— То есть это просто их какашки?

— Не только, это биомасса, но, в примитиве, да. Итог третий. Начиная с пятого века всех великанов, пытавшихся подняться на поверхность, сразу же атакуют люди — маги. Некоторых убили — можешь представить, что это значит для них, вечно живущих. В итоге они перестали подниматься, но до сих пор пребывают в недоумении. У них есть устройства дистанционного наблюдения, и они знают, что на Земле их помнят и ждут, но стоит им подняться — атака. И вот это и есть самый интересный итог нашей разведки. На поверхности кто-то из магов всерьёз играет против землян.

— Тёмный университет в "изумрудном" городе? — предположил Александр.

— Только это и остаётся думать, — мрачно подтвердил Сергей Александрович. — Отсюда встаёт очень интересный вопрос: что нам рассказывать о результатах нашей миссии, когда мы поднимемся наверх?

Александр задумался, и картина, которая предстала перед его внутренним взором, ему совсем не понравилась.

Они перенеслись обратно к ограде Университета.

— Значит, вот как, "Изумруд" или кто там за ними стоит пытаются рассорить великанов с людьми, а также манипулировать волшебниками, — задумчиво сказал Сергей Александрович, — интересненькое дело получается. Думаю, у нас впереди большие свершения. Да, и уши убери.

Александр спохватился — на нём до сих пор были длинные собачьи уши. Они разошлись — Гуров отправился придумывать, как передать руководству волшебного мира карту перспективных нефтяных месторождений, не открывая тайны великанов, а Александр пошел оповещать членов тайной части "Летящего Паровоза" о срочном собрании, на котором собирался поделиться добытой информацией.

Собрание должно было состояться на следующий день, после уроков, на тихоокеанских островах. Но ещё до собрания Александр встретил сияющего Прохорова.

— Ты что это такой довольный? — с хитрым видом спросил Александр, ожидая услышать амурную историю.

— Представляешь, всё получилось! — воодушевлённо начал рассказывать Максим, — Я нашел одну лекцию, которую читают на шестом курсе по политологии о системообразующей травме, и всё встало на свои места! Это так здорово! Слушай, я больше не разрушаюсь! Смотри, всё просто! У каждой нации есть своя системообразующая травма — какое-то ужасное событие в прошлом, ради противостояния которому верхи мобилизуют силы народа. Для США это гражданская война и частично война за независимость, для Англии война роз, для СССР до войны с фашистами это была гражданская война, после будет война с фашистами. Ты понимаешь, это неизбежно! Если забывается и тускнет одна системообразующая травма, то начинает использоваться другая — но какая-то работает всегда! И в человеке точно также — в каждом человеке есть своя текущая на данный момент системообразующая травма.

Александр вздохнул — Максим сел на любимого конька. Но тема показалась ему интересной, и он даже рискнул ответить:

— А в чём новость? Мне кажется, нам об этом с первого курса твердили.

Максим чуть не лопнул от возмущённого удивления:

— Ну как ты не понимаешь? Разница в отношении! Если тебе говорят о том, что тобою управляют обиды детства, то первое твоё побуждение — это их стереть — победить — уничтожить! А это невозможно, такой подход только ухудшит здоровье, вызовет множество внутренних конфликтов, как у меня! А когда мы говорим о системообразующей травме, то тут совсем другое отношение! При таком подходе можно говорить о том, что вместо тяжелых и болезненных травм — таких, которые вызывают панику и спазмы — лучше использовать мягкие и неопасные, можно говорить о том, что эти травмы нужно изучать и переводить в разряд осознанного опыта, можно даже говорить об умении создавать самому себе системообразующие травмы для того, чтобы не впадать в неопределённость — например, кино какое-нибудь посмотреть о зверствах сил зла. Такой подход даёт спокойствие в душе — внутренние системы перестают кидаться друг на друга в стремлении погасить всё, что "неправильно", появляется возможность поутру провести самоанализ и спокойно сказать себе "сегодня я использую для принуждения самого себя такую-то давнюю боль". А потом знаешь что происходит? От постоянного осознанного использования эта давняя боль изучается с разных сторон и исчезает. Ты не представляешь, насколько это восхитительно, какая лёгкость в теле появляется! Я раньше иногда встать не мог, теперь легко хожу.

— Не представляю, — честно признался Александр. Всё, что говорил Максим, было ему совершенно непонятно, точнее, непонятно было то, почему у Максима это вызывает такие бурные чувства. Но для Прохорова это было, по-видимому, очень важным. Веселов решил перевести разговор в другое русло:

— Ну, а с девочкой-то как, встретился?

Максим сразу скис.

— С Мэри? Встретились. Кое-кто из тех, что называет себя друзьями, не предупредили её о том, что я теперь чудовище. Она чуть в обморок не упала. Потом жалеть меня начала… Меньше всего мне надо, чтобы меня кто-то жалел. Но девчонка хорошая, умненькая. Мы с ней так неплохо поговорила, если бы я не… могли бы и сойтись. Вдвойне обидно.

Александр почувствовал себя очень неудобно.

— Извини…

— Да ладно. Ты не виноват.

На этот раз собрание на пляже прошло очень успешно. С небольшим временным интервалом прибыли и студенты, и взрослые волшебники. Они расположились небольшими обособленными группками. Со стороны казалось, что никак не связанные между собой компании отдыхают на курорте. В действительности всех членов ордена соединили "прямым ветром". Это заклинание передавало даже тихие сказанные звуки, но не позволяло подслушать сказанное. Для страховки по периметру поставили ещё одно заклинание, отваживающее чужих: всякий, кто приближался к ограде, вдруг чувствовал неудобство и потребность уйти.

Александр кратко доложил итоги разведок. Пока он говорил, все остальные жевали захваченные из университета пирожки — для отвода глаз. Всем стало понятно, что грядёт большая война, что неизвестные и явно недобрые силы пытаются захватить контроль над Университетом и превратить мир немагов в сплошное страдалище.

— Для того, чтобы штурмовать базу в Антарктиде и одновременно сдерживать всех "изумрудовцев", наших сил не хватит, — сказала Ваулина, — может, привлечём знакомых из числа простых магов, не волшебников?

— Неплохая идея, — одобрил Гуров, — только ничего не говорите об университете. На вас наложена специальная магия, распознающая определённые слова. Потому говорите просто о том, что появились очень опасные силы зла, ставящие своей целью не просто господство, а создание мирового античеловеческого порядка, и что приглашаете в тайный орден. Это распространённая практика.

На этом собрании в орден приняли несколько первокурсников из числа тех, с кем старые члены ордена побывали в разным миссиях или кого знали лично. Приняли сразу десять человек, в том числе всех тех, кого нашла группа Веселова в прошлом году, плюс Мишку Андреева.

По окончании собрания охранные заклинания сняли. Майоров (как об этом было договорено заранее) сразу накинулся на Гурова:

— Сергей Александрович, ну ладно, с мусульманством и с новой религией вы мне всё объяснили… Ладно, оставляем христианство. Но объясните мне тогда, что с ним делать и как уменьшить влияние отрицательных моментов?

Александр запустил обнаружитель, нашел в кустах притаившегося Скоробогатова и удовлетворённо хмыкнул: теперь Вадим доложит ректору, что глупые энтузиасты мучили Гурова глупыми вопросами. Собрание они провели очень быстро, в том, что Скоробогатова не было в засаде в начале собрания, Александр был уверен. Гуров поймал подмигивание Веселова, едва заметно кивнул и ответил:

— Ну почему же, если хочешь, можешь новую создать, может, она и лучше получится. А про христианство ты учебники по истории христианской церкви читал?

— Да, все три. Мне показалось, что история церкви развивалась по нисходящей. Сначала откололось католичество, потеряло всю монашескую аскезу ортодоксов, всё учение о смирении, учение о трезвении и об отрицании прелести, одни "красивости" — и ничего более. Потом появились разные богомилы и протестанты — у этих всё ещё проще, не надо ни церкви, ни монашества, кто разбогател — тот и богоугодный, а о монашеских практиках и о том, что через молитву и пост можно стать разумным существом совсем другого порядка — вообще никакого понятия. И что нам теперь с ними делать?