Глория решила уехать. Одна. Обдумать все. Открыла ящик стола, где держала деньги, насчитала больше тридцати долларов. Куда ехать с тридцатью долларами, не прося ни у кого больше денег? Это место, то место, нет, нет, нет. Потом да: в половине шестого она могла сесть на пароход до Массачусетса. «Сити оф Эссекс» отходил в пять тридцать. Денег ей хватит на поездку туда и обратно, еду, чаевые, журналы. Она возьмет с собой самые необходимые вещи.

— Мисс Глория, телефон.

Это Элси снизу.

«Сити оф Эссекс» был построен в конце восемьсот семидесятых годов, и хотя это было еще довольно прочное судно, конструкторы его ориентировались на вкусы людей, не похожих на нынешних. При всей разнице во вкусах, граждане республики при администрации Резерфорда Берчарда Хейса[44] особенно отличались от граждан времен Гувера отношением к солнцу. Когда «Сити оф Эссекс» строился, американцы, путешествующие на океанских и каботажных пароходах, любили находиться в тени или по крайней мере не испытывали желания подниматься с одной палубы на другую, чтобы позагорать. Поэтому верхняя палуба «Сити оф Эссекс» была чуть побольше крыши столовой. Вокруг этой крыши, позади рулевой рубки, шел узкий мостик.

Если бы в настоящее время вкладывали столько денег в постройку судна, то устроили бы на верхней палубе место, где люди в хорошую погоду могли бы сидеть и лежать под солнцем. По краю палубы непременно бы установили надежные поручни. Они были бы достаточно высокими и крепкими, чтобы выдержать обычную нагрузку.

Однако «Сити оф Эссекс» был построен в конце восемьсот семидесятых годов, и какими бы забавными ни находили пассажиры искусные украшения и обстановку столовой, они не могли с похвалой отозваться о поручнях на верхней палубе этого старого колесного парохода. Поручни были слишком низкими; это было опасно.

Но Уэстона Лиггетта, находившегося на нижней палубе, меньше всего беспокоили поручни на верхней. Больше всего его волновало, находится ли Глория на борту, имелись и другие, более легкие, поводы для волнения. Неделю назад у него был дом, а теперь только номер в отеле. Он до безумия увлекся девушкой, годившейся по возрасту ему в дочери (Лиггетт не назвал бы это любовью: для этого он был слишком зол на нее). У него были основания полагать, что девушка находится на борту этого старого корыта, но полной уверенности не было. Более того, он не хотел предпринимать никаких шагов для того, чтобы это выяснить. Не хотел спрашивать эконома (он не желал иметь ничего общего с экономом, человеком с покатыми плечами и аккуратно подстриженными усиками; худощавый, с манерой держать сигарету между двумя пальцами, он сразу же наводил на мысль об увядающем мужчине, некогда имевшем у женщин большой успех, — такой человек, несомненно, проникнется гнусной подозрительностью при любом вопросе о молодой женщине, довольно высокой, хорошо одетой, примерно двадцати двух лет). Не хотел спрашивать стюарда или кого бы то ни было, поднималась ли на борт такая женщина. Возможно, в тайниках сознания Лиггетта весь этот и предшествующий день существовало сильное сомнение, что его брак пришел к концу. Образ мыслей женатого человека не меняется так быстро, если брак длился достаточно долго, отсюда и предосторожности, которые он принимал: звоня Глории, не назвался, потому что зарегистрировался в отеле под именем Уолтер Литтл. Заказал место на «Сити оф Эссекс» под именем Уолтер Литтл (инициалы были те же, что подлинные). Пытаясь дозвониться до Глории, он не назвал вымышленного имени, так как боялся, что она не станет перезванивать какому-то Уолтеру Литтлу. Не назвал и настоящего имени, так как был почти уверен, что она не станет звонить какому-то Уэстону Лиггетту. Отсюда все предосторожности до того, как сесть на пароход, и после посадки. На борту «Сити оф Эссекс» он не хотел, как мысленно выражался, раскрывать карты.

Лиггетт был совершенно уверен: Глория не подозревает, что он на борту. Она не знала, где он. Он находился в своем номере, когда она позвонила, но умышленно не ответил. Из отеля он больше никому не звонил, и поэтому было логично предположить, что любой звонок будет от Глории. Поначалу он не понимал, почему не отвечает, но как только телефон перестал звонить, поздравил себя с ловким ходом. Раз Глория звонила, значит, она дома. Могло статься, что она позвонила домой, чтобы узнать, нет ли для нее сообщений, но это было маловероятно. Скорее всего она звонила ему в отель из дома. Действуя по наитию, продолжая свой ловкий ход, он доехал на такси до квартала, где жила Глория. Машину отпустил. Он собрался быть терпеливым. Решил, что раз Глория дома, прождать, если понадобится, десять часов, пока она не выйдет. Купил две газеты в киоске в конце квартала и, поглядывая на часы с важным видом, чтобы каждый, увидевший его, подумал, что у него назначено свидание, стоял с газетами — одной развернутой, а другой сложенной и засунутой под мышку. Ждать ему пришлось недолго. Меньше чем через десять минут после того, как — по его мысленному выражению — он начал свое бдение, появилась Глория с сумкой. Он прятался от нее, пока она не села в такси. Лиггетт сел в такси на другой стороне улицы. Делал вид, что никак не решит, куда ехать (так оно и было, пока машина Глории не тронулась). Потом, увидев, что она сворачивает на улицу с односторонним движением, велел водителю ехать по ней, пока он не решит куда. Решение пришло само собой. С этой улицы такси Глории свернуло на другую, тоже с движением в одну сторону, шедшую, как и первая, на запад. Он последовал за этой машиной и видел, как Глория вышла у причала пароходной компании «Массачусетс энд Род-Айленд». Проехал еще несколько кварталов, вылез из машины и взял другое такси до причала, дав Глории время подняться на борт. Он знал довольно много о судах этой компании, так как плавал на них много раз, когда Эмили проводила лето со своей семьей в Хайяниспорте. Знал, что они никогда не отчаливают ровно в пять тридцать и он при желании может сесть на «Сити оф Эссекс» в последнюю минуту. Такого желания у него не возникло, так как в предпоследнюю минуту ему пришла мысль, едва не заставившая прекратить это преследование: что, если Глория отправляется в плавание с каким-то другим мужчиной? С каким-нибудь дешевым типом, раз он отправляется в такое путешествие. Дешевое, обыденное. Хуже, чем в Атлантик-Сити. Лиггетт чуть было не ушел, но потом подумал — какого черта? Если дело обстоит так, сейчас самое время это выяснить, если нет — представится прекрасная возможность поговорить с ней, заставить внять доводам относительно манто и прочих вещей, которые он хотел с ней обсудить. Ощутил себя слабым, беспомощным при мысли, насколько его жизнь зависит от ее согласия. Всего лишь ее согласия. Возможно, прихоти. Сейчас она может отказаться оттого, что приняла бы на будущей неделе. Очень многое зависело от ее согласия, а ее согласие очень во многом зависело от его подхода. Если угрожать, она может послать его подальше, но если подойти должным образом, то можно уговорить ее на все, что угодно. И в числе прочего у него появилось неодолимое желание уговорить Глорию провести с ним эту ночь. Поэтому, поднявшись на борт «Сити оф Эссекс», Лиггетт решил притаиться, а после ужина поговорить с ней, посмотреть, что получится. Он надеялся, что она не из тех, у кого начинается морская болезнь в заливе Лонг-Айленда.

На пароходе «Сити оф Эссекс» есть узкое пространство, опоясывающее все бортовые каюты, за исключением четырех по обоим бортам. На правом и левом бортах есть по комплекту из четырех кают, и читателю следует иметь в виду, что, путешествуя на «Сити оф Эссекс», занимать их ни в коем случае не следует. Эти неудобные каюты находятся перед кожухом, покрывающим по бокам колеса, которые приводят в движение судно. Лиггетт занимал одну из таких кают.

Делать было нечего, кроме как сидеть и смотреть в иллюминатор. Каюта была очень тесной, Лиггетт сидел на маленьком табурете, положив локти на подоконник, и курил сигареты. Пиджак он снял, чтобы чувствовать себя удобнее, и там было не так уж плохо, если смотреть в иллюминатор. «Сити оф Эссекс» довольно быстро идет вниз по Норт-Ривер и вверх по Ист-Ривер, под мостами, мимо (Лиггетт занимал каюту по левому борту) заброшенных муниципальных пристаней на Ист-Ривер, никому не известных трамповых судов, пришвартованных севернее Бруклинского моста, мимо района севернее Митчел-плейс, занятого домами на Бикмен- и Саттон-плейс, которые Лиггетт знал, — в них жили люди, которых он знал. Когда пароход приблизился к мосту Куинсборо и прошел под ним, он догадался об этом по шуму. Там стоял громкий, истеричный шум тысяч стоящих пассажиров и автомобилистов, спешащих домой в свои хибары в округах Куинс и Нассау. На всем пути вверх по реке и особенно возле Адских ворот Лиггетт думал о том, какая тяжелая работа быть мэром Нью-Йорка. Все работники доков, полицейский на Экстериор-стрит, больничные служащие, полицейские из водного отдела, люди, работающие на Велфер-Айленде (которого Лиггетт, разумеется, не видел), больничные служащие на одном из островов и истребители крыс на другом, женщина, вынужденная жить на принадлежащем городу острове, так как была распространительницей тифозной лихорадки, управлявшие паромами, ремонтники, работавшие под одним из мостов, — их было достаточно, чтобы образовать большой (и, возможно, отвратительный на вид) город. И все они знали единственное имя — Джеймс Дж. Уокер.