— Как вы меня нашли, Сергей Максимович? — задал Леша глупый вопрос, обратившись так, как требовали в Африке. Звание Мельникова так и осталось для всех загадкой. Как, впрочем, и то, на какую контору он работает — то ли на армейскую разведку, то ли на КГБ, то ли еще на кого-то. Кто в этом деле разбирался?

— Да уж нашли. Я тебя полгода искал.

— А что меня искать, я не скрывался.

— Потому-то и сразу не нашли. Знаешь, как лучше всего спрятать какую-нибудь вещь? Положить ее на видном месте. Но ты-то, кстати, был не на самом виду… Я на тебя еще там, в Африке, имел большие планы. Да вот не сложилось… А теперь ты вдруг тут обнаружился. И надо же — в самое нужное время и, что главное, — в самом нужном месте…

Пока шел разговор, машина петляла по каким-то глухим улицам. Время от времени Мельников оборачивался назад.

— Ладно, поговорим о деле. Ты, как я знаю, на работу пристроился. И как тебе эти люди, что тебя позвали?

— Странные, честно говоря. И не то, что у них денег навалом. Это я на Севере уже видел. Но что-то в них есть не то… Дерьмо какое-то. Мне-то стало даже любопытно. Думал так: погляжу, а свалить или, допустим, куда надо обратиться я всегда успею.

— Вот за это я тебя всегда и ценил. Правильно ты все просек. Так вот, у меня к тебе есть предложение. Ты готов пойти снова на службу?

— Опять куда-нибудь на войну?

— Нет. И служба совсем другая. Только запомни: все, что я тебе говорю, — государственная тайна. И честно предупреждаю: те, кто много болтает, долго не живут. Впрочем, что тебе объяснять. Ты ведь хочешь или не хочешь, все равно уже наш человек. У тебя, я вижу, вопрос на языке вертится? Так вот, я капитан КГБ. И в Магадан я прибыл по чрезвычайно важному делу. Такому важному, что мое начальство даже местным нашим коллегам не хочет все полностью говорить. Так ты готов?

Вопрос был тот еще. Как и большинство советских людей, Алексей Котов испытывал перед КГБ смутный страх. Но с другой стороны, «органы» лично ему ничего плохого не сделали. Да и то сказать: благодаря военкомату тропа его жизни пересеклась с играми всяких секретных контор. Так почему бы и нет?

— Хорошо, Сергей Максимович, я согласен. Подписывать что-то надо?

— Ага, кровью. Подписать мы всегда успеем. Теперь слушай. Компания, с которой ты так мило познакомился, нас очень интересует. Наши люди туда уже пытались толкнуться, да толку мало. А тут вдруг ты невесть откуда появляешься — и в самое яблочко. Знаешь, сколько бы я дал, чтобы на твое нынешнее место нашего человека поставить? Но тут ты оказался — прямо как по заказу. Одного я не пойму: что они в тебе нашли?

Услышав историю про драку во дворе, Мельников понимающе кивнул.

— Теперь понятно. Что же — крутой парень, северный бродяга. Они наверняка тебя проверили на «Сахалине» — он ведь и теперь в порту стоит. Так вот, работай у Старкова. Будет предлагать более серьезные дела, чем крутить баранку, — соглашайся. В общем, Баба Яга в тылу врага. Теперь о связи…

Высадив Кота за три квартала от гостиницы, капитан Мельников погнал машину не в сторону местной «конторы». Он двинул на узкую улочку, обсаженную чахлыми деревцами, на которой стояли недавно построенные кирпичные пятиэтажки. В квартире на третьем этаже его ждал тот самый парень, который пригласил Леху на встречу.

— Все в порядке. Надо подумать, как обеспечить ему прикрытие.

— А вы в нем уверены, товарищ капитан?

Мельников глянул на подчиненного так, что тот поежился.

— В НЕМ я уверен. В том, что не сдаст. А в остальном — это уже наше дело. Все, Прохоров, возвращайся в общагу и не отсвечивай. На сегодня все.

Дело, по которому капитан Мельников прибыл в Магадан, было весьма серьезным. Связано оно было с тем, ради чего вообще осваивался этот край — с золотом. Золото здесь сначала добывал трест «Дальстрой» — зэки под надзором НКВД. Именно они построили все: дороги, города, включая Магадан, прииски и шахты. В 1953 году, ввиду крутых перемен, «Дальстрой» упразднили. Зэков в Колымский край возить перестали. Из тех, кто сидел, — многих амнистировали. На смену подневольным рабочим пришли наемные, покатившие сюда со всей страны за большими деньгами…

Золото имеет такую особенность — те, кто постоянно находятся возле него, очень хотят урвать кусочек себе лично. Так было и при Сталине, несмотря на то, что за это расстреливали. Воровали все. Тащили потихоньку зэки, меняя «левый» металл на спирт и махорку. Тянули охранники и вольнонаемные. Перли начальники разных уровней. В 1937 году было расстреляно множество колымских чекистских чинов. И хотя официально они все были признаны японскими и другими шпионами, на самом-то деле их пустили в расход потому, что они слегка заворовались. Власти просто не хотелось признавать, что коммунисты, в смысле жажды золота, ничем не отличаются от простых смертных. Уже во время войны существовала на Колыме хорошо отлаженная индустрия скупки и торговли желтым металлом. А потом, когда сюда толпами поперли вольные, пришло еще и «дикое» золото. Тайга ведь большая. Что стоит работнику прииска подыскать в выходные какой-нибудь таежный ручеек и мыть там себе лоточком золотой песочек…

В общем, дело житейское. Незаконными старателями занималась милиция, Комитет подключался лишь в случаях особо крупного воровства. Но в июле 1965 года случилось нечто непонятное. В случайно задержанном в Шереметьево чемодане обнаружили крупную партию кварцевого золота. И что самое главное — совершенно неизвестного происхождения. Это было шоком. Дело в том, что можно точно установить «родину» металла — прииск, с которого он добыт. Это как отпечатки пальцев — каждое месторождение имеет свои особенности. «Дикий» золотой песок — тут вычисляется район с точностью до нескольких десятков километров, вокруг, опять же, какого-нибудь прииска. Такова уж геология. Россыпей без кварцевой жилы — основного месторождения — не бывает. А тут было именно «коренное» золото с неизвестного месторождения! Уже задним числом выяснилось, что подобный металл всплывал на подпольном столичном золотом рынке — среди частных ювелиров, зубных техников и так далее — уже не раз. Просто милиция прошляпила. Раскрыли дело, сложили в архив, а дальше за ниточку не потянули. Или не захотели.

Оперативные мероприятия вывели на трест «Магадануголь», вокруг которого наблюдалось какое-то странное шевеление. Да только вот люди, которые так или иначе попадали в поле зрения, как-то очень быстро погибали. А люди интересные. Взять того же Лозинского, очень не вовремя сбитого машиной. В сталинские времена он имел отношение к геологоразведке. И даже поступали на него сигналы, что он нечист на руку. Тогда ему удалось отмазаться. Мельников, изучив материалы дела, был уверен, что товарищ Лозинский просто сумел «перевести стрелки», подставив других людей. Может, все так хорошо для него бы и не кончилось, но тут сгорел Берия, заварилась большая каша, стало не до Лозинского, и ему удалось под шумок мирно уйти в отставку.

Дальше пошло еще хуже. Вышли на водителя большого человека в местном Управлении геологии Старкова. Были сведения, что он тоже приторговывал золотишком. И на тебе! Автомобильная катастрофа на 727-м километре трассы. Сам же Старков был чист аки ангел. Складывалось впечатление, что кого-то из местного Комитета тоже ослепил золотой мираж. Потому-то Мельников и остался, как подпольщик — один в чужом городе. И тут так удачно подвернулся Леша Котов, который — капитан знал это твердо — не имел с преступниками ничего общего.

11 апреля 1966 года, 72-й км Колымской трассы

Это ж надо — а ведь день начинался так хорошо… все было нормально! Леха крутил баранку на службе у Старкова. И, честно говоря, ему эта работа нравилась. Геннадий Сергеевич был хорошим начальником. Он не напрягал без особых причин, если нет работы — так и иди домой. Чем конкретно занимается Старков, Кот так и не понял. Они болтались по окрестностям Магадана, подъезжали к каким-то складам. Геннадий Сергеевич скрывался в подсобках и вел какие-то переговоры. В общем, другому начальству, капитану Мельникову, докладывать было пока нечего. Нет, Леша исправно сливал отчеты о своих поездках инженеру по технике безопасности Управления геологии, одному из связных Мельникова. Но всем было понятно — пока что ничего особо интересного не происходит.