Устойчивость нашего магического мира базируется, в основном, на наших особых возможностях по добыванию сведений. Магических семей немного, и они присматривают друг за другом. Такое возможно только до тех пор, пока нас мало. По сути, это жизнь в колыбели. Мы не сможем вечно жить в колыбели. Когда-нибудь маги и люди распространятся на многие новые миры, и тогда такая плотная слежка будет невозможна. Мы окажемся в таком же положении, в котором находятся немаги сейчас. Стабильность и справедливость в нашем мире будут зависеть от крупных общественных построений наподобие государств, с которыми пока никто не умеет управляться. Это может привести к возникновению самых ужасных царств чистого зла.

Не имея наших способностей по подслушиванию и подглядыванию, немаги будут вынуждены искать и находить какие-то новые формы построения общества, новые формы воспитания и обучения, что-то такое, что позволит изменить мир разумных существ в самой его основе. Это важно для всего человечества и, в первую очередь, для магического мира. В наше время дети магов, ещё не освоив толком математику и логику, уже учатся прямому воздействию мыслью на мир. До сих пор мир был прост, и это нам сходило с рук. Но долго так продолжаться не может, и если мы не научимся всем тонкостям управления сложными организмами, то наш мир канет в хаос. Наше будущее зависит от того, что будет создано в мире немагов".

"Вот так да! — подумал Александр, — а на истории волшебства нам сказали всего лишь, что разделение магов и людей произошло по инициативе Мерлина. А тут, оказывается, было изменение самой сути человеческого мира. Впрочем, чего ожидать от Штройбаха, письмо Мерлина прямо противоречит концепции консерваторов…"

Александр решил посмотреть текст письма на английском (он читал вариант на арамейском языке). Порывшись по каталогам, он откопал английский текст. В английском тексте, на удивление, не было последних трех абзацев.

— Как успехи, студент? — от чтения Александра отвлек голос начальника лаборатории.

— Восхитительно! Читаю письмо Мерлина. А не знаете, какие такие новые миры имел в виду Мерлин? Новые планеты или какие-то другие?

— Какие новые миры?

— В английском и латинском вариантах нет трёх абзацев, в которых говорится о новых мирах. Эти абзацы есть только в арамейской версии.

— А как ты нашел арамейскую версию?

— Да я нашел по каталогу "Мерлин", а арамейский вариант ближе ко входу.

— Обычно все смотрят английскую версию… так, так… восхитительно! Молодой человек! Да это же открытие! Где-то на рубеже средних веков кто-то подправил общеизвестные версии. Хм… Это проливает свет на некоторые события волшебной истории тысячелетней давности. Так, арамейский вариант к нам попал прямо от адресата… Видимо, только поэтому он и остался неисправленным! Мария Александровна! Посмотрите, что обнаружил наш студиозус! Да это же бомба! Это новость для всего волшебного мира! Удивительно, как это не заметили ранее?

Мария Александровна подошла, взяла арамейский свиток, повертела его в руках.

— Ничего удивительного. Начало совпадает, а между последними абзацами и основным текстом пропуск с узорами. Думаю, так и положили в хранилище, не глядя. Посмотрели на начало, решили, что это тот же вариант, и отправили в архив.

— Я напишу об этом открытии всем, кого знаю… Это восхитительно! Но нам пора расходиться. Рабочий день закончен. Вам ещё раз благодарность, молодой человек. Заходите ещё! Архивы у нас, знаете ли, большие, а работников мало. За такое открытие вам, кстати, полагается премия.

С ребятами Александр встретился только вечером, когда зашел в учебную комнату. На каждые двадцать комнат приходилась одна учебная комната, которую можно было использовать для учебы или вечеринок. Строго говоря, это была не одна комната, а четыре крупные пещеры, соединенные между собой арочными проходами. В каждой из них был свой камин, который разжигался только тогда, когда кто-нибудь из студентов устраивался перед ним. Зажигать дрова в камине приходилось самим студентам.

Когда Александр в семь часов вечера зашел в учебную пещеру, то обнаружил там Майорова, Шигарева и ещё несколько человек из их группы. Они пытались выстрадать домашнее задание по зельеварению. Приходу Александра обрадовались — это позволяло отвлечься от задания.

Василий наконец-то сменил свои кирзачи и военную форму на форму университета. Как оказалось, не по своей воле. Профессор Пащин поймал его в коридоре и строго — настрого приказал одеться по форме.

— А ничего куртка, теплая, — оценил Майоров, поглаживая полотно, — а я смотрю, ткань тонкая, думал, я в ней тут дуба дам, на этих полярных ветрах, боялся шинель отдавать.

— Будь спокоен, и теплая, и дышит, и не истирается, и не рвётся… до определенного предела, конечно, когда она уже может стать опасностью для тела.

— Так это что, мне одна одежда на все время учебы? — удивился Майоров.

— Да, а зачем больше? — в свою очередь удивился Веселов.

— Да нет, ничего… просто никак не привыкну, что в магическом мире все по-другому. У нас десять лет прошло — и всё, вещь уже устарела, старая. А у вас тут многим вещам по несколько сотен лет, и всё нормально.

— Да, это так. Слушайте, меня сегодня в архив занесло, там так много древних документов, просто восхитительно! Правда, у них там беспорядок ужасный, лежат письма Мерлина, а они даже не знают, что в них… Представляете?

— Угу. А кто такой Мерлин?

— Ты не слышал про Мерлина?

— Это вроде персонаж из сказки? — припомнил Шигарев.

— Да уж, из сказки… один из основных магов и, как выясняется, волшебник. Представляете, это по его инициативе людей и магов разделили на разные народы!

— Угу… интересно. Слушай, Веселов, вот ты мне скажи, ваши маги — волшебники мне совсем голову задурили с этим общим счастьем. Как по мне, так тут ничего сложного. Вот как у нас, в коммунизме, сказано: все люди должны бороться за общее счастье. От каждого — по способностям, каждому — по потребностям. Зачем нужно что-то ещё? Надо просто развить индустрию, производительные силы общества… Отличить плохого человека от хорошего совсем не трудно, воруешь — с должности долой. Чего они мудрят? — принялся за своё Василий.

— Точно, — продолжил его речь Шигарев, — кто неправильно выполняет свои обязанности, того просто бах — и долой! А мерзавцев — к стенке!

— Нет, не получится, — подумав, сказал Майоров, — начальник хорошего работника никогда не отдаст, скорее, кого-нибудь из молодых подставят и обвинят. Я вот когда на танковом работал, у нас там из-за спешки авария в литейке была, несколько человек погибло. Так на фронт отправили не старого опытного мастера, который просто недосмотрел, а молодого инженера, который вообще был ни причём. И, строго говоря, это правильно — от опытного работника больше толку, а сверху требовали доклада о наказании виновных. Так что наказаниями ничего не сделаешь. А потом, руководство иногда само виновато. Вот нашему директору спустили план на танки, а у него не было достаточно масла. Он наверх докладывает — нет масла, не смогу столько танков сделать, а на него сверху давят. Так что в итоге сделали? Выпустили танки, а вместо масла в коробку передач керосин залили.

— Как масла не залили? — удивился Шигарев, — так они же через сто километров шестерни сотрут.

— А вот так. Зато сделали, сколько сказали. Я себе танк хороший выбрал, там и радиосвязь работала, и масло я себе залил. Это как раз наша партия была, я знал, какой брать, мне потом командир не раз "спасибо" говорил.

— У всех разные критерии, кого считать мерзавцем, а кого нормальным парнем, — только и смог ответить Веселов, — одни за мат на улице расстреливали бы, другие не могут не подраться во время очередной пьянки.

— И всё-таки я не понимаю, — упорствовал Майоров, — как по-моему, так надо везде установить власть рабочих и крестьян, и будет везде мир и справедливость.