Лиггетту тоже было кое-что понятно.

В тот же день, в среду, произошло совпадение: Глория решила, что не хочет несколько дней видеть Эдди, а Эдди решил, что не хочет несколько дней видеть Глорию.

Глория отправилась с матерью за покупками, купила пляжную шляпу с цветочной лентой за восемь долларов пятьдесят центов; пляжную пижаму с горизонтальными полосами, обошедшуюся матери в двадцать девять долларов пятьдесят центов. Купила костюм для серфинга с завязками на плечах за десять долларов девяносто пять центов. Летнее платье за двадцать девять долларов пятьдесят центов и простеганную шерстяную шляпу с пером за три доллара девяносто пять центов. Еще льняной костюм, темно-синюю куртку и белую юбку за поразительную цену семь долларов девяносто пять центов, шерстяную спортивную куртку за двадцать девять долларов пятьдесят центов, трикотажную шляпу с завитком за двенадцать долларов пятьдесят центов, два пикейных теннисных платья (с кружевными поясами) по цене десять долларов семьдесят пять центов за каждое. Дядя дал матери на расходы сто пятьдесят долларов, и покупки обошлись почти точно в эту сумму. Мать практически не вмешивалась, пока дочь делала покупки, настроение у Глории было хорошее, и она пришла домой с твердым намерением отправить костюм Нормы Дэй в химчистку.

Завертывая костюм в газету, Глория не удержалась от искушения заглянуть в нее. То была позавчерашняя «Миррор», и она с удивлением обнаружила, что не удосужилась прочесть колонку Уолтера Уинчелла. Бегло просмотрев строчки, нет ли там, случайно, ее фамилии (все может быть), стала читать внимательнее, узнавая, что Барбару Хаттон отправляют в Европу, чтобы она забыла Фила Планта, что роман между Конни Беннетт и маркизом дела Фалезом пришел к концу, «ее новая привязанность — Джоул Макрэй». Прочла несколько строчек из романа «Гранд-Отель», который публиковался в «Миррор» с продолжениями, затем обратилась к рубрике «Что предвещают вам звезды». «Сегодняшний день, — говорилось там, — должен принести воодушевление корреспондентам, машинисткам, писателям и рекламщикам. Вторник может быть нервозным и огорчительным во многих отношениях днем, однако вечер вторника, как и среды, весьма благоприятен для развлечений и отношений с противоположным полом на дружеской основе. Не ожидайте слишком многого от среды. Это неблагоприятный день для всего, помимо обычных дел, четверг будет унылым днем для вспыльчивых. Остерегайтесь ссор и разногласий в делах и с возлюбленными. Суббота будет весьма благоприятным днем почти во всех отношениях; можете уверенно вести себя в деловой и бытовой сферах. Эта неделя благоприятна для тех, кто родился 29 января — 10 февраля, 3—11 марта, 1 — 10 апреля, 5—12 мая, 2–9 июня, 7—12 июля, 1–8 августа, 15–20 ноября, 29 ноября — 5 декабря, 7— 11 декабря, 24–28 декабря». Что ж, день рождения у нее пятого декабря, значит, в общем и целом, если она будет осмотрительна сегодня и сдержанна завтра — нельзя сказать, что у нее очень уж скверный характер, но иногда она выходит из себя, — неделя у нее должна быть хорошей, потому что суббота будет весьма благоприятным днем почти во всех отношениях, как предвещают звезды. Возможно, это будет хорошим временем для планирования поездки, и Глория тут же подумала о Лиггетте. Вся купленная одежда предназначалась для лета и для поездки, которую устраивает ей дядя, а если погода будет хорошей… Но о чем она думает? Совсем свихнулась, если планирует что-то в связи с Лиггеттом, хотя, возможно, у него проломлен череп? Что, если это так? Будут серьезные осложнения, и полиция быстро ее впутает. Конечно, там, в баре, был полицейский, когда она выбегала. Ему достаточно только спросить у бармена ее фамилию, и она окажется впутанной. Глория перепугалась и перечитала предсказание на вторник: «…может быть нервозным и огорчительным во многих отношениях днем». Ну да, таким он и был. Говорилось, что вечер вторника был благоприятным для развлечений и отношений с противоположным полом на дружеской основе, но ее отношения с Лиггеттом были не на дружеской основе, ни в коей мере, как сказал бы Эдди. Нет, этот прогноз правдив; обычно она в них не особенно верила, считала предрассудками; хотя, может быть, в них что-то есть, и быть сдержанной ей не повредит. К тому же вторник действительно был нервозным и огорчительным днем, и если учесть, что когда в баре началась та кутерьма, на улице было светло, то это было днем, а не вечером. Не ожидайте слишком многого от среды… обычных дел. Ну что ж, она отправит костюм девушки Эдди, мисс Дэй, в химчистку и вернет манто, эти дела должны считаться обычными. Завтра четверг, нужно остерегаться разногласий и ссор в делах (возврат манто должен относиться к делам, поэтому она избежит всех неприятностей завтра, вернув манто сегодня, и этим возвратом предотвратит ссору с возлюбленным). Как это сделать, она решит попозже. Но от нее не укрылась легкость, с какой она думала о Лиггетте как о возлюбленном. Каким бы он ни был, она любит его.

— Разве нет? — спросила она.

Эдди, когда бывал один в квартире, курил трубку. Это был один из немногих подарков, полученных от отца, не считая наличных денег. Спереди на чашечке трубки красовалась серебряная монограмма, в таком виде ее заказал отец, но трубка была хорошей и нравилась Эдди, несмотря на украшение. Курить трубку было дешевле, чем сигареты, и Эдди, когда бывал при деньгах, обычно покупал полуфунтовую жестянку табака и запасался папиросной бумагой. Таким образом, у него почти всегда было что курить.

Квартира была меблированной и, возможно, обладала историей, но в ее истории Эдди интересовало лишь то, что квартплата снизилась с шестидесяти пяти до пятидесяти долларов в месяц. Объяснялось это снижение наверняка тем, что в квартире что-то произошло. Эдди прекрасно знал, что депрессия не привела к снижению квартплаты, достигавшей ста или меньше долларов в месяц. Плата за однокомнатные и двухкомнатные квартиры составляла столько же, сколько всегда, и агенты по аренде недвижимости могли даже позволить себе некоторую разборчивость, так как люди, раньше платившие по двести долларов и больше, теперь снимали более дешевые квартиры и платили квартплату. Значит, существовала какая-то причина, из-за которой эту квартиру можно было снимать за более-менее регулярную плату — пятьдесят долларов в месяц. Не нужно делать вывод, что Эдди совершенно не интересовался тем, что вызвало снижение квартплаты. Поначалу он не особенно ломал над этим голову; мебель не такая, какую покупают для меблированных квартир, ну и черт с ним. Нет, это были отборные вещи, очевидно, оставленные прежним съемщиком. Эдди думал, что, возможно, прежний съемщик был убит, может быть, обезглавлен бритвой. И решил предложить какому-нибудь журналу идею сделать материал о различных квартирах в Нью-Йорке, где были совершены громкие преступления. О той, где был убит Элуэлл, игрок в бридж; о комнате на Сентрал-Парк-Вест, где убили Арнольда Ротштейна. Выяснить, кто живет теперь в этих квартирах; знает ли нынешний съемщик, что раньше здесь жил, к примеру, Элуэлл; что за человек станет жить в квартире, где было совершено убийство; не влияет ли оно на сон нынешнего съемщика; снижена ли как-то квартплата; сказал ли агент по сдаче недвижимости будущему съемщику, что у квартиры есть прошлое. Это была одна из идей, которые Эдди отверг для себя, потому что не умел писать журналистские материалы, но передал бы ее пишущему другу, будь у него такой.

Трудно было понять, мужчина жил в этой квартире или женщина. Характерные мелкие вещи унесли. Там была кровать, днем закрытая большим, толстым красным покрывалом; дешевое (там все было дешевым) современное кресло; маленький камин, выглядевший не особенно практичным; складной ломберный столик; кресло с прямой спинкой, напоминающее цифру «5» без горизонтальной черточки. Над камином висела цветная карта Нью-Йорка с остроумными надписями, с внутренней стороны двери в ванную висела карта Парижа, очевидно, выполненная тем же картографом. Оставшиеся картины представляли собой любительскую копию: орхидею Джорджии О’Киф и гравюру Модильяни. Было несколько бронзовых пепельниц из магазина Вулворта.