтому не будем останавливаться на возрасте. Ты хочешь меня и думаешь, что если будешь платить за квартиру, я буду твоей и больше ничьей. Правда?

— Нет. Это не так. Глория, меньше часа назад, до того, как нашел тебя, я понял, что с кем бы и в какой постели ты ни была, я все равно хочу тебя.

— О! Отчаянно хочешь. Ты слегка беспокоишься о том, что тебе скоро стукнет пятьдесят, так ведь?

— Может быть. Не думаю. У мужчин не бывает менопаузы. Возможно, мне осталось не меньше лет, чем тебе. Я хорошо о себе позаботился.

— Надеюсь.

— Надеюсь, ты тоже.

— Обо мне не волнуйся. Завтра я первым делом отправлюсь к своему другу на Парк-авеню.

— Кто он?

— Друг на Парк-авеню? Мой врач. На этой неделе смогу сказать тебе, все ли в порядке с тобой и со мной.

— Ты всегда к нему ходишь?

— Всегда, всякий раз. Послушай, я не хочу сидеть здесь и говорить о венерических болезнях. Ты не дал мне досказать то, что я говорила. Ты думаешь, я буду тебе верна, потому что снимешь для меня квартиру. Мой щедрый друг, я буду верна тебе до тех пор, пока захочу, может быть, год, может, только до завтра. Нет, мне не нужно никакой квартиры. Если хочешь снять квартиру, куда мы можем отправиться, когда я захочу пойти туда с тобой, или куда можешь приводить кого угодно, это полностью твое дело. Но, оглядев твою квартиру, я поняла, как ты живешь. Нет. У тебя недостаточно денег, чтобы владеть мной. В прошлом году, точнее, прошлой осенью, я поняла, сколько стою. Сможешь оплачивать содержание ставосьмидесятифутовой яхты? Дизельной?

— Честно говоря, нет.

— Так вот, этот человек может и оплачивает, хотя, держу пари, пользуется яхтой пять-шесть раз в году. Ходит на ней на лодочные гонки, берет с собой большую компанию молодых людей, отправляет ее во Флориду, когда едет туда, а до того, как он приобрел эту яхту, я видела ее в Монте-Карло.

— Пожалуй, я знаю, кто это.

— Пожалуй, да. Так вот, он тоже меня хочет.

— Почему же ты не сходишься с ним, если тебе нужны деньги?

— Знаешь почему? Видел картинки с гномами в воскресных газетах? Маленьких человечков с тонкими, как спички, ножками, выпуклыми животами, большими пупками и сморщенной кожей? Вот так он выглядит. К тому же не могу сказать, что мне нравится его представление о занятиях любовью. Уф-ф.

— Что это за представление?

— Право, не знаю, как тебе сказать. Неловко. Может, ты слышал, если знаешь, кто это такой.

— То есть он извращенец?

— Ха! Извращенец. Слушай, дорогой, знаешь, почему ты мне нравишься? Ты нравишься мне. Знаешь, почему? Ты просто-напросто обыкновенный, дюжинный, заурядный человек. Считаешь себя удачливым и изощренным, потому что неверен жене. Так вот, я могу рассказать тебе вещи об этом дрянном, проклятом, грязном городе, которые… уф-ф. Я знаю человека, которого едва не выбрали… Пожалуй, мне нужно придержать язык. Для своего возраста я слишком много знаю. Но ты мне нравишься, Лиггетт, потому что хочешь меня так, как я хочу, чтобы меня хотели, без всяких причудливых вариаций. Давай уйдем отсюда, здесь слишком уж благопристойно.