— Дубровская, как я ему рану в ноге буду иначе обрабатывать? Мы им, между прочим, жизнь спасаем! Тридцать человек на каждую за один выход — неплохо! Что такого, если девушка при этом получит немного удовольствия? Между прочим, тоже могла бы бинтик с зелёночкой захватить.

— У меня нет как у тебя заклинания смотреть насквозь.

— Ну и что? Заведи себе очки специальные, всего-то делов — поулыбаться Веселову, похвалить Усачёва, они тебе за это всю научную часть на уши поставят и очки сами принесут. Ой, вот какой хорошенький. О, не жилец. Обидно. Тихонович, вы там закончили? Нас уже скоро в университете хватятся. Уходим домой!

Полупрозрачные девичьи фигуры исчезли. На некотором расстоянии от их местоположения появились две мужские фигуры, до того укрытые намного более качественными мантиями — невидимками. Это были двое очень пожилых мужчин, можно сказать — стариков.

— Последний раз я так умилялся, когда моя дочка танцевала на сцене в семь лет, — сказал один из стариков.

Мужские фигуры тоже исчезли, и осталось только отражение лунного света от нашитых на мантии эмблем ордена "Белый Орёл".

30-го августа все студенты должны были прибыть в университет, чтобы начать готовиться к новому учебному году и встрече новых студентов. 31-го августа профессор Марадей провёл для второго курса занятие по хоровому пению — разучивали приветственную песню. Затем помогали хозяйственным службам готовить пещеры для новых студентов — пещеры, освобождённые выпускниками, необходимо было очистить от забытых вещей и как бы забытых шуточных заклинаний. 1-го сентября получали учебники и оборудование для экспериментов. Оборудования набралось несколько ящиков, и мощные микроскопы были не самыми сложными устройствами в наборе. Таскать огромные ящики пришлось целый день, сначала для себя, потом для девчонок. Судя по оборудованию, второй курс должен был стать чем-то ужасным, по сравнению с чем первый курс должен был показаться детским садом.

В семь часов все курсы стояли в праздничном зале и ждали новых студентов. Ждать пришлось долго, впрочем, время зря не пропадало: после бурного лета впечатлений у всех было очень много, и народ активно делился историями. Отовсюду слышались охи и ахи: война немагов, противостояние с тёмными… опасных ситуаций было много.

— Это была полная задница, — рассказывал Шигарев, — я на авиазаводе такую историю наблюдал, закачаетесь! У наших самолётов в хвостовом оперении использовались трубы, силовая деталь. И вот эти трубы закончились, а новых завести не могли. Я случайно этот конфликт наблюдал, на сборке вертелся. Директор вызывает одного молодого конструктора, спрашивает, можно ли вместо трубы использовать гнутый из листа профиль в форме буквы "С". А тот говорит: "Нет, у открытого сечения момент инерции на порядок меньше, на изгиб хуже работает, самолет в воздухе развалится". Директор ему: "А ты сделай такой расчёт, чтобы он не развалился". Инженер: "Невозможно, гнутый лист использовать нельзя, только трубу". Директор: "Тогда на фронт пойдёшь". Инженер: "С удовольствием. В военкомате три моих заявления уже лежат. А обман подписывать не буду". Представляете? Инженер исчез, а в самолёты начали ставить гнутые трубой листы. Директор ради плана пошел на прямое преступление! Самолёты — если их нагрузят на фронте по полной — развалятся в воздухе!

— Ну и нормальная история, — сказал Майоров, — ради плана директора что угодно сделают. В западных странах, кстати, то же самое творится, только там ради денег это делают. Я специально интересовался. У американцев вон когда шли испытания нового палубного истребителя, конкуренты нанимали техперсонал, чтобы они дырки в силовых деталях сверлили. В результате войну с японцами американцы встретили на самолётах, которые очень сильно уступали японским.

Тут профессор Марадей подал знак, все разговоры затихли, хор затянул приветственную песню. Появились первые ряды первокурсников. Эти не смеялись и выглядели немного испуганными. Их было много — даже больше, чем в прошлом году. Война действительно заставляла многих задуматься о цели жизни. В рядах первокурсников Александр рассмотрел некоторых старых знакомых — тех, кого они нашли во время своих миссий. В душе что-то кольнуло — хотя они и виделись со многими из них чуть не ежедневно в коридорах, увидеть своих "крестников" в рядах первокурсников было почему-то весьма волнующим событием. Анастасия Дранкович, вытащенная из горящей церкви, Сергей Богуславский, найденный в разбомбленном поезде, ещё пять человек, найденных в разных школах, тюрьмах и воинских частях — сейчас они все шли в колонне первокурсников.

Приятным сюрпризом оказалось то, что в колонне первокурсников шел лучший друг детства Александра, его сосед по тайному поселению магов — Михаил Андреев. Александр знал, что он в этом году окончил школу магов, виделся с ним во время летних каникул, но даже представить не мог, что он окажется в Университете.

Распределение по учебным тайным орденам заняло небольшую вечность, но никто и не торопился. Спели ещё раз приветственную песню, потом перешли к другим любимым песням. Настроение у всех "старых" студентов было радостным и приподнятым, получился настоящий праздник.

К Мишке Андрееву Александр подошел в этот вечер последним — сначала он поприветствовал тех, кто попал в университет благодаря его стараниям. Зато потом они сели с Мишкой болтать надолго. К утру Михаил Андреев уже был членом "Летящего Паровоза".

— Всё, что мы рассказывали вам на первом курсе, было неправильным, — так начал первое занятие по магической логике второго курса профессор Фридрих Штройбах.

Магическая логика во втором семестре читалась лишь раз в неделю, по ней даже не было экзамена. Но заканчивать её преподавание руководство явно не торопилось — студенты с удивлением обнаружили её в расписании и второго курса. Почему-то увеличилось количество занятий по программированию. Среди новых предметов появились курсы черчения, сопротивления материалов, теоретической механики и материаловедения. Надоевшие всем заумные уравнения метафизики ушли в прошлое. Меньше стало занятий по заколдовыванию немагов, устройству человека и истории литературы. Но вот в чём преподаватели всех курсов остались неизменны, так это в стремлении удивлять студентов до изумления.

— Всё, что мы рассказывали вам на первом курсе, было неправильным, — ещё раз торжественно провозгласил профессор Фридрих Штройбах и победно оглядел зал. Зал послушно изумился.

— А как же насчет того, что необходимо быть добрым, предусмотрительным и блюсти самоконтроль? — спросил Юрген Трескофф. Ему, как бывшему фашисту, нестыдны были любые вопросы.

— Это всё неправильно, — отмёл возражение профессор, — если не по сути, то по форме, а значит, и по сути тоже. Мы говорили вам: "Вы должны думать о последствиях своих действий и стремится к тому, чтобы они были благотворными для всего мира". Но никто из вас в будущее хотя бы на десять лет заглянуть не сможет, чтобы в полноте все последствия спорного решения оценить. Таким образом имеем, что стремление удовлетворить этому правилу только разрушит вас. Тревога за то, что не все последствия будут благотворными, будет нарастать, и вам будет нечего противопоставить ей. Здесь нужно говорить о том, что необходимо научиться без уныния и торопливости идти по жизни и стараться благотворить, но не о том, чтобы все последствия были благотворными. Если нет опыта — то нет и способностей предсказывать развитие событий. Но откуда взяться опыту? Только из попыток радикально переустроить мир, или, как минимум, из раздумий об этом. Если нет мечты о радикальном переустройстве — то нет и размышлений, нет и опыта.

— Мы говорили: "Вы должны быть смиренными, вежливыми и вести себя кротко и уступчиво", и никто из вас не спросил, кому уступчиво. А это значит, что если бы среди вас нашелся такой человек, который любит действовать нахально и эгоистично, то он уже выдвинулся бы на первые роли и сделал вашу жизнь намного сложнее. Кроме того, от смиренного поведения не прибавляется опыта, как мы уже показали выше. Мы говорили: "Человек должен жить для счастья", и ни один из вас не кинул в нас тапочками и не сказал, что о полном счастье думают только те, кому плохо, а те, кому хорошо, думают только о том, как продлить или углубить своё "хорошо". Тут можно говорить о деяниях любви или о заботе о своём мире, о том, как изучать свои представления о том, почему человеку кажется, что ему плохо, но говорить только о смирении или только о самоконтроле будет недостаточно. Смертельно недостаточно! Но никто из вас этого не заметил.